Блог им. Koleso
Представьте, что вы – маленькая компания TINY COMPANY LLC с выручкой $50 млн, внезапно осознавшая, что на вашу интеллектуальную собственность положила глаз (и наложила лапы) огромная транснациональная корпорация EVILCORP.
VILCORP с ее бездонными карманами может находиться в состоянии суда бесконечно долго
Специально для тех, кто желает действовать в рамках закона, на свет появился инструмент под названием litigation funding (legal financing, third-party funding, lawsuit loans). Это специальный механизм финансирования судебных издержек, при котором инвестор предоставляет участникам процесса – истцам или юрфирмам – финансирование в обмен на долю в выигрыше, присуждаемом по итогам суда. Как правило, инвестор надеется получить минимум 15–20 % дохода на вложенный им капитал
инвесторы используют количественный анализ, чтобы определить вероятность исхода дела.
Пример, Pierce Sergenian специализируется на так называемых contingency-fee кейсах, гонорар по которым выплачивается юристам только в случае положительного исхода дела. Одновременно компания работает над 10+ кейсами, что было бы практически невозможно без внешнего финансирования.
По словам Pierce Sergenian, у них есть соглашение на финансирование текущих и будущих кейсов на восьмизначную сумму. Иными словами, разброс сделок может быть от 10 до 99 млн долларов, точные данные не раскрываются.
Можно выделить две основных причины, почему рынок litigation finance и его немногочисленные игроки – хорошая инвестиция, хотя бы с точки зрения диверсификации.
Во-первых, доходность вложений никак не коррелирует с фондовым рынком.
Во-вторых, litigation finance предлагает (пока) невероятную для других финансовых инструментов доходность[151]: 36 %. Это прямое следствие высоких входных барьеров в отрасль,
Впрочем, как прогнозируется, в ближайшие несколько лет доходности все равно будут сильно выше среднерыночных.
Основные риски, с которыми могут столкнуться желающие вложить свои кровные: регуляторный риск и приход новых игроков.
егодня я расскажу вам о любопытном и актуальном детище финасовых инноваций авторства волшебников с Уолл-Стрит: SPAC.
Special Purpose Acquisition Vehicles нельзя назвать новостью: в своей нынешней форме они появились в 2003
New Frontier – первый в истории SPAC из Гонконга, который меньше чем за месяц собрал свой $200-милионный предпубличный офер, вызвав что-то похожее на ажиотаж у хедж-фондов и family-офисов всего города.
SPAC по-другому называют blank check или cash shell company, и, в отличие от обычной фирмы, выходящей на IPO, листинг для нее – лишь самое начало существования.
Собрав сумму от $100 до $400 млн, менеджмент спака – их называют командой спонсоров, – должен за два года найти и приобрести привлекательный бизнес-актив в заранее очерченной (иногда довольно широкими мазками) сфере, который можно купить за собранную сумму + левередж.
Подобная модель даже неискушенному человеку при первом знакомстве наверняка покажется слегка сероватой (многомиллионное IPO корпорации, у которой на момент публичного предложения зачастую нет ничего, кроме визиток), поэтому неудивительно, что каждый этап создания и функционирования спаков тщательно регулируется.
Какой в этом всем экономический смысл? Он зависит от роли в процессе. Если вы инвестор в спак, то, по сути, получаете продукт, по своим характеристикам практически идентичный вложению в фонд прямых инвестиций, разве что с большей ликвидностью
инвесторы 160-ти «успешных» спаков в среднем реализовали (1.6 %) чистого убытка на момент завершения транзакции.
При плачевных исторических результатах большинства спаков и очевидной проблеме с конфликтом интересов, описанной выше, почему этот продукт до сих пор существует и часто вызывает ажиотаж среди инвесторов? Причины две, и обе начинаются на букву «Х»: 1) хедж-фонды и 2) хюбрис, горддыня.
