Не так давно знаменитый российский политолог Екатерина Шульман в разговоре с журналистами упомянула концепцию легитимности власти, как вере во власть, о том, что власть остается властью, пока в нее верят.

Концепция, на мой взгляд, весьма спорная, однако может служить хорошей точкой отсчета в рассуждениях о том, как приобретается и теряется легитимность власти в автократиях, и каковы в целом возможные траектории завершения авторитарных режимов. 

Начнем с простого постулата о том, что вера не требует доказательств. Но власть – это политическое лидерство и фактический контроль общественных ресурсов с условным или безусловным правом на их перераспределение. Статус домена – высшей властной персоны в авторитарных режимах любой степени жесткости -  требует постоянного риторического и обязательно действенного подтверждения его легитимности от тех или иных социальных групп, эту легитимность обеспечивающих.

Подтверждение легитимности в автократиях происходит через лоялизацию (демонстрацию интенции к сотрудничеству и/или действенное сотрудничество) или через насилие (демонстрацию интенции к насильственному подавлению чужой воли в свою пользу и/или непосредственно насильственные действия).

Я — безусловный релятивист. Все, кто меня читают, знают это. Если ты разбираешься в экономике, антропологии, биологии, математике, немного знаешь историю и читал Библию, ты не можешь не быть релятивистом. В противном случае ты невежда или идеалист, и оба варианта одинаково неприемлемы для меня. В конце концов, как говорят, у серого 50 оттенков.

К тому же я финансист и фонд-менеджер, а это накладывает весьма существенный отпечаток на образ мышления: ты мыслишь рациональными категориями, ты привержен формальной логике, исследуешь и определяешь причинно-следственные связи любого явления, ты взвешиваешь вероятности и соотносишь выгоды/издержки. Эти навыки помогают зачастую абстрагироваться от эмоциональных оценок и пытаться разобраться в сути вещей.

Но людей, имеющих совокупные, кросспредметные знания, немного. Те, кто способен проследить длинные и многофакторные причинно-следственные связи и соотнести, например, термодинамику, относительность и биологию поведения, всегда в меньшинстве, и к ним не очень-то прислушиваются обычные обыватели. Это очевидное социальное и даже биологическое явление: интеллектуалы всегда в меньшинстве, а большие интеллектуалы в еще “меньшем меньшинстве”, даже в самых развитых обществах.

Автор — приглашенный научный сотрудник Stanford Institute for Economic Policy Research (Stanford University), портфельный менеджер BlackRock (UK), колумнист WallStreet Window, Mises Institute, Eurasia Review.



Операция  не удалась: искаженная реальность, в которой оказалось р-ое правительство по собственной воле, привела к провалу. Это случилось не только благодаря у-му сопротивлению и помощи международного сообщества, но и по причине внутренних проблем р-ого  режима. И это объяснимо.

В парадигме несвободы есть два полюса: вы либо тиран, либо софт-автократ. 

Если вы тиран, мнение общества вас фактически не волнует, поскольку оно определенно не является опорой вашей власти. Исходя из этого, строится вся внутренняя политика тирании, основанная на тотальных и безапелляционных репрессиях и принуждении.

Если же вы софт-автократ, вам нужны, просто жизненно необходимы независимые оппозиционные СМИ, пусть ограниченные “красными линиями” и курируемые соответствующими государственными цензорами. Вам необходим более или менее открытый обмен мнениями. Почему? Потому что вам нужны реальные сигналы общества, а не моделированные или простимулированные вами же, вы не хотите поедать собственный хвост.

Пропаганда — важнейший инструмент коммуникаций политических групп с населением. Однако зачастую пропагандой называют то, что пропагандой не является. Пропаганда — лишь один из видов информационного моделирования социального сознания,  его  использует любая социальная группа, претендующая на власть или желающая ее удержать. 

Помимо эволюционных факторов — географического положения и природных условий, исторического наследия, культуры, религии и пр. — общественное сознание и политические предпочтения определяются информацией. Сама информация и ее влияние на социальные предпочтения, способ ее доставки и представления, основания и углы зрения для ее оценки в большой степени зависят от сформировавшихся этических ценностей, принятой социальной риторики и институтов, включая степень их трансформационной эластичности. В разных обществах с различным социополитическим и экономическим устройством влияние информации может иметь полярные результаты — от обретения свободы до ухода в рабство. Другими словами, информационное моделирование, его цели и результаты зависят от того, кто моделирует, где моделирует и кто адресат этого моделирования. 

В России привыкли говорить МЫ. МЫ выиграли Вторую, МЫ первыми запустили спутник и человека в космос, МЫ провели индустриализацию, МЫ создали великую русскую литературу…. МЫ… МЫ...

