Больше чем деньги. Часть 2. Финансовая история человечества от Вавилона до Уолл-стрит.

Глава 6 Хозяева Средиземноморья.

«Второй Константинополь» и средоточие всего прекрасного, Венеция с ХІІ в. считалась не только законодателем мод, но и важнейшим финансовым центром. 

До XVI в. это был самый цветущий и богатый город на всем Апеннинском полуострове, и только Генуя могла соперничать с ним.

Венецианцы сделали главный акцент на том, что сегодня называют третичным, сервисным сектором экономики, — на торговле, финансах и других услугах. 

А там, как известно, прибыльность гораздо выше, чем в первичном и вторичном секторах.

Вероятно,  первая по-настоящему капиталистическая экономика возникла именно в Венеции. 

Деньги стали религией веницианцев, и слова «Пусть Христос хранит тебя» нередко можно было видеть на переводных векселях.

«Они знают все пути движения денег» — так говорили о венецианцах, богатевших на своем мастерстве в бизнесе, а не на земельной недвижимости. 

Отсюда чувство равенства (а точнее — солидарности), которое венецианцы испытывали друг к другу. 

Ведь это было государство купцов — государство богатых, существовавшее для богатых. 

Все остальные его обслуживали.

Наверное, именно итальянцы подтолкнули испанцев и португальцев к колонизации новых земель на других континентах. 

Во всяком случае это итальянцы научили испанцев строить корабли для плавания через океан. 

Христофор Колумб — итальянский капитан из Генуи, и среди его моряков насчитывалось немало генуэзцев. 

Большинство путешественников были купцами, подобно арабскому Синдбаду отправлявшимися в дальние страны в поисках не только приключений, но и возможности разбогатеть. 

Именно благодаря коммерции и торговле возвысилась Венецианская республика.

Как говорили сами венецианцы, «вначале было море и немного земли». 

На островах отсутствовали источники продовольствия и пресная вода — их жителям оставалось только заниматься торговлей и захватывать новые территории. 

После Четвертого крестового похода (1202–1204) и захвата Константинополя венецианцы стали полностью контролировать Средиземное море. 

Одно время обсуждалась идея перенести столицу Венецианской республики в Константинополь. 

До этого Венеция паразитировала на Византийской империи, пожирала ее изнутри. Теперь Византия стала почти что ее собственностью.

Транзитная торговля сильно обогатила республику, и недаром венецианцев называли хозяевами золота всего христианского мира.

Основным конкурентом Венеции (и в торговле, и в расширении сферы влияния) стала Генуя. 

Эти два города-государства вели между собой постоянную борьбу — грабили суда друг друга и блокировали гавани. 

Они создали целые морские колониальные империи, напоминавшие колонии древнегреческих полисов.

когда Венеция зациклилась на своем прошлом, для инноваций уже не осталось места. 

Несмотря на это, а также на постоянные войны с Генуей и другими итальянскими городами (а еще с византийцами, а потом и с турками), 

в XV в. Венецианская республика стала одним из самых влиятельных государств Европы и центром торговли всего мира — emporium orbis, как называл ее Петрарка.

(Крестовые походы и коммерческая революция в Италии).

Новая волна в европейской истории началась в эпоху Крестовых походов (1095–1290).

Это был переломный момент в истории Италии — через нее пролегали все пути крестоносцев, а потом пошел поток товаров из стран Востока, в том числе из Индии и Китая.

Вместе с товарами в Европу проникали восточные обычаи, в том числе торговые и финансовые инновации. 

Это за короткое время подняло итальянские торговые республики Венецию, Геную и Флоренцию на такой уровень, что итальянские корабли начали плавать по всем морям, а склады итальянских купцов появились в портовых городах всего Средиземноморья.

На транзитной торговле они получали огромную прибыль, которую потом снова вкладывали в восточные товары, особенно в роскошные византийские ткани.

Предлагали они и безопасную передачу денег с помощью нового в Европе финансового инструмента — переводного векселя, европейского перевоплощения арабской суфтаджи.

Венеция, Милан, Генуя и Флоренция — эти города стали настоящими международными финансовыми центрами. 

Флоренция долго славилась производством тканей, а не торговлей и стала крупным финансовым центром лишь с XV в.

Существует стереотипное мнение, что только евреи и были ростовщиками. 

На деле же с ХІ в. их начали вытеснять итальянцы — ломбардцы, а также флорентийцы и венецианцы. 