Хедж-фонды – это, по идее, самые умные парни на улице. Отдавая им в управление деньги, инвесторы, разумеется, не получат обещания заработать, однако могут с полным основанием ожидать, что с их капиталом сделают что-нибудь умное.
Вторая причина продолжающегося существования спаков – вера в уникальные собственные возможности, или, попросту, самомнение. Известный задолго до Канемана, Тверски и Талеба поведенческий феномен, наблюдаемый у инвесторов – склонность объяснять свои выигрыши талантом, а свои проигрыши – рынком, форс-мажором и космическими бурями. Девяносто девять процентов инвесторов, покупающих доли в спаке, находят полное успокоение в том факте, что они могут выйти из предприятия и вернуть деньги, отвергнув то предложение от спонсоров, которое покажется им невыгодным
Таким образом, единственный реальный способ потерять деньги на спаке – остаться акционером после плохой сделки – кажется многим абсолютно невероятным.
как вложили бы лишний миллион долларов представители азиатской знати. Это мнения видных инвестиционных гуру из Юго-Восточной Азии.
Им нравится идея цифровых токенов на золото.
советует добрать американских акций, а с Китаем пока повременить.
Китаю угрожает полномасштабная торговая война, и неизвестно, насколько адекватны будут действия властей. Да, китайский потребитель уже хорош и сам по себе, но это не означает, что мощно вкладываться в китайские акции.
и американский, и китайский рынок подчинены циклам в 3–4 года. Каждый раз, когда эти краткосрочные циклы пересекаются, на рынках происходят потрясения,
В такие волатильные времена не стоит заниматься ловлей падающих ножей, несмотря на привлекательные цены.
американский долг (и вообще доллар) может оказаться хорошим убежищем. Золото поможет вам захеджироваться против падения бакса, ведь если он ослабнет, золото вырастет. А вот высокодоходных облигаций стоит избегать, потому что в кризис они валятся точно как акции.
советует вкладываться в рынки, которые не сильно зависят от глобальных потрясений – торговых войн, повышения ставок, инфляции и всякого такого. Он рекомендует Индию, которая станет третьей экономикой мира уже к 2030 году. Индийский экспорт (в процентах от ВВП) пока ещё крайне низок, но внутренний спрос – прекрасный драйвер роста, к тому же практически независящий от американо-китайских тёрок.
вкладываться в местные фонды (а не в ETF). Да, есть риск девальвации рупии, но индусы хеджируются.
они держат много Вьетнама: 10–15 процентов от глобального портфеля, тогда как в индексе MSCI его доля около всего 1–2 процентов. Торговая война между США и Китаем принесёт небывалую выгоду вьетнамцам, ведь многие фабрики могут переехать именно туда. Он повторяет мысль, что Вьетнам – это как Китай 15 лет назад. И там вполне можно обойтись ETFами.
После ухода из банка я вместе с американским другом (одноклассником Мишкой) основал небольшую компанию офшорных программистов. За океаном их время стоило дороже, чем мы им платили.
Мы брали выпускников и ребят с последнего курса, платили не много, зато круто их обучали и даже отправляли на длительные стажировки в моднейшие места планеты – в Чикаго, а потом и в Сидней. За год доросли до 12 человек,
Писали мы куски ERP-системы для транспортных компаний.
в один прекрасный момент нашего американского заказчика начала поглощать большая австралийская корпорация и поставила ультиматум: либо мы всё продаём, либо всё покупаем, а доля в 33 %, которая им досталась бы после поглощения американской компании, в их структуре не нужна.
Всю нашу конторку оценили тогда в 100 тысяч долларов, что, конечно, не так уж плохо для вложений в 10к на брата, но перспектива через пару лет найти инвестиции с оценкой в миллион, которую мы себе радужно рисовали, сразу потухла. К тому же мы были молоды, трусливы и бедны, поэтому решили продать свои 66 %, а не купить 33 % у американца. Причём дали нам даже не деньги, а австралийские акции, и получить за них налик было не с кого. Как оказалось, к счастью.
