Недавно я писал о влиянии задач в сфере искусственного интеллекта (ИИ) на занятость на нашем рынке труда, подчеркивая, что ИИ, как и любая другая технология, не только забирает у кого-то задачи, но и создает задачи новые. Иными словами, его чистый эффект не в сокращении занятости, а в изменении ее структуры.

В этом контексте стоит внимания и наблюдение Д. Норта о взаимосвязи технологии и организации. В любом обществе технология реализуется к пользе общества не тогда, когда она просто появляется, а тогда, когда для ее реализации имеются организационные предпосылки. Напр., паровая машина была известна еще в античном мире, но Промышленную революцию она произвела лишь спустя две тысячи лет в Англии, когда та стала готова для этого организационно (или институционально).

Что интересно, по-настоящему узким местом всегда была организация, а не технология. Трудность не столько в том, чтобы придумать, как что-то сделать, сколько в том, чтобы организовать жизнь и труд людей так, чтобы это знание они смогли и захотели воплотить в жизнь.

На днях мы с соавтором закончили и отправили статью о влиянии искусственного интеллекта на наш рынок труда. То, что благодаря алгоритмам, скоро все останутся без работы, — это одна из популярных страшилок. Я же вообще не люблю рассуждения с позиции кипиша, во-первых, потому что это противно моей вере, во-вторых, потому что 99.99999% кипиша, — это, если присмотреться, безосновательные страхи. Это касается и ИИ.

Алгоритмы ИИ у нас уже во всю применяются, заменяя, а зачастую и лишая людей работы. Но вот глобально — угрожают ли ли они занятости? На этот вопрос мы решили ответить, проанализировав все доступные данные о вакансиях с базы Headhunter. На момент исследования там нашлось ок. 3.5 млн. вакансия для 35 тыс. фирм.

Мы их оттуда выгрузили и на основе этих данных построили индексы относительной значимости ИИ для процессов фирмы. Такие индексы уже давно считаются в западной научной литературе, а в нашем случае оставалось лишь применить этот подход к нашим данным. Грубо говоря, индекс представляет собой отношение задач фирмы, выполнимых с помощью ИИ, ко всем ее задачам. Примеры тех и других задач понятны: задачи бухгалтера или работника колл-центра (не все, конечно) выполнимы с помощью ИИ, а задачи парикмахера — нет.

Попросили тут объяснить на пальцах эту изменившуюся корреляцию.

Итак, на пальцах. На графике ставка процента заменена обратной к ней ставкой дисконта, чтобы «правильная корреляция» была положительной. Так вот в прошлом она была положительной, ныне же она отрицательная. Почему? Потом что раньше при наступлении кризиса росли ставки, как и должно быть. В прошлом к середине кризиса могла подключиться ФРС и поддержать экономику деньгами через понижение своей ключевой ставки. Но эта мера применялась не всегда и очень дозировано. Со временем же это стало делаться все более агрессивно, и дошло до того, что теперь как только падает рынок, сразу же снижают ставку. Поэтому, если раньше понижение ставки было рыночной реакцией на кризис, то теперь место рынка заняло государство, ставку снижая. Но в этом есть своя тенденция — лекарство применяется все в больших дозах. Значит, того, чего хватало раньше, не хватает теперь.

Мой Телеграм-канал

В прошлые десятилетия норма дисконта (обратная величина к процентной ставке) коррелировала положительно с фондовым индексом. Сейчас же все наоборот, как видно на графике, на котором я выделил курсивом периоды, признанные позднее кризисными.

О чем это говорит? О том, что лекарство от кризисов, которое раньше применяли в малых дозах и ограниченное время, нынче применяют в дозах лошадиных и при первых симптомах кризиса.

Т.е. происходит привыкание. Что дальше? Надо будет подбирать более сильно действующее лекарство. А в один прекрасный кризис действующего лекарства попросту не найдется.

Мой Телеграм-канал

По этому поводу меня тут попросили прокомментировать следующую озабоченность: «безработица в России на февраль текущего года составила 2,8% от трудоспособного населения в России… Тем не менее, некоторые экономические эксперты считают, что для нормального развития страны безработица не должна быть меньше 5% трудоспособного населения, а если показатель ниже, то это свидетельствует о перегреве экономики и о дефиците рабочих рук.»