Вскоре они полностью захватили в свои руки финансовые услуги в европейских городах. 

Разбогатевшие итальянцы стали нанимать евреев как подставных лиц. 

В случае чего всегда можно было сказать: 

«Так это же не я, а тот еврей… я и не знал, что он такими вещами занимается».

Ростовщичество запрещалось церковью. 

И недаром Данте поместил ростовщиков, как страшных грешников, в самый глубокий круг ада. Со временем церковь признала, что такая суровость ни к чему, кредитор идет на риск и вполне может рассчитывать на прибыль. 

Нормальной считалась прибыль не больше 10–15% годовых.

В итальянских городах возникли первые профессиональные объединения финансистов — «компании» и «общества», как они их сами называли. 

А в ХІV–ХV вв. появились первые банкирские фирмы Барди, Перуцци, Медичи. 

Они занимались денежными переводами, депозитами и кредитами. 

Появились и первые прототипы бирж — периодические встречи купцов, кампсоров и банкьери для заключения сделок и совершения вексельных операций. 

В Венеции коммерсанты собирались на рынке Риальто и в крытых галереях на мосту Риальто, где находились лавки кампсоров. 

(Медичи. Повелители Флоренции).

Флоренцию, ставшую знаменитой благодаря расцвету искусств, называли вторыми Афинами.

Флорентийские золотые монеты (флорины) стали международной валютой. 

Медичи на протяжении трех столетий так или иначе управляли всей Флоренцией, а контроль этой могущественной династии над финансами папы римского создал условия для свободного развития в городе предпринимательства. 

Макиавелли недаром назвал новых повелителей Флоренции династией ростовщиков.

При Джованни банк Медичи стал крупнейшим кредитором королей и папы Иоанна XXIII.

Медичи давали в долг большие деньги, а их клиентами были папа римский, короли и аристократы

(Итальянские коммерческие общества).

Итальянские города расцвели в большой мере за счет способности предпринимателей к 

сотрудничеству, а если точнее — к объединению своих капиталов.

Всего в таком проекте принимало участие от нескольких десятков до 200–300 мелких инвесторов, никак не связанных между собой. 

мелкие индивидуальные инвесторы активно участвовали в итальянских обществах,

Принцип совместной и равной ответственности отражало и само слово compagnia (лат. cum и panis — «вместе разделяем свой хлеб»). 

Хиосская маона стала одной из первых колониальных компаний. 

Именно частная компания колонизировала остров Хиос и управляла им, а не власти Генуи.

Так же как века спустя Голландская Ост-Индская компания колонизировала Индонезию, а не правительство Нидерландов.

Хиосская маона построила на деньги богатых купцов свой флот, состоявший из 29 галер. 

К началу XV в. Хиос, удачно расположенный на пересечении морских путей, стал одним из крупнейших торговых центров Средиземноморья. 

Иногда не менее завораживают истории упадка великих империй, держав и культур. 

Особенно поучительна история Испании, в XVI–XVII вв. захватившей почти все Западное полушарие. 

Напоминание об этой огромной колониальной империи — Латинская Америка. 

Целый мир со своей культурой, обычаями и менталитетом, объединенный испанским языком и католической верой.

На своих больших кораблях (галеонах) испанцы стали возить золото и серебро, награбленное в Новом Свете, в Европу.

До начала колонизации Южной Америки в Европе находилось в обороте 5 тысяч тонн золота и 60 тысяч тонн серебра. 

За 150 лет, в ХVІ — начале ХVІІ в., в Европу было ввезено через Испанию 180 тонн золота и 16 тысячонн т серебра.

Этот поток золота и серебра попадал в очень консервативное государство. 

Испанские власти особенно бдительно следили за ввозом и вывозом драгоценных металлов. 

Однако на деле южноамериканские золото и серебро быстро растекались из Испании по всему миру, где цена на эти металлы была выше.

С середины XVI в. генуэзцы стали главными банкирами Испании.

Если запас золота и серебра оказывался слишком велик, генуэзские банкиры замораживали его на время, искусственно создавая дефицит.

Огромные деньги Испания бездумно потратили на потребление, войны и прочие глупости, связанные с амбициями королей и правителей. 

И в Испании началась долгая эпоха упадка, в первую очередь в сфере производства промышленных изделий.

Подъем в Генуе, как и в других итальянских городах, начался в эпоху Крестовых походов, когда под властью Генуэзской республики оказались части Сирии, Кипра, Иерусалима, а также колонии в Крыму. 

