Рынки ориентируются на точную и правдивую информацию, а правительства — наоборот

Работали ли вы когда-нибудь с людьми, которым не доверяли, и которые говорили вам неправду? Без возможности доверять тому, что вы услышали, эффективное сотрудничество практически на всех пределах выбора сокращается, поскольку подорвана его основа (Теория выбора утверждает, что большинство решений делается “на пределе”. Предел — это текущий уровень деятельности. Думайте о нем как о грани, с которой следует делать выбор. Выбор “на пределе”, — это решение сделать что-то немного больше или немного меньше, — прим.ред.).

Когда мы посмотрим на множество пределов выбора, с которыми взаимодействуют люди, подавляющее большинство которых даже не знают друг друга, эта проблема эффективного сотрудничества возрастет в геометрической прогрессии, В современной экономике мы все зависим от множества незнакомцев – не только наше процветание, но и выживание.

Иногда нам кажется, что мы получим стратегическое преимущество за счет преднамеренного обмана других людей. Наши слова являются оправданием для себя и для других того, что наш выбор был хорошей идеей. Но часто это приводит к тому, что люди перестают верить такому человеку и считают, что на него нельзя положиться. Но когда идет речь о политической власти, стимулы для такого обмана и самообмана резко возрастают, потому что политическая власть означает возможность использовать силы принуждения правительства, а значит отдача от таких действий здесь намного больше.

Как следствие, точная информация о фактах, наиболее важных для нашей способности сотрудничать с другими, часто является одним из самых редких и ценных благ. Хуже того, непостижимо огромное количество потенциально полезной информации — бесконечные комбинации “кто, что, когда, где, почему и как” — превосходит способность любого человека или группы понять и интегрировать ее. Но добровольное взаимодействие и рыночные механизмы, основанные на правах частной собственности, обеспечивают мощный механизм уменьшения этой проблемы до приемлемого уровня.

В большинстве случаев мы не хотим знать все детали, которые могут повлиять на наше продуктивное взаимодействие с другими. Чаше всего мы хотим знать, “сколько” — то есть, то, на какие сделки (tradeoffs) готовы пойти другие относительно товаров, услуг, текущего и будущего потребления, труда и досуга и т. д. Причина в том, что, независимо от конкретных обстоятельств, которые их вызвали, компромиссы (tradeoffs) других людей определяют наши возможности и ограничения в любом обществе, которое уважает самопринадлежность своих членов.

Расширение взаимовыгодных механизмов (arrangements), которое возможно благодаря точному и правдивому выявлению такой информации, является центральным аспектом эффективной социальной координации, как ясно показали основополагающие работы Людвига фон Мизеса и Фридриха Хайека. Никто из центральных планировщиков не знает компромиссов, на которые может согласится человек; только заинтересованные лица знают эту информацию. Это требует предоставления правдивой информации тем, кто будет делать выбор относительно нее, иначе эта информация будет потеряна вместе с общественным благосостоянием, которое она могла бы обеспечить.

Рынки предоставляют эту правдивую информацию. Хотя то, что говорят люди, часто может вводить в заблуждение их самих и окружающих, люди раскрывают правду о компромиссах, которые они готовы совершить, участвуя в добровольном (un-coerced) обмене. То, что вы делаете, часто гораздо более правдиво, чем то, что вы говорите.

Независимо от того, что вы при этом говорите, покупая продукт за 10 кровных долларов, вы показываете своими действиями, что он стоит для вас не менее 10 долларов; аналогично, если вы продаете продукт за 10 долларов, вы показываете, что для вас дороже то, что можно купить за эти деньги. И этот выбор доносит ценную информацию о реальных альтернативах, доступных тем, кто может иметь дело с вами. И напротив, поскольку политика основана на том, что люди говорят, а не на их реальных действиях, она часто мешает нашему главному механизму обнаружения истины, который позволяет нам лучше использовать потенциал кооперации.

На самом деле, правительственное вмешательство в добровольные отношения обмена заменяет ложью истину, которая в противном случае была бы открыта. И в мире, где относительная редкость часто является главной информацией, которую мы хотим знать от других, для того, чтобы соединить ее с информацией о нашей ситуации, ущерб от этого огромен.

Рассмотрим потолки цен, например, контроль арендной платы. В случае их отсутствия рыночная арендная плата показывает вам цены квартир, отражая альтернативные издержки, с которыми сталкиваются арендодатели. Но контроль арендной платы создает цену, отдаленную от альтернативных издержек арендодателей, и по этой цене многие часто не могут успешно снять квартиру. То есть цена дезинформирует людей о том, что альтернативные издержки дешевле, чем они есть на самом деле, и в результате этого полезные знания о том, на каких условиях можно успешно арендовать квартиру, в значительной степени исчезают.

