На фотографии к посту — дореволюционный дом рабочего Емельянова. Дому уже больше века, однако он выглядит вполне уютно. В советские времена такой дом простому рабочему построить бы не дали, так как русским запрещали иметь дома более 60 квадратных метров, тем более с мансардой. Большие дома в два этажа советская власть разрешала строить в Прибалтике и в других нацреспубликах, но только не в РСФСР.
Собственный дом для дореволюционного рабочего был скорее нормой. Цитирую из романа Горького «Мать»:
Жизнь в маленьком доме Власовых потекла более тихо и спокойно, чем прежде, и несколько иначе, чем везде в слободе. Дом их стоял на краю слободы, у невысокого, но крутого спуска к болоту. Треть дома занимала кухня и отгороженная от нее тонкой переборкой маленькая комнатка, в которой спала мать. Остальные две трети — квадратная комната с двумя окнами; в одном углу ее — кровать Павла, в переднем — стол и две лавки. Несколько стульев, комод для белья, на нем маленькое зеркало, сундук с платьем, часы на стене и две иконы в углу — вот и всё.
1. В первые годы царствования Николая II Россия стремительно развивалась, начатая прадедом императора индустриализация шла полным ходом. Транссибирская магистраль — крупнейший железнодорожный проект в истории — продвигал рельсы со скоростью 800 километров в год. Бурно растущие морские порты, такие как Порт-Артур и Новороссийск, укрепляли торговые и военные позиции страны.
Вершиной технологий были тогда крупные боевые корабли. Николай II строил броненосные крейсера и эскадренные броненосцы массово. Также талант русских инженеров раскрывался при возведении величественных мостов и при прокладке тоннелей, среди которых я упомяну Троицкий мост через Неву и Хинганские тоннели на восточном участке Амурской железной дороги.
Также на рубеже веков русские промышленники основали многие металлургические заводы, также прошли техническое перевооружение крупные машиностроительные заводы.
Рекомендую просмотреть оглавление статьи на Руксперте, посвящённой самым крупным стройкам тех 12 лет. Даже одно только их перечисление впечатляет (ссылка).
Владимир Ильич, восстань он сегодня из своего хрустального гроба в Мавзолее, немало удивился бы, узнав, что в блогах его называют «патриотом» и «государственником». При жизни Ленин писал, что патриотизм — такой же «опиум для народа», как и религия, и что в любой войне он будет поддерживать исключительно сторону «угнетённых». Цитирую, к примеру, из открытого письма Ленина другому коммунисту, Борису Лифшицу, более известному как Борис Суварнин (ссылка):
Но с марксистской точки зрения такие общие и отвлеченные определения, как «апатриотизм», абсолютно никакой цены не имеют. Отечество, нация — это категории исторические. Если во время войны речь идет о защите демократии или о борьбе против ига, угнетающего нацию, я нисколько не против такой войны и не боюсь слов «защита отечества», когда они относятся к этого рода войне или восстанию. Социалисты всегда становятся на сторону угнетенных и, следовательно, они не могут быть противниками войн, целью которых является демократическая или социалистическая борьба против угнетения.
… Но действительно ли евреи такие страшные и опасные обманщики или
«эксплоататоры», какими их представляют?
так вот, писать правильно не эксплуататоры, а эксплоататоры!
Но далее автор почему-то переключается на укропропаганду:
Стоит только вспомнить деревни малороссийские и великорусские, черную, курную избу орловского или курского мужика и малороссийские хутора. Там опаленная застреха и голый серый взлобок вокруг черной и полураскрытой избы,-- здесь цветущая сирень и вишня около белой хаты под густым покровом соломы, чисто уложенной в щетку. Крестьяне малорусские лучше одеты и лучше едят, чем великороссы. Лаптей в Малороссии не знают, а носят кожаные чоботы; плуг возят здесь двумя, тремя парами волов, а не одною клячонкою, едва таскающею свои собственные ноги. И при этом, однако, еще малороссийский крестьянин гораздо ленивее великорусского и более его сибарит: он любит спать в просе, ему необходим клуб в корчме, он «не уважает» одну горилку, а «потягает сливняк и запеканку, яку и пан пье», его девушка целую зиму изображает собою своего рода прядущую Омфалу, а он вздыхает у ее ног.