Из них главной была Кафа (Феодосия), через которую шли товары из Китая и Персии. 

Генуэзцы богатели и скоро поняли, что давать деньги в долг — выгодное дело.

Вирус испанского потребительства заразил и Италию. 

А инновационный дух ренессансной эпохи со временем рассеялся. 

На севере Европы росло влияние новых финансовых центров — Брюгге, Антверпена и Амстердама, притягивавших к себе итальянские капиталы. 

Атлантическая торговля стала более важной, чем средиземноморская.

Итальянские банкиры и тут не растерялись и с началом упадка Италии они перекочевали в Амстердам. Конечно же, вместе со всем своим золотом.

(Глава 7. От Брюгге до Антверпена.Падение Константинополя).

Появление на карте мира новой империи — Османской — изменило очень многое. 

Прежде всего, это нарушило многовековые торговые пути. 

И не только те, что пролегали в Средиземноморье, но и главный караванный путь на Восток — тот самый Великий шелковый путь. 

Возможности Италии, связанные с ее когда-то выгодным географическим положением, после появления Османской империи исчерпались. 

Когда турки стали контролировать и Средиземное, и Черное моря, итальянцы оказались не у дел. 

Часть итальянцев пристроилась возле распределения потоков испанского золота.

А другая, самая дальновидная их часть обратила свое внимание на север Европы.

С начала XV в. центром нового экономического пространства стал город Брюгге. 

Благодаря близости к морю и глубоким судоходным каналам он оказался на перекрестке многих торговых путей.

 Антверпену повезло, когда мир в эпоху географических открытий повернулся в сторону Атлантики, — тогда этот город с его портом оказался в нужном месте и в нужное время. 

Так Брюгге был оттеснен Антверпеном. 

Именно ему было суждено стать основным финансовым центром Северной Европы.

Большинство потребителей привозимого из Индии перца жили в Северной Европе, которая стала выходить на передний план по сравнению со средиземноморским югом. 

Появилось новое поколение купцов и финансистов из Голландии, Германии, Англии. 

Судьба Антверпена решилась, когда мировые торговые пути сместились в сторону Атлантики.

Антверпен почти на столетие стал чем-то вроде свободной экономической зоны. 

Городские власти пытались управлять им как вольным торговым городом по примеру итальянских республик.

Наибольший расцвет Антверпена наступил в 1535–1557 гг., когда он стал центром транзитной торговли колониальным перцем и английским сукном. 

Здесь встречались купцы из разных стран — целый мир в миниатюре, пестрая и непрерывно длящаяся ярмарка. 

Покупая золото и серебро у испанцев по сниженным европейским ценам, они продавали его в Азии, приобретая там дешево перец и другие пряности, приносившие огромную прибыль. 

Купцы из Антверпена дальновидно инвестировали ее в торговлю в Северной Атлантике, понимая, что поток испанского золота и серебра рано или поздно начнет сокращаться. 

Со второй половины XVI в. главным источником дохода города стала его текстильная промышленность и торговля с Англией, откуда поступало основное сырье — шерсть.

Главной инновацией северного финансового центра стал кредит с помощью простых векселей. 

Это была целая финансовая революция, сравнимая с финансовой революцией 1688 г. в Англии. 

Массовое распространение вексельного кредита стало действительно радикальной финансовой инновацией.

Центром финансовых операций была биржа, основанная еще в 1460 г. 

К середине XVI в. она стала не только вексельной, но и товарной.

По ее примеру основали Лионскую биржу (1540) и 

Королевскую биржу в Лондоне (1565). 

Там также проводились операции и с товарами, и с ценными бумагами.

На бирже каждый день вывешивали списки кораблей, прибывающих в порт. Если корабль задерживался, начинались колебания цен на перец, ведь с морскими перевозками связаны риски.

Эпоха Антверпена закончилась после того, как во время Восьмидесятилетней войны (1568–1648) Нидерландов за их независимость от Испании его завоевал в 1585 г. герцог Пармский. 

Это нарушило всю систему торговых связей, и город быстро пришел в упадок. 

Антверпенские купцы и банкиры переселились в Амстердам — новую столицу капитала Северной Европы.

(Глава 8 Амстердам. История успеха.Столица мира).

По значению в истории финансов Амстердам можно сравнивать не только с Венецией, но и с Лондоном. 

