В продолжение предыдущего поста кое-какие практические следствия из философии антихрупкости.

Можно обобщить: все живое — антихрупко, в противоположность мертвому/искусственному.

Живое постоянно меняется, и меняться в положительную сторону может лишь при наличии стресса. В отсутствие этого неприятного стимула оно деградирует. Все в истории, что выросло во что-то значительное, развивалось в ответ на вызовы.

Хотя это, вроде бы, очевидно, люди — и большие, и маленькие — львиную долю энергии посвящают тому, чтобы избежать стрессов, кризисов, вызовов.

Пара примеров:

1. Сглаживание кризисов. Экономический рост проходит через кризисы и подъемы, и политики когда-то решили сгладить эти колебания, чтобы не подвергать население стрессам. Эти колебания сглаживают, заливая очередные кризисы деньгами.

Несколько слов об этом важном понятии, актуальном сегодня как никогда.

Как поясняет придумавший его Нассим Талеб, антихрупкость свойственна тем вещам, которые от ударов не только не разрушаются, но становятся крепче.

Это эволюционное свойство живых сложных систем. Эволюционное, потому что связано с естественным отбором; живых, ибо только живое меняется и, значит, подвержено эволюции; сложных, т.к. в процессе изменения одни детали заменяются другими.

Биологические организмы антихрупки в этом смысле: нагрузка делает их сильнее, а длительный покой ведет к деградации.

С общественными системами похожая история. Кризисы — экономические, политические, культурные — приводят к их обновлению, а длительные периоды стабильности порождают «социальный склероз», при котором творческие силы общества преимущественно направлены на дележ, а не на создание пирога.

По этому поводу высказался Нуриель Рубини, известный своими сбывшимися в прошлом прогнозами. Разделяя его пессимизм, добавлю ряд деталей, о которых уже здесь упоминал.

Назревающий сейчас кризис похож на кризис 1970-х гг. по ряду моментов — высокая инфляция, вызванная шоками предложения, в сочетании со спадом.

Но в то время общий объем долга корпораций, домашних хозяйств и государства был куда меньше, чем сейчас, и это обеспечивало большую свободу для денежных властей США. Когда потребовалось, они задрали ставку под 20% и держали до тех пор, пока не справились с инфляцией.

Аналогичные действия сейчас едва ли возможны. Если то же самое сделать при нынешней закредитованности, многие предприятия обанкротятся, а обычные люди окажутся на улице. Это, в свою очередь, будет означать общее сокращение расходов и, соответственно, удар по выжившим предприятиям.

В истории нобелевки по экономике, стартующей с конца 60-х гг., были как титаны, так и просто счастливчики от науки. Нынешних лауреатов я бы отнес к последней категории. Поскольку это в первую очередь касается бывшего председателя ФРС, остановлюсь на двух других, менее известных, лауреатах.

Модель Даймонда-Дибвига описывает банковскую панику как потенциальное равновесие, которого хотелось бы избежать.

Активы банка суть долгосрочные кредиты, которые он не может обналичить, когда вздумается без серьезных издержек. Пассивы — вклады, которые вкладчики могут потребовать назад в любой момент с нулевыми или незначительными издержками для себя. Такая асимметрия делает экономическую систему уязвимой. Если вкладчики совершат набег на банки, они рухнут по той простой причине, что у них нет возможности одновременно удовлетворить все требования.

В более широкой перспективе, эта модель является частным случаем дилеммы заключенных. Здесь мы наблюдаем ситуацию, когда рациональные действия на индивидуальном уровне (со стороны вкладчиков) оказываются вредными, если не губительными, на уровне коллективном.

Хотя бумага, как и весь наш рынок, переживает не лучшие времена, ей это далеко не впервой. Как иллюстрирует заглавный график, после 2006 г. она торгуется преимущественно циклически — вверх-вниз, как правило, в зависимости от политической конъюнктуры. Тот рост, который наблюдался начиная с 2016 г., был частично нивелирован пандемией и окончательно добит войной.

Такое поведение бумаги — своего рода паттерн, на основе которого можно судить о ее вероятных движениях в ближайшем будущем. В частности, можно подсчитать, сколько времени проводит бумага в тех или иных диапазонах значений и как часто переходит из одного диапазона в другой. На основе такого подсчета можно вычислить вероятности, с которыми бумага будет находиться в том или ином диапазоне в будущем.