Ценовые уровни (price floors), такие, как минимальная заработная плата, действуют похожим образом. В случае их отсутствия рыночные зарплаты показывают вам цены, ориентируясь на которые вы обычно можете найти соответствующую работу. Но минимальная заработная плата диктует цену, отдаленную от альтернативных издержек будущих работников, и, ориентируясь на нее, многие часто не могут успешно получить работу. То есть, она дезинформирует людей о том, что альтернативные издержки неквалифицированной рабочей силы выше, чем они есть на самом деле, и в результате этого знание условий, на которых можно успешно организовать рабочие места, в значительной степени исчезает.

Налоги, которые являются ценой искусственного “фактора производства”, — правительственного разрешения на производство и продажу, — отражают принудительно накладываемое правительством бремя, а не альтернативные издержки, связанные с редкостью товаров и услуг, говоря покупателям, что товары являются более редкими, чем они есть на самом деле. То же самое касается ограничений на импорт, таких как тарифы и квоты, которые поднимают цены выше альтернативных издержек. Бремя государственных постановлений и мандатов также действует как налоги. Правительственные барьеры для входа на рынки также поднимают цены выше уровня, который диктует относительная редкость. Все это приводит к искусственному поднятию цен, недоиспользованию и расточительству по сравнению со свободными рынками.

Субсидии действуют аналогично налогам, но в обратном направлении. Они сообщают потенциальным покупателям, что товары менее скудны, чем на самом деле, что ведет к искусственному занижению цен для потребителей, чрезмерному использованию и расточительству по сравнению со свободными рынками.

Добровольные рыночные взаимодействия не только лучше раскрывают правду об относительной редкости посредством ценообразования, но и позволяют более точно оценивать другие аспекты торговли, такие как качество товаров и услуг.

Ключевым (и постоянно игнорируемым) фактором здесь является регулярность отношений. Обычно страшные истории, оправдывающие “потребность” в государственном регулировании, рассказывают об одноразовых взаимодействиях, в которых люди могут извлечь выгоду, нарушая свои обещания. Но действительно важный вопрос состоит не в том, могут ли они поступить таким образом, а в том, отвечает ли то, что они делают, их интересам. Нам не нужна государственная защита от того, что люди предпочтут не делать, даже если смогут. И поскольку почти все, с кем мы имеем дело, хотят заниматься своей деятельностью регулярно, это влияет на будущее (непосредственно, как, например, когда нынешние клиенты отказываются иметь дело с такими поставщиками в будущем, и косвенно, через репутационные эффекты на других текущих и потенциальных торговых партнеров). И это средство против плохого поведения, приводящее к гораздо лучшим результатам, чем предполагают страшные истории. Как обнаруживают те, кто изучает теорию игр, повторяющиеся игры генерируют совершенно иные стратегии, чем одноразовые игры.

Рассмотрим пример. Сегодня я могу обмануть вас, предоставив качество ниже заявленного, и это принесет мне 1 миллион долларов дополнительной прибыли. Если это оставит мои будущие деловые отношения без изменений, у меня есть стимул сделать это. Тем не менее, если я ожидаю, что в результате нанесенного моей репутации ущерба я потеряю более 1 миллиона долларов прибыли в будущем, я могу обмануть вас, но я не буду этого делать, потому что у меня нет стимула. Проблема в этом случае решается рыночными механизмами репутации. Даже если будущие потери не полностью устранят мои стимулы к мошенничеству, они сильно уменьшают их, и воздушный шарик “нам нужно государственное регулирование, чтобы защитить вас” сдуется.

Этот механизм игнорируется приверженцами “ничего нельзя сделать, если государство этого не сделает”. Например, знаменитые Магрибские торговцы Северной Африки полагались на репутацию для решения проблем в сфере международной торговли еще в 11-м веке.

Великая задача социальной координации разрешима только тогда, когда основана на истине. Но многие истины, стоящие за альтернативными издержками и ценностями людей, известны только заинтересованным лицам. Вот почему добровольные механизмы на рынках, в которых вы говорите правду о соответствующей относительной редкости как при покупке, так и при продаже, необходимы для благополучия всех участников.

Когда правительства вытесняют добровольные соглашения принудительным навязыванием, ложь вытесняет правду двумя способами. Во-первых, конкуренция за получение политической власти основана главным образом на лжи, во-вторых, принудительные навязывания правительства также заменяют правду, выражаемую добровольным поведением рынка, ложью. И, хотя этот аспект вмешательства в дела граждан очень важен для правительства, ни одна моральная или этическая система не оправдывает ложь. Ложь не освободит тебя. Мало того, что истина освобождает нас, но свобода в наших совместных усилиях раскрывает истины, которые у нас просто нет другого способа узнать.