Это МЫ -  удобный способ исторического ревизионизма и компенсации этико-социальной и экономической недоразвитости. Это   – одновременно и историческая конъюнктурность, и исторический конформизм.

Если что-то людоедское, наподобие опричнины, дыбы, многовекового рабства или пыток в застенках спецслужб — это не МЫ, это отдельно взятые люди или, в лучшем случае, группы — царь, бояре, барин-самодур, салтычихи, нквдэшники, “сталин-берия”…. Это — вне «народа», это — по сторонам от всего «основного-хорошего», это — не главное, это — не МЫ.

Если же Петербург на болотах, победа над Наполеоном, военная гегемония в 18-ом веке, индустриализация в 30-хх 20-ого века, прорывы в науке, освоение космоса, Кутузов, Толстой, Чайковский — это все МЫ, это МЫ — Великая Россия.

Пара слов на тему внезапно образовавшейся новостной повестки о тотальном ограничении доступа россиян в Европу и другие развитые страны.

Такие предложения изначально выдвинула украинская сторона некоторое время назад. Предложения были частично поддержаны официальными лицами в Латвии и Эстонии, а также в Польше и некоторых других странах Восточной Европы. Одновременно представители властей главных европейских держав — Германии, Франции и Италии, а также США официально высказались против таких потенциальных мер. Олаф Шольц отметил: “мы воюем не с русскими, а с нынешним политическим  режимом”.

Вместе с тем абсолютное большинство всех оппозиционных лагерей в российском обществе также подвергло жесткой критике как заявление представителей Киева, так и поддержку этих заявлений представителями правительств прибалтийских государств и Польши. 

Для многих конец февраля стало лакмусовой бумажкой состояния российского общества,  индикатором, проявившим ключевые особенности социального развития в России. Для меня же  последние месяцы -  не более чем повод для подтверждения очевидного факта: социальное поведение и доминирующее общественное настроение имеют четко прослеживаемую причинно-следственную связь и эволюционные основания, не предполагающие никаких неожиданностей и сюрпризов.

Позволю себе быть кратким и прямо называть вещи своими именами. Российское общество архаично и примитивно практически во всех своих проявлениях — от индивидуального самосознания до предметов общественного консенсуса. Социальный индивид в России — это недоиндивидуальность, стремящаяся размыть персональную ответственность между другими членами социума или субсоциума с одной стороны и одновременно рассчитывающая на персональный успех за счет того же социума — с другой. Эта интенция к патернализму и безответственности — суть эволюционные следствия исторического развития российского государства во всех его проявлениях и аспектах. Многовековое рабство (о его генезе и драйверах в этом тексте я говорить не буду) консервировало человеческое развитие в буквальном смысле и, являясь наиболее архаичной формой коллективизма, выработало следующие “генетические” черты:

Для многих конец февраля стало лакмусовой бумажкой состояния российского общества,  индикатором, проявившим ключевые особенности социального развития в России. Для меня же  последние месяцы -  не более чем повод для подтверждения очевидного факта: социальное поведение и доминирующее общественное настроение имеют четко прослеживаемую причинно-следственную связь и эволюционные основания, не предполагающие никаких неожиданностей и сюрпризов.

Позволю себе быть кратким и прямо называть вещи своими именами. Российское общество архаично и примитивно практически во всех своих проявлениях — от индивидуального самосознания до предметов общественного консенсуса. Социальный индивид в России — это недоиндивидуальность, стремящаяся размыть персональную ответственность между другими членами социума или субсоциума с одной стороны и одновременно рассчитывающая на персональный успех за счет того же социума — с другой. Эта интенция к патернализму и безответственности — суть эволюционные следствия исторического развития российского государства во всех его проявлениях и аспектах. Многовековое рабство (о его генезе и драйверах в этом тексте я говорить не буду) консервировало человеческое развитие в буквальном смысле и, являясь наиболее архаичной формой коллективизма, выработало следующие “генетические” черты:

умах — властные элиты имеют конкурентные преимущества над остальными членами общества. Они заключаются в доступе к распределению общественных ресурсов, генерируемых производительными экономическими предпринимателями, а также в праве на насилие. Оба преимущества акцептируются социумом и являются легитимными до определенной поры, пока элитная группа или домен не будут сменены другими. 

Такой вид конкурентного преимущества для максимизации материального и социального успеха является точкой приложения непроизводительного рентного предпринимательства. Он не предполагает активное создание добавленной стоимости, его основной результат — это замыкание обмена благами на одной персоне или ограниченной группе персон без дальнейшего мультиплицирования и социального проникновения благ. Фактически это — одна из иллюстраций модели неравновесия — левериджа: «деньги-товар», когда товара перед деньгами не существует.