Это здесь биржа стала похожа на классические биржи ХIХ в., дожившие в таком виде до конца ХХ в. (когда им на смену пришла электронная торговля). 

Здесь же появились акции и облигации в форме обращающихся документов и сформировался первый в мире массовый рынок ценных бумаг.

На два столетия, в 17-18 вв., Амстердам стал настоящей столицей мира. 

В Амстердаме иностранцев было 30% (сегодня в Нью-Йорке — почти 50%).

В начале XVII в. почти половина земель принадлежала крестьянам, а не помещикам. 

Ничего подобного в других странах Европы не встречалось. 

Поэтому голландцы и были сами себе хозяева. 

И Амстердам стал не только финансовым центром мирового значения, но и местом, где зародился либерализм.

Время новых возможностей отразилось в голландском искусстве. 

Старые фламандские мастера с их застывшими человеческими фигурами на фоне метафизических пейзажей остались в прошлом. 

А на смену им пришли такие художники, как Рембрандт и Вермеер, внимательные к характеру и переживаниям личности. 

Стали говорить о голландском чуде и об особом секрете, известном одним лишь голландцам. 

А секрет заключался в свободе предпринимательства и торговли. 

Они в Нидерландах оказались на самом почетном месте. 

Свобода предпринимательства считалась частью общих свобод голландцев:

«свободы в выборе религии, образования, торговли, производства, искусств и гражданства».

Голландцы вели себя в колониях хитрее и дальновиднее, чем португальцы. 

Те грабили все, что могли, пытаясь агрессивно насаждать свою религию. 

Отношение местных жителей к ним было соответственное. А голландцы хотели остаться в колониях надолго и начали создавать там колониальную экономику.

Основой голландской экономики стала транзитная торговля. 

Опыт итальянских городов показал, что посредничество в такой торговле — дело беспроигрышное. 

Зерно, лес и продукцию сельского хозяйства голландцы везли из стран Северной Европы в Южную. 

А колониальные товары из Азии поступали через них в Европу. 

Так два столетия Нидерланды играли роль основного посредника в торговле с Востоком.

В 1602 г. нидерландский парламент принял решение объединить шесть существовавших к тому времени компаний, торговавших в Ост-Индии. Так появилась Объединенная Ост-Индская компания, получившая монополию на торговлю во всех странах к востоку от мыса Доброй Надежды.

Основными товарами были пряности, китайский чай и даже бенгальский опиум. 

Так что и к наркобизнесу компания имела отношение.

компании создавала новую волну глобализации. 

Ведь именно благодаря ей около миллиона европейцев оказалось в дальних странах.

На первый взгляд деятельность Ост-Индской компании представлялась предельно простой: 

она дешево покупала перец и другие пряности у местных производителей и продавала все это во много раз дороже в Европе. 

На деле же все было гораздо сложнее. 

В Азии задолго до появления там европейцев сложилась своя торговая сеть из арабских, индийских и китайских купцов, существовавшая века. 

Бороться с ней было неразумно, да и нереально. Поэтому голландцы решили внедриться в эту сеть изнутри. 

Голландцы стали строить крепости и вести масштабные боевые действия. 

Вскоре значительная часть Индонезии оказалась колонией Ост-Индской компании.

С 18 в. позиции Голландской Ост-Индской компании начали заметно слабеть — главным образом из-за конкуренции с британцами. 

И все чаще инвесторы стали покупать акции Британской Ост-Индской компании — они и росли быстрее, и были надежнее. 

В 1796 г. долги Голландской компании превысили 100 млн гульденов, и через два года ее славная история закончилась.

А все имущество, включая владения в Азии, перешло государству. 

Кроме конкуренции англичан свою роль сыграла и коррумпированность чиновников компании, увлекшихся контрабандой в отдаленных колониях в Азии (особенно в Гоа и Батавии).

(Финансовая столица).

Амстердам был, наверное, первым в истории Европы городом, о котором можно сказать такие слова — столица капитала. 

Венецию, Геную или даже Антверпен так не назовешь. 

В Амстердаме жизнь стала вращаться вокруг рынков капитала, или, как мы сегодня говорим, вокруг финансовых рынков. 

Как будто они наконец стали основой, на которую опиралось все остальное — торговля, производство, потребление.

Голландцы из посредников в транзитной торговле стали кредиторами всего мира. 

Вот в этом и заключался главный секрет процветания Нидерландов.

