У Юрия Трифонова в повести «Долгое прощание» есть замечательный эпизод: Лёля, красавица-актриса, решается во всем признаться мужу.
«И эта правда, вся правда, голая правда была исступленней и голей, чем самая голая страсть. Он истерзывал, выпытывал из нее все: про того, другого, всех давнишних, и она рассказывала до конца, отдавала эту жалкую правду, они оба как будто сошли с ума. Теперь-то ясно, что было той ночью: конец. Но они не понимали, им казалось, что начинается что-то новое, необыкновенное».
Очень точно. Такая голая правда возбуждает иногда сильней, чем самая откровенная нагота. Это как бы новая доверительность, еще одна ступень в отношениях – вот теперь мы знаем друг про друга всё. И это одна из самых соблазнительных, но и самых необратимых ошибок: если узнали друг про друга всё – это действительно конец.
Дальше – только расходиться: и потому что сказано все самое стыдное (а стыдного потому и стыдятся, что жить после него уже как-то неприлично), и потому что двигаться дальше некуда. И еще одно наблюдение: есть трещины, которые не зарастают. Разовая измена простительна, ничего в ней нет страшного, но рассказать о ней – значит придать ей статус события. И тут уже надо принимать решение. Помню случай из собственной молодости, когда девушка – хорошая девушка, честная, устав выслушивать мои расспросы и попреки, угрюмо сказала: слушай, либо ты мне прощаешь это и мы пытаемся срастись опять и жить дальше, либо давай расходиться. И я сказал: давай расходиться, не срастемся. Потом я много раз об этом жалел, да и она, я знаю, тоже, но всё мы сделали правильно.