Безработица ниже так наз. естественного уровня предполагает занятость тех ресурсов, использование которых экономически нецелесообразно. Напр., это может принимать форму сверхурочной работы или во время выходных, отказ от отпусков, занятость студентов и молодых мам и под.

Такая сверхвысокая занятость случается с экономикой в фазе бума, за которым рано или поздно следует спад. Иными словами, это составной элемент делового цикла.

Последние семьдесят лет правительства западных стран эти циклы сглаживали, т.е. не только во время спадов/депрессий стимулировали, но и охлаждали во время подъемов.

«Пушки вместо масла» — так в учебниках экономики повелось изображать дихотомию между мирным и военным производством. Так обычно иллюстрируют мысль об ограниченности ресурсов (труда, капитала и сырья), так что, выпустив больше пушек и, соответственно, затратив на них редкие ресурсы, мы произвели меньше масла.

Но из этого совершенно справедливого рассуждения зачастую — и в наше время особенно — делают другое, уже более чем спорное, заключение. Что, мол, экономический рост, который идет рука об руку с военным производством — это и не рост вовсе, поскольку собственно мирной продукции — той, что можно принести в дом, съесть, надеть, — больше при этом не появляется. При этом неявно предполагается, что при расчете ВВП нужно учитывать лишь то, непосредственно потребляется.

Вот мои соображения на этот счет:

1. В этом рассуждении содержится распространенная ныне заявка на то, что обыватель лучше разбирается в предмете, чем специалист. Практика расчета ВВП — это результат длительной научной работы профильных специалистов, и эта работа продолжается. И если ВВП по-прежнему используется как показатель благосостояния, а при его расчете учитывается военная продукция, значит у них для этого имеются основания (и при этом, мысль о том, что пушку нельзя съесть, им тоже приходила в голову);

В предыдущем посте я говорил о том, что высокая ставка — это в условиях полной занятости правильно. В комментариях же резонно спрашивают: что же нам тогда и дальше вести СВО в режиме позиционной войны? Ведь хотелось бы ускорения и, значит, наращивания военного производства. Как же быть с этими пожеланиями наиболее воинственной части наших патриотов?

Еще раз отмечу, что ничто в жизни не бывает бесплатным. Любое дело требует ресурсов: хочешь направить больше ресурсов на войну — останется меньше на мирную жизнь. Но есть и простая рациональность, которая говорит, что одни и те же ресурсы можно расходовать с разной отдачей.

Что же даст понижение ставки в плане дальнейшего ведения СВО?

Это мера, правда, может вызвать рост производства, в том числе и оборонного, за счет действия монетаристского механизма «краткосрочной ненейтральности денег». Как следует из его названия, увеличение количества денег в экономике может на короткое время вызвать рост выпуска.

Наш ЦБ продолжает держать ставку на уровне выше инфляции под непрекращающийся аккомпанемент обвинений в «работе на врага».

В основе этих обвинений лежит нехитрая мысль о том, что предприятиям, в том числе оборонным, нужен доступный кредит для продолжения/расширения производства. И, если ЦБ, сохраняя высокую ставку, им этого не дает, значит, он ставит палки в колеса нашему экономическому росту.

Ну, а дальше уже следуют конспирологические версии, мол, в ЦБ сидят агенты Запада.

Между тем, в своем пресс-релизе ЦБ дал простое объяснение своей политике, согласное с ее современным научным обоснованием:

… внутренний спрос продолжает значительно опережать возможности расширения производства товаров и услуг. В то же время растущая склонность населения к сбережению, замедление роста потребительской активности, охлаждение спроса на импорт начинают создавать условия для возвращения экономики к сбалансированному росту. Этот процесс займет продолжительное время.

Если спрос есть, но удовлетворить его нельзя, то единственной реакцией рынка на это может быть лишь повышение цены. Что будет, если всем вдруг понадобится жилье на Невском проспекте, где нового жилья по объективным причинам появиться не может? Только его удорожание.