 Видимо, такова общая судьба всех финансовых центров — по мере накопления свободного капитала переходить от торговли к кредитно-финансовым услугам. 

Во что вкладывали свои капиталы амстердамские инвесторы? 

Прежде всего в аннуитеты (от лат. ежегодные платежи), получившие действительно массовое распространение. 

Аннуитетные пожизненные контракты были гибридом облигации и договора страхования. 

Купивший аннуитет инвестор до конца своих дней получал по нему ежегодные проценты, как по облигации. 

После его смерти наследникам возвращалась первоначальная стоимость аннуитета.

Позже, в XVII в., из аннуитетов возникли страховые контракты и государственные облигации в привычном для нас понимании.

Появились и первые корпоративные облигации с прибыльностью 6,5% годовых, пользовавшиеся хорошим спросом на бирже.

К середине 18 в. на бирже проводились операции с 44 ценными бумагами (в том числе с тремя видами нидерландских акций, тремя — английских и 25 видами облигаций различных внутренних займов), 

а к концу столетия в котировках упоминалось более 100 различных бумаг. 

Хотя действительно регулярные торги проводились только с акциями Ост-Индской компании.

Массовый бум тюльпаномании, когда в него включилось множество мелких инвесторов, начался в 1635 г., когда от сделок с самими луковицами тюльпанов перешли к фьючерсным контрактам — сделкам на срок, по которым покупатель получал право купить в следующем году по фиксированной цене еще не выросшие тюльпаны. 

Вот тут-то и открылся простор для спекулятивного ажиотажа. 

Сами по себе тюльпаны отошли на второй план — продавцы фьючерсных контрактов не владели луковицами, покупатели тоже не собирались заниматься выращиванием тюльпанов. 

Всех интересовала только прибыль. 

А потом к общему психозу подключилась и масса бедняков, собиравшихся в многолюдных тавернах.

Дорогие луковицы они купить не могли и вкладывали свои деньги в спекуляцию контрактами на дешевые сорта. 

Участники этих встреч много пили — чем же еще заниматься в тавернах? 

Так что большая часть сделок мелких инвесторов заключалась в нетрезвом состоянии. 

Иногда продавцы предлагали покупателям премию за заключение заведомо невыгодного контракта — проще говоря, откат. 

Неопытных инвесторов, да еще и выпивших, проще всего вовлечь в рискованные операции, ведущие к неминуемому банкротству. 

А массовые банкротства пусть даже мелких инвесторов сразу обваливают весь рынок.

С февраля 1637 г. цены на тюльпаны стали стремительно снижаться, достигнув всего лишь 5% от максимальных. 

Это был конец тюльпаномании.

Лидерство Лондона стало особенно заметным во время кризиса 1780–1783 гг., крайне тяжелого для Нидерландов. 

Начался он на фоне Четвертой англо-голландской войны (1781–1784) за передел сфер влияния в мире, во время которой англичане захватили богатый остров Цейлон (Шри-Ланка). 

Угасание Амстердама становилось все более заметным.

Главная причина этого упадка — в особенностях голландского финансового капитализма, вызвавших отток капитала из страны. 

Когда амстердамские финансисты отошли от активной торговли и превратились в чистых кредиторов, начался переход от простых и понятных целей растущей экономики к запутанным денежным схемам, вращавшимся вокруг вексельного кредита. 

Перейдя некий опасный предел, вся голландская финансовая система оказалась неустойчивым и огромным пузырем вексельного кредита.

Финал наступил, когда Нидерланды захватили войска Наполеона. 

Французский диктатор в силу своего характера вообще не любил финансистов, а особенно амстердамских: 

он считал, что хитрые банкиры из этого «Нового Иерусалима» опутывают сетями кредита Францию. 

И вот мечта Бонапарта свершилась — Амстердам захвачен, его финансовая инфраструктура нарушена, а голландские государственные облигации обесценились. 

Но «хитрые банкиры» не растерялись — они со своими огромными капиталами покинули этот город и перебрались в Лондон. 

В общем-то все закономерно. 

Нидерланды являлись маленьким государством с небольшой экономической системой. 

В стране не было ни природных ресурсов, ни промышленности. 

Все держалось на колониальной торговле, дававшей избыток капитала и возможность стать кредиторами Европы. 

И как только в колониальной торговле появился сильный конкурент — Англия, голландская система пошатнулась. 