Проделав такое упражнение, я получил следующий результат: к концу октября с вероятностью 74% бумага бумага будет оставаться в том же диапазоне, что и сейчас; с вероятностью 15% переместится на ступень выше; и опустится на и через ступень ниже с вероятностями, соответственно, 10% и ок. 1%.

Так в прошлом западные историки характеризовали Россию, мол, большая армия на передовой, а в тылу два с половиной ремесленника, пытающиеся ее обеспечить в средневековой мастерской.

Этот стереотип сработал и в этот раз, причем по обе стороны конфликта. Все полагали, что экономика, в отличие от армии, — наше слабое место. Поэтому основное внимание было уделено ей.

Тамошние эксперты давали Киеву четыре дня в случае возможной войны с Россией, но утешали себя тем, что легко задушат нас «адскими санкциями».

Здесь, видимо, думали так же, мол, армия враз разберется, если получит приказ, как бы противник ни готовился, а вот экономика — наше слабое место и ее надо как следует подготовить. Этим и объясняют паузу в восемь лет.

Из-за такой расстановки приоритетов, плюс сказались десятилетия мирного хозяйствования, в этот раз стереотип оказался верен с точностью до наоборот: экономика стоит, как скала посреди бушующего санкционного моря, а армия едва справляется с удержанием рубежей, причем под угрозой оказалась даже старая российская граница.

Не успел я спрогнозировать, как прогноз исполнился.

Ввели льготы и послабления по кредитам для мобилизованных, и банки сразу же стали разворачивать людей из «группы риска» — мужчин призывного возраста.

Что тут скажешь? То, что в экономике, как в физике. Если где-то что-то прибыло, значит где-то убыло. Государство не может отменить этот закон. Оно может лишь перенаправить потоки прибыли/убыли.

Мой телеграм-канал

Итак, Северные потоки остановлены на неопределенный срок, а может и навсегда. Для США это хорошо, а для ЕС и России не очень. Разберем это по пунктам:

1. Америка давно стремилась заменить своим газом российский. Это хорошо не только для ее газовой отрасли, но и для отраслей, конкурирующих с Европой. Более дорогой американский газ сделает европейские товары дороже, и значит на каких-то рынках они уступят свои позиции, в том числе американцам;
2. Остановка прокачки — это конец торговли ЕС и РФ в стиле «мы вам газ, а вы оставьте свои танки у себя». Меньше тормозов для Европы — больше оружия — дальнейшая эскалация;
3. Вопреки апокалиптическим прогнозам, Европа переживет зиму и вообще обойдется без российских ресурсов. Вот только уровень жизни там снизится, что будет особенно критично для малоимущих. Если же смотреть в будущее, давно наметившийся застой в Европе грозит превратиться в долговременный спад. В мире, особенно развитом, все привыкли к экономическому росту. Теперь же, возможно, наступают времена, когда европейцы с ностальгией будут вспоминать времена былого благополучия;
4. Россия пока может утешаться тем, что любые коллизии на энергетическом рынке вызывают удорожание ее товаров, которое до сих пор даже перекрывало ее потери от сокращения поставок. Этого можно ожидать и сейчас, судя по подскочившей цене на газ, но это краткосрочный эффект;
5. Если же смотреть в будущее, ЕС до сих пор был нашим крупнейшим торговым партнером, и разрыв отношений с ним — это потеря львиной доли нашей экспортной выручки. Может ли эта потеря быть чем-то восполнена? Частично. За счет перенаправления потоков в другие страны. Только это сулит меньшие прибыли (в противном случае это бы давно уже сделали) и требует дополнительных затрат;
6. Есть, правда, еще такие эффекты как «голландская болезнь» и «проклятие ресурсов», состоящие в том, что нефтегазовые деньги расслабляют их получателей — меньше стимулов развивать несырьевые отрасли, архаичные институты и проч. Если эти механизмы сработают в России, ее экономика укрепится. Но эти вещи меняются медленно;
7. Кто-то указывает на потенциальный негатив истории со взрывами для американо-европейских отношений, мол, ясно же, откуда ноги растут. Думаю, с этой стороны едва ли что-то изменится. Электорат в подавляющем большинстве думает так, как говорит телевизор. За последние годы интересующиеся уже давно могли убедиться в том, что важны не факты, а картинка. Если СМИ у тебя в кармане, ты можешь делать все что угодно и оставаться святым в глазах общественности. Что же касается политиков, они действуют в своих интересах, и, если до сих пор они предпочитали дружить с Америкой, значит находили это выгодным лично для себя.