Избранное трейдера waldhaber
«Бокс — противоестественный акт. Потому что все в нем задом наперед. Вы хотите двигаться влево, вы не делаете шаг влево, вы нажимаете на правый палец ноги. Чтобы двигаться вправо, вы используете левый носок. Вместо того, чтобы бежать от боли — как бы поступил здравомыслящий человек, вы вступаете в нее.»
Старый черный боксер из фильма «Малышка на миллион»
Я, честно говоря, уже устал читать здесь и на других форумах многочисленные ожидания разворота, попытки шортить в предвосхищении падения маркета, душераздирающие вопросы в никуда и ни к кому:" Когда же кончится это неуёмное ралли?!"
А всё имхо имхо за того, что обыватели (их, конечно, нельзя назвать трейдерами) не осознают, что трейдинг тоже, в своем роде, — противоестественный акт.
Маркет поднимается — надо покупать. Поднялся выше некуда — надо покупать. Vix — пробил всё: надо покупать. Индикаторы зашкаливают — надо покупать. Хочется все лонги закрыть и убежать к жене под сарафан — надо покупать. Вроде начал падать — надо покупать. По телевизору сказали п@здец неминуем — надо покупать! Все вокруг плачут и шортят — надо покупать !
Раз в несколько лет в меня во время трейдинга как-будто вселяется черт. Вот, ей богу, будто не я кнопки жму, а какая то потусторонняя сила. Хотя мое «Я» видит, что делать это нельзя. Самый большой урон этот черт нанес мне лет пять назад.
А крайний раз он поселился во мне 25 октября сего года. Я уже готовился поздравить себя с почти 100% годовой доходностью, как вдруг он мне приказывает делать сделку не по системе. Расслабленному успехом трейдеру очень легко внушить всякую чертовщину, и я благополучно сливаю под 25% депо. То есть, годовая прибыль за одну сессию снижается сразу на половину.
Казалось бы: Знай, что делаешь и делай, что знаешь. Куда еще проще?!
Я, разумеется, был расстроен. Не настолько, чтобы прыгнуть с балкона, но достаточно сильно, чтобы наложить на себя епитимию. Беса изгоняю ежедневными молитвами трейдами строго!!! по системе, резко заниженным объемом. И то ли бесу не интересны мое ковыряние единичными лотами, то ли он кого-то другого совращает, но вот уже подходит к концу второй месяц дисциплинированной торговли. Без единого убыточного дня
Сын богатых удиви родителей (отец — дворянин, помещик, мать — мещанка), Николай Морозов (1854–1946) провел безмятежное детство в родовом имении в Ярославской губернии. Приехав затем в Петербург для продолжения образования, он с блеском закончил университет по естественнонаучному отделению. Его ожидала хорошая карьера столичного ученого, университетского профессора. Но, увлекшись в 1870-е годы революционными идеями, он тесно связал свою жизнь с террористическими группами народовольцев, готовившими покушение на Александра Второго. Будучи впоследствии арестованным и приговоренным к пожизненному заключению, Морозов был брошен в одиночную камеру самой мрачной политической тюрьмы России — в Петропавловскую крепость, позже переведен в Шлиссельбургскую. Так он оказался один на один, можно сказать, с гамлетовским вопросом: «Быть или не быть?», но только доведенным до крайней своей заостренности: «Жить или не жить?» Тюремщики издевались над узниками (а с Морозовым по одному и тому же делу сидели десятки людей), месяцами цинично морили голодом, очевидно добиваясь как бы естественной смерти. У Морозова развились и стали быстро прогрессировать самые тяжелые заболевания: стенокардия, туберкулез, цинга, нервное истощение и другие. Однако человек решил жить — вопреки всем ужасам, вопреки, казалось бы, уже самой смертью проштампованной судьбе. И началась беспрецедентная борьба. Полуживой скелет, он не мог вставать с тюремной койки, ноги опухли — цинга и ревматизм. Тюремный врач уже отметил в лазаретном журнале, что жить Морозову осталось считанные дни. Но он встал. У него не было другого выхода — он решил клин вышибать клином, памятуя, быть может, шекспировскую мысль, что отчаянный недуг врачуют лишь отчаянные средства или никакие. Первые дни смог простоять на ногах, корчась от нестерпимой боли, лишь по нескольку секунд, затем, уже даже приплясывая на еще полумертвых ногах, больше и больше. Ноги стали разрабатываться, кровоток в них оживился, болезнь повернула вспять и постепенно отступила. Еще более жестким и каким-то неправдоподобным на первый взгляд способом он расправился и с другой страшной, совершенно неизлечимой тогда болезнью — чахоткой (туберкулезом). Уже кровь шла горлом, легкие гнили, смерть опять стояла у изголовья. И снова Морозов, загнанный в угол неумолимой дамой в саване, противопоставил ей свою непреклонную волю к жизни: вновь применил принцип «клин — клином». При кашле идет все больше крови? Значит, кашлять нельзя. Подавить кашель во что бы то ни стало. И Морозов из последних сил затыкает себе рот тюремной подушкой или просто рукой, задыхаясь и едва не теряя сознание, но с каждым разом все успешнее подавляя приступы кашля, а тем самым и болезненный процесс в легких. Так была побеждена чахотка (правда, далеко не сразу — эта борьба не на жизнь, а на смерть длилась многие годы), а также целый ряд других болезней(Некоторые современные медики объясняют факт самоизлечения Морозова от туберкулеза эффектом волевой задержки дыхания, которым он интуитивно воспользовался.).