Крах Enron — это история не одного афериста, а целой связки людей и стимулов. Кеннет Лэй, сын проповедника из Миссури, сделал карьеру в энергетике и госструктурах, а затем собрал из слияний компанию Enron, которую рекламировали как «будущее энергетики». Джеффри Скиллинг, выпускник Harvard Business School и экс-консультант McKinsey, принёс в Enron агрессивную культуру трейдинга и «финансовой инженерии». Эндрю Фастоу, CFO, стал архитектором сложных внебалансовых структур. Все трое были официально не мошенниками, а «визионерами», пока иллюзия работала.

Схема держалась на трёх столпах. Во-первых, агрессивное mark-to-market: будущие прибыли по длинным контрактам сразу записывались как текущая выручка, раздувая отчётность. Во-вторых, сотни специальных компаний (SPE), созданных Фастоу, в которые выводили долги и проблемные активы, подставляя вместо реальных хеджей собственные акции Enron. В-третьих, токсичная корпоративная культура: «доите цифры», цена акции любой ценой, давление на аналитиков и аудитора Arthur Andersen. Внешне это выглядело как гениальный деривативный бизнес, внутри — как фабрика по прятанью убытков.

«И тебя вылечат… и тебя тоже вылечат… и меня вылечат…»

Элизабет Холмс родилась в 1984 году в Вашингтоне, в семье высокопоставленного чиновника (бывшего вице-президента Enron) и сотрудницы конгрессовского комитета. Училась на химического инженера в Стэнфорде, но в 19 лет бросила университет, чтобы «демократизировать медицину» – сделать анализы крови быстрыми, дешёвыми и доступными без врачей. В 2003 году она основала стартап, позднее переименованный в Theranos, и быстро стала любимицей Силиконовой долины, собрав вокруг себя легендарный совет директоров и статус самой молодой «самосделанной» миллиардерши.

Сердцем истории было обещание: десятки лабораторных тестов по одной капле крови из пальца, на компактном приборе Edison. Холмс уверяла инвесторов, СМИ и партнёров (Walgreens, Safeway), что технология уже работает с точностью классических лабораторий. На практике же значительная часть анализов выполнялась на обычных коммерческих аппаратах, часто с разбавленными образцами, а собственные приборы давали нестабильные и опасно неточные результаты. Компания фальсифицировала демонстрации, подменяла результаты в отчётах и ссылалась на «секретность», когда эксперты просили показать данные.

«Разве не стоит миллиона рублей вера в человечество?»

Сэм Бэнкман-Фрид – ребёнок академической элиты: родился в 1992 году в Стэнфорде в семье профессоров Стэнфордской школы права, окончил MIT, прошёл через проп-трейдинг в Jane Street и движения «эффективного альтруизма». В 2017-м он создаёт крипто-хедж-фонд Alameda Research, в 2019-м – биржу крипто-деривативов FTX, быстро ставшую одним из крупнейших игроков рынка с более чем миллионом пользователей по всему миру.

Официальный образ – гениальный математик-альтруист, который «зарабатывает, чтобы отдавать». На практике ключевая схема строилась на полном смешении денег клиентов FTX и собственных средств Alameda. По версии обвинения, FTX тайно перенаправляла депозиты клиентов в Alameda через скрытые «дыры» в коде, а та использовала их для высокорискованных сделок, погашения собственных убытков, покупки недвижимости на Багамах, кредитов инсайдерам и рекордных политических пожертвований.

Чарльз Понци родился в 1882 году в Италии, в семье, которая когда-то была зажиточной, но к его юности обеднела. Как и многие итальянцы того времени, он эмигрировал в США «за мечтой», перебивался случайными заработками, провалился в учёбе, поработал в банке в Монреале и там впервые увидел, как владелец закрывает дыру в балансе за счёт денег новых вкладчиков. По сути, он изучил схему «грабь Петра, плати Павлу» ещё до того, как придумал её собственную версию.

Афера родилась на стыке бюрократии и послевоенной инфляции. Понци заметил «неэффективность» в системе международных ответных почтовых купонов (IRC): их можно было закупать дёшево в странах с обесценившейся валютой и обменивать на более дорогие марки в США. На бумаге арбитраж выглядел законно и почти гениально. Понци обещал инвесторам 50% за 45 дней или 100% за 90 дней, объясняя доходность именно этим арбитражем. На практике он почти не занимался купонами: деньги новых клиентов шли на выплаты старым, а отчётность и легенда поддерживали доверие.

Бернард Мэдофф родился в 1938 году в Куинсе, в семье небогатых эмигрантов, и к 60–70-м годам прошёл классический путь «американской мечты» — основал в 1960 году брокерскую фирму Bernard L. Madoff Investment Securities, стал уважаемым маркет-мейкером и даже председателем NASDAQ. Его легальный бизнес был вполне успешным, а репутация — безупречной: «человек из обоймы», свой среди крупных домов Уолл-стрит, благотворителей и старых денег.

Параллельно с легальной брокерской деятельностью он выстраивает «закрытое» направление управления капиталом — эксклюзивный фонд для избранных клиентов, куда попадали через знакомых и «фидерные фонды». Именно там и жил главный монстр. Мэдофф обещал инвесторам стабильную доходность 10–12% годовых в любую погоду, объясняя её сложной, но якобы консервативной стратегией опционов и арбитража. На практике же схема была классической пирамидой: деньги новых клиентов шли на выплаты старым, а отчётность фабриковалась задним числом.