Коронаистерия — как нас натравливают друг на друга
Доллар, рубль, нефть, индекс РТС, евро, ОФЗ, биткоин, золото, индекс S&P. Волны и циклы
Давайте представим такую картину.
Мы с вами находимся в местном пабе и оказываемся втянутыми в бурные дебаты с нашими соседями о порочном состоянии мира и о том, как мы должны это исправить. Мы говорим, что выход в свободных рынках и спонтанном порядке. Они говорят, что социализм — единственный путь вперед. По мере того, как наши третьи пинты истощаются, страсти накаляются. Посетители бросают на нас сочувственные взгляды. И тут вдруг один из наших собеседников начинает с пеной у рта обвинять меня в предвзятости, а вас — в бесчестных мотивах.
Я начинаю активно защищаться, стучу по столу правой рукой и призываю не переходить на личности. Вы поддерживаете меня, настаивая: “Нет, нет! Это не так, приятель — мы просто указываем на факты!”
Его друг хихикает, услышав это: “Чушь, товарищ! Нет такого понятия, как бескорыстный поиск истины”.
“Да, гражданин, — утверждает первый, — вы просто говорите это, потому что вы средний класс”.
Большинство людей согласится с тем, что это немного странный способ закончить дискуссию. Во-первых, указание на чей-либо классовый бэкграунд не демонстрирует, почему его позиция неверна. Во-вторых, человек не может изменить свое происхождение — и значит никто вообще не может выдвигать никаких аргументов. Поэтому, если ваша родословная намекает, что у вас есть предрассудки, вам лучше сэкономить время на обсуждение. Если не существует бескорыстного поиска истины, почему бы просто не сказать: “Ну, у меня есть моя предвзятость, а у вас — ваша. Нет никакого способа преодолеть этот разрыв, поэтому давайте закажем еще один напиток и оставим все как есть”. Но, честно говоря, я хотел бы понимать, на каком основании наши оппоненты могли бы знать о том, верны ли их аргументы в споре, если мы все принимаем предположение, что правдивость фактов — это слишком трудная задача для человеческого разума?
Большинство людей никогда не слышали о диалектическом материализме. Этот термин выглядит настолько тупым, что кажется, что только претенциозные студенты, слоняющиеся по коридорам факультета философии и курящие сигареты, свернутые вручную, могут полагать, что это как-то связано с реальной жизнью. Вряд ли диалектический материализм может оказать большое влияние на окружающий нас мир, поскольку лишь небольшая кучка радикальных марксистов может объяснить вам, что он означает.
Однако Мизес пишет, что диалектический материализм доминирует над идеями большего количества людей, чем вы думаете. Он был усвоен теми, кто не считает себя марксистами, и даже теми, кто считает себя антикоммунистами.
Когда Мизес выпустил свою книгу “Теория и история: интерпретация социально-экономической эволюции” в 1957 году, диалектический материализм все еще оставался официальной философией Советского Союза, а до падения Берлинской стены оставалось еще добрых тридцать лет. Однако критика Мизеса (см. Главу 7) по-прежнему актуальна. Идеи, которые представляет диалектический материализм, не потеряли свою популярность.
Второй и третий тома Капитала Маркса были опубликованы посмертно под редакцией его близкого соратника Фридриха Энгельса в 1883 и 1894 годах соответственно. Любопытно, что к тому времени основы экономической системы Маркса, представленные в первом томе 1867 года, полностью устарели. В некотором смысле, отправная точка анализа Маркса устарела еще до того, как завершение этого анализа было опубликовано. Это никоим образом не помешало огромному успеху марксизма в политической и культурной сферах. Нарратив эксплуатации наемных рабочих капиталистами жив и популярен даже сегодня, несмотря на растущий материальный уровень жизни и появление инновационных технологий, которые всего несколько лет назад были немыслимы.
Маркс, конечно, признал, что капитализм повышает уровень жизни подавляющего большинства людей, включая рабочих. Признание Маркса является как раз той причиной, по которой идею о том, что работники всегда получают вознаграждение на уровне прожиточного минимума, пришлось спасать, пересматривая концепцию прожиточного минимума. Считается, что теперь он включает не просто выживание и пропитание, а возможность полноценной жизни, в соответствии со стадией экономического развития. Некоторые критики считают эти перемены в идее прожиточного минимума достаточными для того, чтобы отбросить марксистскую теорию эксплуатации, но, строго говоря, сам факт того, что материальный уровень жизни рабочих возрастает при капитализме, вовсе не означает, что рабочие не эксплуатируются. Вполне возможно, что работники до сих пор не получают свою справедливую долю.
Вообще, Маркс по большей части содрал свою теорию у Адама Смита, приправив это своими и гегелевскими заблуждениями (я бы скорее сказал, намеренным враньём). Почему у него получилось так хитроумно скрестить ужа с ежом? Потому что у Смита не было стройной теории ценности, в то время предлагались разные, но все проваливались. Субъективная теория ценности позже была открыта Австрийцами. Суть её в том, что если Вася и Петя меняют яблоко на грушу, то один выше ценит яблоко, другой грушу, то есть ценность — не свойство товара, а его субъективная оценка индивидом. И вот исходя из совокупности этих субъективных оценок формируется рыночная цена товаров.
Суть капитализма состоит в том, что предприниматель должен так сочетать одни блага (факторы производства), чтоы из них получились более дорогие блага (как упомянул выше, их дороговизна определяется редкостью и востребованностью). Те, кому это удаётся, вознаграждаются прибылью, кому нет, получают убытки, банкротятся и с рынка уходят. Таким образом, на рынке остаются только самые удачливые (на текущий момент) предприниматели, что, правда, не гарантирует им успехов в будущем.