выяснилось, что наши «коллеги» с очень похожей бизнес-моделью – киевский отдел родственной американской компании – процентов на сорок дешевле Москвы.
В целом, опыт был крутой, но мы скорее были разочарованы. Первый год мы въёбывали как проклятые, потом уже немного расслабились, когда ребята начали исправно выдавать код.
После программистов я занялся ещё более реальным бизнесом: знакомый предложил вложиться в сноубордическое оборудование австрийской фирмы F2 (ныне, к счастью, покойной) и в модную молодёжную зимнюю одежду Forum, Foursquare и Special Blend (тоже закрытые Бёртоном бренды)
Он очень прикольно всё описал: мол, вложимся на 3–4 месяца, привезём сноуборды, продадим, заработаем процентов 30 прибыли. В случае плохих продаж всегда сможем слить их по ценам закупки и в любом случае отобьём деньги. Предзаказы у него были примерно на половину всей партии, то есть вроде как никакого риска. Просто глупо было упускать такую возможность!
Я снял все деньги с брокерского счета, который растил несколько лет – примерно 40 тысяч долларов, из которых половину заработал доверительным управлением, – и ещё занял у родственников примерно в 4 раза больше. И проинвестировал. Заодно вложился ещё в закупку модной сноубордической одежды, на которую тоже были «предзаказы».
Мероприятие оказалось мощнейшим фейлом.
самое главное – нам надо было чётко понять, что никто, кроме нас, не будет торговать досками этого бренда. Поэтому после многодневного юления и болтовни австрияков я спросил напрямик: вы больше никому не будете продавать эти доски? «Нет!», – ответили они. На том и порешили. В качестве доказательства у нас была переписка по емейлу.
Внезапно от предзаказа отказывается основной клиент – порядка 25 % всех досок. Мотивирует очень странно: дескать, он купит эти же доски через две недели в другом месте и дешевле. Мы не верим, звоним австрийцам, еще раз спрашиваем: «Вы больше никому не будете продавать эти сноуборды?». Опять меня заверяют, что нет, вы наш представитель в РФ, всё в порядке. Опять к клиенту, уверяем его, что не сможет он больше эти доски нигде достать. Но заказ так и не выкупает.
Привезли мы тогда 315 сноубордов примерно на 80 тысяч евро (плюс ещё гору одежды). Через три недели после доставки выяснилось, что такие же сноуборды продаются и оптом, и в розницу и дешевле, чем у нас. Австрияки оказались гнилыми уродами и порядка 100 штук (то есть чуть ли не треть от нашего заказа) они продали Канту и на следующий год дали им эксклюзив.
В общем, попали мы очень крепко, я перезанимал раз пять. Свои деньги вынуть так и не удалось. Получилось так, что партнёры торгуют еще другими вещами (из прошлых своих закупок) и я предложил объединиться, чтобы не было конфликта интересов, так как мне было важно, доски из какой партии они продают, а им – нет. Мы открыли сначала шоу-рум/мелкооптовый склад (через стенку от моих программистов), а потом два магазина в «Экстриме» – досок и одежды.
А потом австралийская компания наконец вышла на IPO и мои акции стали стоить нормальных денег. Ну, то есть они и так чего-то стоили, просто появилась возможность их продать.
Продал я примерно ¾ акций, часть перевложил в долгий пенсионный портфель из крупных компаний, часть в недвигу, значительную часть в «реальный» бизнес (опять розница, и там понятно, что опять фейл), остальное пока оставлю – они за 2 года в 3 раза выросли. Тут, конечно, снова фейл – надо было держать, – но кто ж знал. Нельзя жалеть о диверсификации.
Из этой «внезапной» истории заработка денег надо понять несколько вещей: во-первых, она длилась 12 лет, и в первые годы после продажи компании я никак не мог повлиять на свои акции: ни продать, ни докупить.