А по способности перенимать экономические инновации (в том числе экономические свободы) с англичанами никто не мог сравниться.а по способности перенимать экономические инновации (в том числе экономические свободы) с англичанами никто не мог сравниться.

Амстердам отошел на задний план, уступив место Лондону.

А чего не хватало Франции?

Джон Ло распространял слухи о невероятных богатствах и радужных перспективах французской колонии Луизианы вместе с городом Новым Орлеаном. 

Главное — поспешить купить акции новой компании. 

Пока есть такая возможность и пока их цена не взлетела до небес.

Объективно это были выгодные инвестиции. 

В оплату акций принимали государственные облигации, причем по номиналу. 

Так как их рыночная стоимость была почти в пять раз ниже, нетрудно подсчитать прибыльность такого капиталовложения.

А чтобы еще больше ускорить события, в середине 1719 г. покупателям акций Компании Индий предоставили право брать кредиты в банке Джона Ло под залог акций, а на полученные кредиты покупать новые и новые акции. 

Инвесторы, в том числе богатые аристократы, клюнули на эту приманку (видимо, повлияла дружба Джона Ло с регентом Филиппом Орлеанским). И началось…

Желающих купить акции оказалось в шесть раз больше, чем их выпустили. 

Цены на акции компании номиналом 500 ливров стали стремительно расти. 

В начале августа 1719 г. они стоили меньше 3 тысяч, а в начале декабря — по 10 тысяч ливров. 

Многие продавали все, что имели, лишь бы купить быстро растущие акции, обещавшие легкое богатство. 

Далекая река Миссисипи уже не интересовала — ее никто никогда не видел. 

А вот акции продавались здесь и сейчас, в Париже, их можно было реально купить и продать через месяц в два раза дороже.

Казалось, жизнь начала возвращаться в замедлившуюся экономику Франции.

К концу 1719 г. новых банкнот было выпущено на 1 млрд ливров, денежная масса увеличилась в 16 раз. 

А ведь еще недавно Ло обещал, что количество банкнот будет не больше, чем запас золота в банке. 

Но на волне общего ажиотажа об этом уже никто не вспоминал.

Всего за четыре года экономика Франции, казалось, полностью ожила. 

Центром процветания стал Париж. Со всей Европы сюда везли предметы роскоши, дорогую мебель, шелка и кружева. И покупали все это не только аристократы — может, впервые в истории Франции начал богатеть и средний класс.

Ремесленники зарабатывали в четыре раза больше, исчезла безработица, и всюду строились новые дома. 

Правда, и цены выросли в четыре раза. 

Наверное, во столько же раз успели обесцениться бумажные деньги.

В Париж съезжались люди из других стран, и население города выросло на 300 тысяч человек. 

Джон Ло стал национальным героем и кумиром. 

Он заявил, что Франция получит такое финансовое могущество, что окажется во главе всей Европы, а Голландия с Англией останутся без денег. 

По словам Александра Пушкина, когда «явился Law», «алчность к деньгам соединилась с жаждою наслаждений и рассеянности; имения исчезали; нравственность гибла; французы смеялись… и государство распадалось под игривые припевы сатирических водевилей».

Мало кто задавался вопросом, на что расходуются огромные деньги, получаемые Компанией Индий от продажи акций. 

А расходовались они не на приобретение кораблей для торговли с дальними странами. 

В основном эти деньги уходили на выкуп облигаций государственного займа, а правительство за это предоставляло компании новые и новые льготы.

Капитализация Компании Индий составляла 5,4 млрд ливров. 

Это не только почти в четыре раза превышало стоимость государственных облигаций, внесенных в оплату акций, но и было в четыре раза больше золотого запаса страны (1,2–1,3 млрд ливров)! 

Однако такой тревожный сигнал самого Ло не волновал. 

Скорее всего, тогда просто не было понимания, что такое спекулятивный пузырь.

А бумажные деньги печатали и печатали — почему-то все наивно верили, что именно они стали смазкой для экономического механизма и обеспечили процветание. 

А раз так, то чем больше смазки, тем лучше будет работать экономика. 

Проблемы начались, как обычно, с малого. 

В начале 1720 г. принц де Конти захотел купить акции очередного выпуска Миссисипской компании, но Ло ему отказал. 

Конти разозлился, погрузил все свои банкноты на три телеги (!), отправился в Королевский банк и потребовал обменять их на золото.

Вскоре и другие богачи начали обменивать банкноты на золото.

