На этапе чемпионата мира по автогонкам, который проходил в Сан-Марино в 1985 году, произошла любопытная история — на старт вышло 26 гонщиков, но до финиша добрались лишь пятеро из них.

При этом на дистанции не было никаких серьезных аварий, и участники сошли совсем по другой причине — прямо перед гонкой были изменены правила заправки бензобаков, и почти все команды просчитались и в какой-то момент остались без топлива.

Это демонстрирует разницу между горизонтом и выносливостью — каждый гонщик заранее знал о длине дистанции, но из-за небольшого просчета так и не сумел ее преодолеть. То же самое мы наблюдаем и в инвестировании.

У молодого инвестора может быть 30 лет, чтобы накопить себе на пенсию. Но сможет ли он выдержать падение рынка на 50 или 70%? Сохранит ли он оптимизм во время рецессии? Не погонится ли он за «растущими» акциями и ракетами?

Менеджер фонда может сосредоточиться на десятилетнем периоде, но переживет ли его фонд один неудачный год, после которого инвесторы начнут выводить из него деньги?

Когда Франклин Делано Рузвельт в 1941 году открывал президентскую библиотеку, он вдруг неожиданно усмехнулся, что и заметили окружавшие его репортеры. Разумеется, они спросили его об этой усмешке, на что тот ответил:

«Я думаю обо всех историках, которые придут сюда, думая, что найдут ответы на все свои вопросы».

Мы очень многого не знаем, причем не только о будущем, но и о прошлом. История базируется на материальных источниках, но они охватывают лишь малую часть того, что когда-то произошло с человечеством.

Поэтому историкам приходится опираться на собственные теории и что-то додумывать самим. Вот что писал об этом Бэзил Харт: «Историю нельзя интерпретировать без помощи воображения и интуиции. Нам приходится выбирать среди противоречивых данных — там, где есть отбор, есть и творчество».

Какая часть «истории» инвестирования является выдуманной? Сколько исследований бизнеса успешных компаний замалчивает о рисках, которые могли бы реализоваться и погубить эти самые компании?

В древнегреческой философии было три способа, которыми вы могли убедить кого-либо в своей точке зрения:

— вы могли обращаться к эмоциям, что было известно как пафос;
— вы могли обращаться к авторитету или опыту, что было известно как этос;
— вы могли обращаться к разуму и логике, что было известно как логос.

Эти же методы долгое время применялись и для сравнения различных боевых искусств, когда люди пытались выяснить, какой из стилей боя наиболее эффективен. Сначала все опирались на пафос — в голливудских фильмах демонстрировались красивые сцены драк, чтобы благодаря эмоциям убедить зрителей в том, что один стиль боя лучше другого.

После этого все перешли на этос или на обращение к авторитетной фигуре, такой как сенсей или учитель. Там речь уже не шла о том, чтобы доказать эффективность этого боевого искусства — упор делался на уважение к традициям и на опыт великих мастеров.

К сожалению, ни пафос, ни этос не позволяли объективно сравнить один стиль боя с другим — мы не знали, было ли карате лучше бокса или превосходила ли борьба кикбоксинг. Все изменилось буквально 30 лет назад, когда семья Грейси организовала бои по смешанным единоборствам (UFC).

Финансовые пирамиды стали символом «лихих девяностых» — в какой-то момент их насчитывалось более полутора тысяч, и только официально от них пострадало около 20 млн. человек.

Все началось в Волгограде, где в конце 1991 года был основан «Русский дом Селенга». Людям понравилась легенда этой компании, ведь ее организаторы пообещали выгодно «вложить» их деньги и поднять тем самым родной регион. А сказочная прибыль (500% годовых) будоражила воображение..

Вскоре желающих «инвестировать» стало настолько много, что компания начала открывать офисы по всей стране. Деньги там уже не считали — их просто грузили в коробки и взвешивали на весах. А руководству окончательно сорвало крышу — оно написало конституцию и основало собственный орден.

Эта красивая история продлилась около трех лет, после чего выплаты дивидендов были «приостановлены». В итоге жертвами «Селенги» стали 2,4 млн. человек, а общий ущерб составил почти 3 трлн. рублей.

В мире было всегда полно мошенников и аферистов — некоторые из них были откровенными негодяями, а некоторые считались финансовыми гениями.

Вот почему аферы порой накрывали целые страны — тот же Джон Лоу стал казначеем Франции, после чего чуть не уничтожил ее денежную систему. Об этом случае (и о многих других) я уже писал, а сегодня хочу поделиться с вами менее известными, но не менее безумными аферами.

*****

В Китае тоже любят красивые истории — когда одна фирма начала рекламировать «целебные пирамидки», десятки тысяч китайцев захотели их приобрести. Более того, многие покупатели потом сами стали продавцами… нужно же было вернуть потраченные на них средства.

Так афера превратилась в пирамиду сетевого маркетинга — организаторы купались в деньгах, ведь их фигурки уходили по 15 тысяч долларов за штуку. К счастью, власти Китая быстро отреагировали и прикрыли эту лавочку, иначе ее жертвами стали бы десятки миллионов людей.

*****

Когда в Албанию пришел капитализм, люди о нем ничего не знали — они верили в экономическое чудо и мечтали разбогатеть. В итоге 65% населения оказались втянуты в различные пирамиды — этот показатель стал рекордным за всю мировую историю.

