Sonin.ru Уроки экономики. Константин Сонин

Sonin.ru Уроки экономики. Константин Сонин

Книга известного экономиста Константина Сонина «Sonin.ru: Уроки экономики» — это увлекательный путеводитель по всем областям экономической науки.

Она напрочь рушит сложившийся у большинства стереотип, согласно которому экономика — имеет мало общего с реальной жизнью людей.

экономисты могут помочь нам понять, почему при пенальти вратарь кидается не в тот угол;

как война между Англией и Францией привела к появлению портвейна;

 так ли уж мудро «соломоново решение»; зачем строить газопровод, если газа для него все равно нет.

экономисты — далеко не всегда витающие в облаках зануды, а напротив, веселые люди, чей профессиональный интерес касается всего, что происходит вокруг них.

Основные идеи Обзора книги

 • Главное в экономике – это не товар и не деньги, а информация.

• Рынок реагирует на информацию при помощи цен

. • В экономике газовой отрасли шантаж – инструмент, который позволяет сохранить достигнутые ранее договоренности

. • В нынешней России тенденция к дерегулированию бизнеса выразилась в ряде послаблений для малого бизнеса. • Компаниям на новых динамично развивающихся рынках нужна не государственная поддержка, а новые удобные правила игры.

• Мало издать хорошие законы, нужны еще развитые экономические институты, которые помогали бы их исполнять.

• Если институт банкротства функционирует плохо, то кредиты слишком дороги и получить их сложно.

• При соблюдении определенных условий диктатура может способствовать экономическому росту.

• Плюсы протекционизма в теории оборачиваются минусами на практике.

Из обзора книги вы узнаете:

1.) Как реагирует рынок на льготы топ-менеджеров и смерть диктаторов;

2.) Зачем тянуть газопроводы, которые не будут использоваться;

3.) Каким образом диктатура может способствовать экономическому росту;

4.) Почему в России не верят в закон о банкротстве.

Сонин сумел найти золотую середину: написать книгу не только глубокую и умную, но и увлекательную.

 К несомненным ее достоинствам относятся хороший язык, лаконичность изложения, актуальность затрагиваемых тем, неравнодушное отношение, юмор.

 Каждая глава книги  – это разбор какого-то отдельного экономического вопроса или проблемы.

Не всегда автор делает окончательные выводы, читателям нередко предоставляется это сделать самим. Зато те выводы, которые все-таки делаются, заставляют удивленно воскликнуть: “Однако!”. Причем автора нельзя заподозрить в намерении эпатировать публику.

Он просто рассуждает.

 Рекомендую обзор всем, кому интересно, как работает современная экономика.

 Самое важное в экономике – это информация.

Ради того чтобы информации было больше, и существуют рынки, на которых продаются и покупаются товары и услуги.

Рынки чутко реагируют на многие явления, которым люди обычно не придают особого значения. Умея правильно считывать их реакцию, можно прогнозировать многие события.

Дэвид Ермак из Нью-Йоркского университета исследовал взаимосвязь между финансовыми показателями компаний и привилегиями, которыми пользуется их топ-менеджмент.

Выяснилось, что у компаний, чьи СEO имеют возможность летать корпоративными самолетами, дела идут значительно хуже, чем в компаниях без подобных привилегий.

 А рынку это известно и без специальных исследований: на сообщение в СМИ о транспортных льготах для СEO той или иной компании рынок обычно реагирует падением ее капитализации в среднем на 1%.

 Располагая информацией о покупках топ-менеджеров, акционеры могут прогнозировать дальнейшие успехи или неуспехи компании. Например, если СEO приобретает роскошную виллу, расплачиваясь акциями компаниями или опционами, – это тревожный звонок для акционеров.

Не за горами тот момент, когда исследователи будут искать связь между показателями компании и личной жизнью ее руководителей. Им придется стать настолько же открытыми, как политики.

История, рассказанная в фильме “Аватар”, могла закончиться совершенно иначе, если бы ее герои имели представление об экономике конфликтов.

Тогда бы они вполне могли избежать военного столкновения и прийти к взаимовыгодному компромиссу. Не существуй экономики конфликтов, “газовые войны” велись бы в буквальном смысле.

А так одним из главных инструментов в них являются не ракеты, а шантаж. В ситуации, когда на экономические решения влияет политическая обстановка, добиться относительной стабильности помогают не связывающие, а “самоподдерживающиеся” договоренности.

Их никому не выгодно нарушать, но при этом они сопровождаются значительными издержками, которые основатель “новой институциональной экономики” Рональд Коуз назвал трансакционными.

 Простой пример: когда стороны при заключении контракта друг другу не доверяют, они тратятся на дополнительную юридическую поддержку.

В экономике поставок газа трансакционные издержки – это неиспользуемые газопроводы и избыточные мощности.

На практике это выглядит так. У государства А есть деньги, чтобы строить газопровод по территории государства Б или в обход.

Эти деньги – переговорная сила в отношениях А с Б. Когда они вложены в газопровод по территории государства Б, то переговорная сила переходит к Б.

