Олег Ков, кому остановиться? Передравшейся между собой буржуазии?
Их и остановил… матрос Железняк...
А вот потом уже начали реально решать проблемы страны, а не балаболить попусту с трибуны Думы...
А причиной гражданской были в первую очередь вопрос окончания войны и аграрный вопрос… Ну и как их было остановить?
Буржуазия не могла, а вот большевики таки смогли, правда не сразу...
P.S. Вы зря хотя бы не почитали Прудникову, она более чем доступно объясняет:
"Елена Прудникова. Да нет – одалживали, покупали. Чем только ни питались, вообще говоря, это отдельный разговор. У Льва Толстого есть статья «О голоде», так что всех желающих отсылаю к ней, мы уж не будем тут обсуждать. Там он очень подробно описывает, это был канун большого голода 1891 года. А вот «Брокгауз и Ефрон» писал о голоде следующее, это официальное издание, где-то 1913, по-моему, год, он отмечает голод: 1891 год – ну, естественно, 29 губерний, затем 1880-ый год, 1885-ый год – это всё большие голодовки. Вслед за голодом 1891 года наступил голод 1892 года в центральных и юго-восточных губерниях. 1897-98-ой – в том же районе. Голод 1901 года – в 17 губерниях. Голодовка 1905 года – 22 губернии. 1096 год, 1907 год, 1908 год, 1911 год – это массовые голодовки.
Д.Ю. Это царь организовывал голодомор?
Елена Прудникова. Нет.
Д.Ю. Само?
Елена Прудникова. Нет, это просто сельское хозяйство было доведено до такой степени, что уже жрать было нечего, не говоря уже о том, что даже в благополучных губерниях огромное количество людей просто голодало каждый год – это даже не учитывалось. Ну смотрите, если, как у нас говорят, сам-треть, сам-четверть – какая урожайность была в хозяйствах. У зажиточного было 70 пудов примерно с десятины, у середняка – 45-50, у такого довольно высокого бедняка – 35, у бедняка, у которого не было коровы, — 20-25 с десятины. Это, считай, половина уйдёт только на одни семена, потому что каждое зерно иногда 2 зерна приносило, иногда 3, иногда 4. В это время за границей было 120 пудов, 150 пудов, 180 пудов. Потому что земля была истощена до предела. Её, конечно, неплохо бы привести в порядок, но минеральных удобрений не знали, органических удобрений нет, даже отдохнуть ей не давали, потому что дашь участку отдохнуть – сам с голоду сдохнешь, не доживёшь до следующего лета.
Д.Ю. Ну и замечу, если вот такой голод, то, естественно, государство об этом знает, и государственная власть в курсе, а, соответственно, никаких государственных запасов, по всей видимости, не создавалось…
Елена Прудникова. Нет, создавалось.
Д.Ю. Что – дорог не было, не довезти было, что ли?
Елена Прудникова. Да были дороги.
Д.Ю. А почему же…
Елена Прудникова. Ну как у нас выполняется… Что сделал первое товарищ Сталин, когда стал Генсеком? Он наладил проверку исполнения решений государственной власти.
Д.Ю. Звериный оскал сталинизма.
Елена Прудникова. Звериный оскал сталинизма, да. У нас велели всем иметь, например, магазины на случай голода – амбары. Голода пришёл, посмотрели – а в амбаре пусто. Если крестьянина не пинать, он туда ничего не положит. Или, например, государственная помощь – во-первых, на этом очень хорошо наживались поставщики, ведь кому голод выгоден – тем, кто продаёт хлеб, правильно? Поэтому тут же взлетали цены, окоротить цены царь не давал, ибо стеснять инициативу предпринимателей нельзя. Государство покупало, как получится. Естественно, под это дело спихивали гниль и заваль, само собой.
Д.Ю. Эффективные собственники, да?
Елена Прудникова. Да, эффективные собственники. Потом это надо было довезти, и вот некий, например, майор, по-моему, или штабс-капитан 11 эшелонов загнал на запасные пути и сгноил там, и когда Николаю принесли жалобу на это, он написал что-то вроде: я его знаю, он хороший офицер, он так не хотел.
Д.Ю. Молодец!
Елена Прудникова. Да. Прекрасно было, царь у нас был замечательный.
Д.Ю. А вот если такого расстрелять, то это некрасиво получится.
Елена Прудникова. А за что его расстрелять? Он же не хотел.
Д.Ю. Непонятно абсолютно, да. Человек хороший, возможно, в прошлом режиссёр или ещё кто-нибудь.
Елена Прудникова. У нас стреляли только тех, кто смел протестовать. Например, при крепостном праве крестьянам было официально запрещено жаловаться на помещика, что бы помещик с тобой ни сделает, ты напишешь на него жалобу – за это тебя в каторгу отправят. Правда вопрос был: или в каторге хуже, чем дома – он философский, но всё же, и являлась ли ссылка на поселение в Сибирь таким же страшным актом? Может быть, это было благодеянием. Поэтому у нас стреляли ту доведённую до отчаяния тварь, которая смела протестовать. Вот как Кровавое воскресенье – пошли с петицией ко дворцу, дворец пустой стоит, а зато перед ним солдаты, которые просто стреляют, причём стреляли по бегущим, рубили бегущих – развлекались. Как же можно, офицера-то – ни в коем случае. Нет, помощь, конечно, оказывалась, какая-то кому-то.
Д.Ю. Ну тут ключевое, на мой взгляд: если так вот год за годом происходит голод – это же даже речь не про какие-то там, я не знаю, неурожаи, ещё чего-то – это голод конкретный, то государство в лице руководства, власти, царей, в конце концов, т.е. они ничего и не делали для того, чтобы это прекратилось, а те меры, которые предпринимали, они ситуацию…
Елена Прудникова. Они не могли ничего сделать.
Д.Ю. Почему?
Елена Прудникова. Почему я и говорю, что империя умирала. А что можно с этим сделать?
Д.Ю. Социалистическую революцию.
Елена Прудникова. Это Господь Бог нам сделал. А вот что можно было в рамках того строя сделать – да ничего.
Д.Ю. Поэтому, собственно, ничего и не делали. Для многих это открытие просто.
Елена Прудникова. Попытался сделать Столыпин, да, но это уже был акт отчаяния, эта вот его речь в Думе – это действительно крик отчаяния. Там что требовали левые – левые требовали отдать крестьянам помещичью землю. То же требовали кадеты – буржуазная партия говорила: отдайте хотя бы часть помещичьих земель, ну дохнет народ, дохнет! Но государь говорил, что нельзя – частная собственность. Ладно, но Столыпин выступил в Думе и сказал примерно следующее: ну отдадим мы – а толку? Они эту землю угробят так же бездарно, как угробили свою, а мы лишимся ещё и крупных хозяйств. Нельзя этого делать. Поэтому Столыпин попытался сделать хоть что-то, т.е. хотя бы выделить крепких хозяев, ещё раз расколоть село. Пусть они схлестнутся в звериной борьбе за существование, но кто-то… Понимаете Первая мировая война была для русской деревни благодеянием, она перемолола хотя бы 2 млн. человек, а лишних было 25 млн. В деревне было 25 млн. человек, для которых не было ни работы ни хлеба."