Что происходит, когда количество денег увеличивается? Это увеличение всегда означает, что некоторые люди получат больше денег, чем раньше. Предположим, что близкие личные друзья Дж. Пауэлла, экстраординарного производителя денег, мистер Голдман и миссис Сакс, внезапно обнаруживают, что их наличные средства увеличились. Теперь их оценка предельной денежной единицы изменилась, она стала меньше на их шкале ценности. Ценность предельной денежной единицы теперь ниже для миссис Сакс, и поэтому она будет использовать часть новых денег на товары и услуги, которые по ее шкале ценностей теперь оцениваются выше.
Таким образом, новые деньги начинают двигаться по экономике: первые получатели, г-н Голдман и миссис Сакс, тратят новые деньги до тех пор, пока их наличные средства снова не отражают их субъективную оценку предельной единицы. Между тем, дополнительный спрос на товары и услуги приводит к росту цен. Следующие получатели новых денег (те, кто снабжал мистера Голдмана и миссис Сакс товарами и услугами) теперь находятся в той же ситуации, что и первые получатели. Они тоже потратят свои дополнительные деньги, что приведет к росту цен на товары, на которые они их тратят. И так процесс продолжается, пока новые деньги не будут распределены по экономике. Некоторые цены растут, в то время как другие остаются прежними. Некоторые извлекли выгоду из этого процесса, а именно: те, кто получил новые деньги первыми, прежде чем цены были скорректированы; другие потеряли, а именно те, кто испытал увеличение своих денежных доходов только после роста цен, или кто вообще никогда не видел новых денег.
В последнее время стала набирать популярность относительно новая область экономической науки, называемая поведенческой экономикой (ПЭ). Такие исследователи как Дэниел Канеман, Вернон Смит и Ричард Талер, были удостоены Нобелевской премии за вклад в области ПЭ.
Фреймворк ПЭ возник вокруг критики неоклассической теории потребительского выбора. Основная проблема неоклассической теории состоит в том, что она считает, что шкала предпочтений жестко заложена в головах людей. Эта шкала все время остается неизменной независимо от всего остального.
Сторонники ПЭ считают, что это очень нереалистичный случай. Поэтому, чтобы сделать основную концепцию более реалистичной, они предложили ввести психологию в экономику.
Считается, что эмоциональное состояние людей влияет на процесс принятия решений. Поэтому, если потребители становятся более оптимистичными в отношении будущего, это является важным сигналом для бизнеса и повлияет на его инвестиционные решения.
Много было сказано о пугающих моделях, которые весной прогнозировали ошеломляющее число смертей от нового коронавируса.
Оглядываясь назад, как бы плоха ни была пандемия, она даже не приблизилась к предполагаемым мрачным цифрам — тем самым цифрам, которые рационализировали ограничения общественной жизни в Италии, Великобритании, Нью-Йорке, а затем и во многих других местах по мере распространения пандемии.
С тех пор исследователи пытались понять, как можно измерить влияние предпринимаемых мер. Уверены ли мы в том, что то, что мы делаем, работает? Где доказательства этому и есть ли другие меры, которые нам следует предпринять вместо этого?
Естественно, сторонники запретов уже давно говорят, что решительные действия правительства предотвратили возможный кошмар. А плохие результаты, которые мы получили весной и осенью, говорят о том, что мы сделали недостаточно. Скептики, с другой стороны, утверждали, что локдауны не принесли ничего, кроме вреда нашему обществу — физического, экономического и психологического, — и что кривые уровня заражения менялись независимо от того, какие меры проводились политиками, и часто до того, как их политика начала действовать. В августовском документе NBER Эндрю Аткесона, Карен Копецки и Тао Чжа “Четыре стилизованных факта о COVID-19” излагается неудобная для большинства политиков идея: вирус, похоже, быстро распространяется, убивает выборочно и никоим образом не реагирует на все, что пытаются сделать с ним политики.
Какая именно причина вызвала панику, которая погрузила цивилизацию во тьму? В поисках ответа на этот вопрос мы наткнемся на дату 11 марта 2020 года. Именно тогда Конгресс согласился на карантин по настоянию “экспертов”. За Конгрессом последовали губернаторы штатов (за некоторыми исключениями), и вскоре весь остальной мир присоединился к безумию локдаунов.
В феврале людям не терпелось узнать ответ на следующий вопрос: подчиняется ли этот “новый вирус” знакомым закономерностям, которые мы связываем с гриппом, сезонными простудными заболеваниями и другими предсказуемыми и управляемыми патогенами? Или это будет что-то совершенно иное, беспрецедентное в нашей жизни, ужасающее и смертоносное для всех?
Решающее значение на этом этапе имели сообщения общественного здравоохранения. Во время всех предыдущих пандемий после 1918 года на протяжении всего 20-го века центральным посланием было сохранять спокойствие, обращаться к врачу, если вы чувствуете себя плохо, избегать преднамеренного заражения других и поддерживать нормальное функционирование общества. Эти мессиджи долгое время считались ответственной позицией общественного здравоохранения, и именно так и обстояло дело большую часть января и февраля, когда публикации, независимо от политического лагеря, сохраняли трезвость и рациональность.