Герцог Филипп Орлеанский допустил самую большую глупость — вообще запретил в феврале 1720 г. пользоваться золотыми монетами, а также скупать драгоценные камни и ювелирные изделия. 

А все, у кого найдут 500 ливров или больше, должны заплатить штраф с конфискацией денег. 

Народ все понял правильно — что дела совсем плохи. 

Современники вообще удивлялись, как тогда не вспыхнуло восстание.

У спекулянтов нервы не выдержали, и они стали избавляться от акций, пока их цена не начала падать. А дальше — как пожар. 

Центральный банк Франции — а им руководил Ло — принялся скупать акции, чтобы удержать их цену от падения. 

Но у банка скоро закончились деньги. 

И генеральный инспектор финансов (тот же Джон Ло) приказал печатать неограниченное количество денег, чтобы платить ими за акции. 

К маю 1720 г. было напечатано еще 1,5 млрд ливров, количество банкнот в обращении достигло 3 млрд и они полностью обесценились.

Акции упали с 10 тысяч до нуля. 

А огромный финансовый пузырь, поглотивший собой всю финансовую систему Франции, стал стремительно сдуваться. 

Центральный банк и королевская казна оказались полностью опустошены.

Больше всего пострадали, конечно, неопытные мелкие инвесторы — крупные и опытные вовремя успели избавиться от акций.

Начался «неслыханный биржевой кризис, имевший своим последствием ужасные бедствия». Это был «первый европейский крах».

Когда сегодня знакомишься с историей Джона Ло, первая мысль, которая приходит в голову, — что он ловкий авантюрист. 

Однако он был именно авантюристом, а не аферистом. 

И когда шел на риск, то, скорее всего, сам верил в успех дела.

Знаменитого финансиста, оказавшегося не у дел, пригласил как экономического советника российский царь Петр I. 

Оказывается, они были знакомы — царь встречался с Ло в 1717 г. во время своего визита во Францию. 

Петр хотел, чтобы шотландец организовал в России колониальную компанию для торговли с Персией и банк, подобный французскому Королевскому банку. 

Но Джон Ло уклонился от ответа на это предложение.

Наверное, он просто устал.

Закончил он свою жизнь в Венеции не дожив до 58 лет. 

Новому королю Людовику XV стало трудно получать деньги в долг — французам приходилось уговаривать кредиторов и брать дорогие займы на невыгодных условиях. 

В отличие от англичан — им легко давали дешевые кредиты. 

Так Франция начала сдавать позиции. 

Ее заморская империя разваливалась, в то время как британская все больше расширялась.

Во Франции всякие инновации встречались с подозрением — сразу вспоминали ажиотаж вокруг акций Компании Индий, после чего энтузиазм быстро угасал. 

Так направление развития финансового рынка этой крупнейшей страны Европы отклонилось почти на целое столетие, хотя по своим потенциальным возможностям Франция тогда значительно превосходила Англию.

Во Франции государство всегда было первичным, а экономика — вторичной. 

Не говоря уже о финансах. 

Иными словами, не государство для экономики, а экономика для государства. 

В Англии, а особенно в Нидерландах, так никогда не считали. 

Там первичной стала экономика, государство в нее не вмешивалось по мелочам, а создавало институты, необходимые для экономического роста. 

То же касается и финансов. 

Поэтому в Англии и Нидерландах экономика и финансы оказались на почетном месте. А во Франции — нет. 

Наполеону нужны были деньги на войны, взять их было негде, и пришлось выпускать государственные займы. 

К концу его правления общий объем долгов составлял более 700 млн франков вместо 46 млн во время его прихода к власти.

Во Франции основной акцент был сделан на централизованном государственном регулировании.

 Так зародились две модели финансовых рынков — децентрализованная и централизованная. 

Децентрализованная получила продолжение в англо-американской традиции — там считали, что рынки способны к саморегуляции и чем меньше в них вмешиваться, тем лучше для экономического роста. 

Централизованная — во Франции, Германии, а в ХХ в. — в Японии и во многих других странах. 

Там считали, что, если рынкам дать свободу, они погубят государство. Поэтому необходимы их максимальная централизация и контроль государственной власти над финансами.

Поддержать канал: https://boosty.to/kolesnikov

Telegram https://t.me/kudaidem2

VK https://vk.com/id170715284

Zen https://zen.yandex.ru/id/6228a9bdb2ff024222e4cab2