Теперь оно может шантажировать А, угрожая перекрытием газового потока. Задача А – дать понять, что переговорная сила все-таки на его стороне. Для этого оно может начать строить другой газопровод через территорию государства В. Один из этих двух газопроводов может оказаться лишним, либо оба будут использоваться частично.

 Трансакционные издержки несут обе стороны:

А – из-за дополнительных инвестиций в строительство новой ветки, Б – из-за упущенных финансовых возможностей.

Но имея запасной газопровод, А может ограничить аппетиты Б и получить большую долю прибыли.

Урок экономики общественного сектора.

 До XIX столетия рынок регулировался судами, которые обязывали производителей выплачивать компенсации за некачественные товары или услуги.

 Производителей это заставляло следить за качеством.

После появления бизнес-империй Рокфеллера, Гулда, Меллона, против которых суды оказались бессильны, роль рыночного регулятора в США взяло на себя государство. Результаты оказались впечатляющими.

Так, например, после введения в начале ХХ века требований к безопасности на железных дорогах число пострадавших сократилось в 25 раз. Постепенно надежды, связанные с госрегулированием, сменились более взвешенным подходом.

 Выяснилось, что госрегулирование зачастую на руку уже состоявшимся игрокам рынка. Оно устанавливает высокие барьеры и таким образом отсеивает потенциальных конкурентов, что чревато монополизмом.

Кроме того, регулирование нередко выгодно в первую очередь самим регуляторам, что осложняет жизнь бизнесменов (достаточно вспомнить отечественную пожарную инспекцию или санэпидстанцию).

 С конца ХХ века “каждый шаг на пути дерегулирования… сопровождается возгласами восторга”.

В нынешней России, несмотря на ренационализацию крупных промышленных предприятий, эта тенденция к дерегулированию бизнеса выражается в ряде послаблений для малого бизнеса, например в упрощении процедуры регистрации.

Другим способом государственного участия в рыночных процессах являются различные формы поддержки.

Господдержка может быть как двигателем, так и тормозом экономического развития.

Тормозом она стала в Японии, где с 1940-х годов рынком заправляло Министерство внешней торговли и промышленности, M.I.T.I.

Вместо поддержки оно чинило препятствия многим зарождающимся компаниям – производителям электроники, в том числе Sony. Эти компании достигли значительных результатов не благодаря M.I.T.I., а вопреки ему.

 Сделав в конце концов ставку на электронную промышленность, министерство создало несколько мощных корпораций, которые “оказались слишком неповоротливыми”, чтобы оперативно реагировать на появление новых рынков (сейчас их благополучно занимают Microsoft и Google).

В Китае же правительство, наоборот, старалось, чтобы предприниматели были максимально открыты для иностранных инвестиций и технологий, при этом закрывая глаза на нарушение авторских прав.

Получается, что участникам новых, динамично развивающихся рынков в большей степени нужны не государственные деньги, а такие условия работы, при которых компании испытывали бы как можно меньше затруднений и как можно меньше рисковали.

Урок политической экономики.

 Экономисты пытаются найти закономерности и во взаимоотношениях экономики и политики. Как, например, диктатура влияет на экономическое развитие? Вовсе не факт, что однозначно плохо.

Теория “успешной диктатуры”, в качестве отправной точки использует понятие “селектората” – группы людей, которые сами не находятся у власти, но определяют того, кто ею обладает.

В демократиях это электорат, в диктатурах – партийная или армейская верхушка.

Чем больше и устойчивее селекторат, тем успешнее диктатура в плане экономики. Еще один признак успешных диктатур – высокие темпы экономического роста на протяжении длительного времени. Поэтому гитлеровская Германия с ее коротким периодом роста к этой категории не относится, в отличие от Южной Кореи или Румынии с 1948-го по 1977-й.

 Следующий признак – существование института регулярной передачи власти. В этом многие диктатуры очень напоминают семейные компании: поиски преемника могут значительно затянуться.

Во второй половине ХХ века удачно передать власть удалось лишь лидеру Северной Кореи Ким Ир Сену и сирийскому лидеру Хафезу Асаду.

Зато на смерть “засидевшегося” диктатора, как и на смерть генерального директора, который либо был основателем, либо слишком долго руководил компанией, рынок реагирует крайне положительно.

Во втором случае следует рост акций, в первом – экономики. При жизни Мао Цзэдуна экономика КНР ежегодно в среднем росла на 2%, после его кончины – на 5,9%.

Урок институциональной экономики.

 Бедность или богатство страны напрямую зависит от уровня развития экономических институтов – таких как защита прав собственности, прав кредиторов, защита конкуренции. Развитые институты позволяют вовлечь уже имеющееся богатство в рыночный оборот, сделать его акционерным капиталом.