Стоит нам только включить телевизор, как на нас обрушивается поток новостей — где-то взорвался газ, где-то засыпало шахтеров, а где-то поезд сошел с рельсов и залил все вокруг какими-то химикатами.

Однако все эти аварии происходят не потому, что наш мир летит в пропасть — мы живем в очень сложной системе, и такое количество катастроф для нее вполне нормально. К таким выводам пришел социолог Чарльз Перроу, который посвятил этому целую книгу:

«Книга «Нормальные аварии» была опубликована в 1984 году, и в ней раскрывался необычный тезис: в определенных системах крупные аварии неизбежны и совершенно нормальны. По словам автора, несчастные случаи являются характеристикой самой системы.

Помимо того он обнаружил, что попытки сделать эти системы более безопасными, особенно с помощью технических средств, усложнили их и привели к новым авариям».

Сам того не подозревая, Чарльз Перроу описал работу фондового рынка — там тоже постоянно случаются катастрофы, и никакие средства не могут этого изменить. Те же фьючерсы и опционы должны были обезопасить инвесторов — в итоге они стали инструментами для спекуляций и сделали рынок еще опаснее.

До появления антибиотиков нейросифилис был смертельно опасен — действенного лечения от него не существовало, и большинство больных в итоге умирало.

Но однажды психиатр Юлиус Вагнер-Яурегг заметил, что после перенесенной лихорадки некоторые больные сифилисом вдруг выздоравливали. Он предположил, что повышение температуры помогает организму справиться с инфекцией, и решил провести несколько экспериментов.

Доктор начал вводить своим пациентам ослабленные возбудители тифа, оспы и малярии — его целью было вызвать у них лихорадку и подавить бактерии сифилиса. Эти процедуры нельзя назвать безопасными, и несколько больных от такого лечения скончалось.

В конце концов он остановился на возбудителе малярии, который был менее опасен для пациентов. И его эксперименты оказались успешными — после введения сыворотки шестеро из десяти больных шли на поправку.

С изобретением пенициллина врачи отказались от этой практики, но вклад Вагнера-Яурегга в медицину все равно огромен — он одним из первых осознал значение жара для борьбы с инфекцией и сумел применить это на практике.

Недавно в Bloomberg появилась статья о том, как американские миллионеры уходят от высоких налогов:

«В аэропортах Нью-Джерси и Лонг-Айленда десятки частных самолетов, направляющихся во Флориду, вылетают примерно в 23:40-23:55 по местному времени. А в аэропорт Кеннеди (Нью-Йорк) регулярные рейсы из Пуэрто-Рико прибывают примерно через 15 минут после полуночи.

Налоговые адвокаты рассказывают истории о клиентах, которые незадолго до 12 часов простаивают в своих роскошных машинах у въезда на мост Вашингтона, ожидания, пока часы переведут стрелки и наступит следующий день».

Таким образом миллионеры избегают налогового статуса Нью-Йорка — они проводят в нем меньше 184 дней и не считаются его жителями. Налоги в этом штате настолько высоки, что дешевле сотню раз слетать во Флориду, чем расплатиться с городским бюджетом.

При этом Нью-Йорк остается финансовым центром, поэтому богатые люди не могут его оставить. Им нужна Уолл-стрит с ее биржей, банками и офисами — ни один другой город не даст им столько денег, сколько дает Манхэттен и «Большое яблоко».

Инвестировать можно не только в акции, облигации и драгоценные металлы, но и в предметы искусства и антиквариат. Порог входа у таких вложений намного выше, но крупных инвесторов это все равно не останавливает. Так какова же доходность таких инвестиций?

Чтобы ответить на этот вопрос, я хочу рассказать вам историю одной картины, которую написал гениальный Леонардо Да Винчи — она называется «Спаситель мира», и вы можете увидеть ее на обложке этой статьи.

Эта работа датируется 1500 годом — именно в этот год великий художник продал ее королю Франции Людовику XII. Точная сумма сделки неизвестна, но в 1519 году «Мона Лиза» была продана за 4000 золотых дукатов, что в переводе на современные деньги составляет 600 тысяч долларов. Так что в своих расчетах будем отталкиваться от этой цифры.

Сам Леонардо эту свою картину не подписал, но столетие спустя у наследницы французского короля Генриетты Марии была найдена гравюра с ее копией, подписанная таким образом, будто бы она сделана с шедевра самого Да Винчи.

Хайнц Берггрюн родился в Берлине в 1914 году, но в юном возрасте был вынужден покинуть свою страну — у него были еврейские корни, и оставаться в нацистской Германии было просто небезопасно.

Он иммигрировал в Соединенные Штаты, где поступил в университет Беркли и начал изучать искусство и литературу. В молодости его нельзя было назвать многообещающим талантом, но в итоге он стал самым успешным арт-дилером XX века.

Берггрюн открыл многих гениальных художников, и для этого ему пришлось совершать немыслимые для других коллекционеров поступки. Например, однажды он продал несколько полотен Сезанна и Ван Гога, вместо которых купил неизвестные тогда работы Пикассо, Клее, Брака и Матисса.

В 1996 году Хайнц вернулся на родину и продал часть своей коллекции Национальному музею — это было чем-то вроде подарка, потому что за картины стоимостью 1 миллиард евро коллекционер запросил всего 100 миллионов.

Когда человек собирает такое количество шедевров, то это само по себе кажется поразительным. Искусство очень субъективно, поэтому на раннем этапе практически невозможно определить, кто из художников «выстрелит» и станет новым Сезанном.