В стране с неразвитыми институтами человек владеет землей по факту, в стране с развитыми он может ее заложить и использовать полученный кредит для увеличения собственного благосостояния и, соответственно, ВВП. То, что кредиты в нашей стране выдаются неохотно и не дешевеют, связано именно с неразвитостью экономических институтов, в частности института банкротства. В России банкротство считается способом передела собственности. А раз в закон о банкротстве не верят, то кредиторы не чувствуют себя в безопасности.

 Отчасти это неверие оправданно. Анализ показал, что большинство неэффективных банкротств, после которых не принималось никаких мер по реструктуризации обанкротившегося предприятия, прошло с вмешательством региональных властей. Подобное вмешательство стало возможным после изменений, внесенных в 2002 году в закон о банкротстве.

 С точки зрения защиты интересов кредиторов, это шаг назад. С неразвитостью отечественных экономических институтов связано и то, что наши компании невысоко ценятся на фондовом рынке. Хотя в России существуют законы, которые не позволяют руководству компаний присваивать деньги акционеров, из-за отсталости институтов исполняются они плохо, поэтому рынок уверен, что российские менеджеры могут действовать безнаказанно. Откуда же берутся развитые институты?

Спрос на них формируют так называемые агенты. Ими могут являться, например, частные собственники, которые заинтересованы в появлении института защиты прав собственности.

В 1990-х годах ожидалось, что так и будет. Однако оказалось, что сформировать спрос на институты способны лишь состоятельные агенты – те, кто имеет возможность лоббировать свои интересы. А в 1990-х их больше интересовал контроль над финансовыми потоками. Защиту прав собственности они доверяли охранным агентствам, до проблем рядовых граждан (несостоятельных агентов) им не было дела.

Ситуация изменилась, когда пришло понимание: содержать армию охранников, да еще раздавать взятки чиновникам слишком затратно. Намного выгоднее, чтобы право собственности защищало государство с помощью институтов.

Вдобавок у состоятельных граждан возникла необходимость выводить свои компании на мировые рынки, а для этого потребовалось раскрыть структуру их собственности. Урок макроэкономики Главной причиной имущественного неравенства в стране подавляющее большинство россиян считает незаконную приватизацию.

Но наличие или отсутствие приватизационного капитала вовсе не объясняет неравенство в трудовых доходах (именно трудовых, а не доходах на капитал), которое в России достаточно высоко. В США – аналогичная ситуация. Даже в успешном для экономики страны 2004 году большинство американцев считали, что их личное экономическое положение ухудшается.

 Действительно, если сравнить средний доход и медианный (то есть доход человека, находящегося ровно посередине между теми, кто получает больше него, и теми, кто получает меньше него), то первый растет вместе с экономикой, а второй падает. Так, в США в начале XXI века медианная зарплата работника на неруководящей должности оказалась ниже, чем 30 лет назад. Этому есть два объяснения: уменьшение роли профсоюзов и зависимость уровня зарплаты от образования. Образованным платят больше, а всем остальным приходится конкурировать с выходцами из Китая и Индии. Между этими объяснениями прослеживается взаимосвязь: теперь, когда есть возможность перенести производство в более “дешевые” страны, компаниям легче торговаться с работниками, и профсоюзы здесь ничего поделать не могут. В общем, у россиян в неравенстве виноваты олигархи, у американцев – крупные корпорации. Тем не менее и в той и в другой стране большинство граждан (причем отнюдь не богатых) проголосовало против такого действенного способа борьбы с неравенством, как прогрессивный налог на наследство.

Урок международной торговли.

 Двум странам выгоднее вести торговлю между собой, чем не вести. Это верно даже при условии, что в одной стране товары дешевле и качественнее.

Большинство в это не верит, поэтому, видимо, время от времени национальные правительства и испытывают искушение заняться протекционизмом. Особенно оно сильно во время финансовых кризисов вроде кризиса 2008 года.

Польза вроде бы очевидна: из-за повышения таможенных пошлин импортный товар дорожает и потребитель переключается на отечественного производителя. Внутренний спрос растет, а богатство перераспределяется внутри страны. Оно действительно перераспределяется, но одновременно и уменьшается. А потребители переплачивают: при отсутствии конкуренции местные производители взвинчивают цены. В итоге очевидный плюс меняется на неочевидные и многочисленные минусы.

Возводить торговые барьеры имеет смысл лишь тогда, когда требуется развить какую-то зарождающуюся отрасль.

Обнаружить современные торговые барьеры непросто, они хорошо запрятаны среди различных антикризисных мер. Россия, например, ввела пошлины на подержанные иномарки, а Аргентина разрешила ввоз определенных видов товаров через ограниченное число терминалов. Такой протекционизм лондонский Centre for Economic Policy Research назвал мутным.

К торговым барьерам ведет и другой вид протекционизма – государственная помощь отечественным производителям. На соседях это сказывается плохо, поскольку “девальвация национальной валюты делает продукцию соседних стран менее конкурентоспособной”.

Зато фискальное стимулирование – снижение налоговой нагрузки – идет на пользу и своей стране, и соседним государствам: оно не порождает торговых барьеров.

В России у протекционизма сильные сторонники.