Директор завода ArcelorMittal Кривой Рог: "Если из-за дорогой электроэнергии завод будет и дальше убыточным, мы можем уйти из Украины" (Интервью)

Продажу “Криворожстали” глобальному холдингу ArcelorMittal многие годы называли самым крупным и успешным кейсом приватизации. Сейчас же руководитель криворожского предприятия рассказывает, что за ее счет наживаются энергетики, поэтому компания может пересмотреть свое присутствие в Украине.

Генеральный директор предприятия Мауро Лонгобардо рассказал о проблемах со стоимостью электроэнергии, планах по развитию собственной генерации, трендах на рынках стали Европы и Украины, а также на что криворожский актив направляет дотации от материнской компании. 


О трендах на рынках стали и планах продаж

В 2024 году объем внутреннего потребления металлопродукции вырос на 10% по сравнению с 2023 годом. Какие тренды вы видите на внутреннем рынке в этом году?

— К сожалению, я не вижу ни одного положительного тренда на домашнем рынке. Да действительно, в прошлом году был рост по сравнению с предыдущими годами. Но мы все еще не находимся на довоенном уровне, и это логично. В прошлом году было много проектов по реконструкции и укреплению энергетической инфраструктуры. Но они не продолжились на том уровне, который мы ожидали.

Одной из причин, как нам объяснили, стало бюджетирование. Как вы помните, эти проекты по укреплению энергетической инфраструктуры финансировались на средства USAID и в определенный момент это все остановилось или было ограничено.

Какие вы видите перспективы экспорта с учетом фактора Трампа? Во время его первого срока мировой рынок столкнулся с волной протекционизма, когда США ввели пошлины, а ЕС ввели квоты для импорта стали. Есть ли по вашему мнению риски повторения такого сценария сейчас?

— Я не верю, что Европа изменит политику по отношению к Украине. Они предоставили нам возможность торговать без квот и пошлин. Эти исключения были продлены еще на три года. И мы думаем, что это так и останется.

Проблема не в Европе, а в том, что есть многие другие страны, ранее экспортировавшиеся в США: Алжир, Турция, Египет и другие. Мы знаем, что США импортировало 3 млн. тонн продукции нашего типа (арматура и катанка). И как только США заблокировали этот тип продукции, все эти объемы ранее шли на американский рынок, оказались на рынках других стран, которые не защищены пошлинами и квотами. Такая продукция будет продаваться по демпинговым ценам, и за определенное время это убьет домашнюю индустрию таких стран.

Так что если эта продукция зайдет в Украину, мы можем потерять домашний рынок. И даже если здесь будет антидемпинговое расследование, по результатам которого будет введена защитная пошлина, все равно будет переходный период, за который демпинговый импорт займет наши объемы рынка. Поэтому Украина должна защитить своих производителей и ввести таможенную пошлину 25% на импорт такой продукции. Иначе мы потеряем объемы, продаваемые на домашнем рынке. И тогда бизнеса у нас не будет совсем, мы говорим не о заработке, а о выживании.

Какие тренды сейчас доминируют на европейском рынке стали? В прошлом году вы говорили, что рынок в депрессии, ситуация изменилась?

— Рынок все еще в депрессии. Единственное, что помогло нашему экспорту — это обменный курс: евро подорожал по отношению к гривне и мы смогли получить лучшие цены. Но цены в ЕС остались низкими из-за низкого спроса. А тарифы, применяемые США по импорту из ЕС, могут повлиять на ситуацию еще больше. Сейчас Европа не в лучшей экономической форме, и это сказывается на нашем бизнесе.

Какая у вас структура продаж?

— Всего у нас производство около 3 млн. тонн в год. В этом году будет меньше, потому что мы до апреля работали только одной доменной печью из двух. Из этих объемов 450 тыс. тонн металлопродукции, или около 15% — это экспорт в страны ЕС. Еще 20-30% – это чугунные чушки, которые мы экспортируем в США. Всё остальное мы планируем продать на домашнем рынке. 


О загруженности производства и закупке сырья

В прошлом году ваша загруженность составила 30-50% в металлургическом департаменте и 70% в горнорудном. Какая загруженность сейчас?

— Могу сказать, что в настоящее время у нас загруженность производства в металлургическом департаменте 50% от довоенных объемов. Но эти 50% сейчас можно считать, как 100%. Мы в любом случае не могли бы быстро вернуться в довоенные объемы, поскольку некоторые активы, работавшие в 2021 году, должны были пройти капитальный ремонт. Поэтому наша мощность сейчас составляет 3 млн. тонн в год и будет оставаться таковой до конца войны, пока мы снова не запустим большие стратегические инвестпроекты.

В горном производстве мы сейчас также на максимально возможном уровне. Здесь загрузка на 70-80%, поскольку здесь мы реализуем инвестиционные проекты, и как только мы их закончим, вернемся к загрузке в 100%.

Прошлой осенью среди профессионального и экспертного сообщества бытовал достаточно апокалиптический сценарий, что потеря Покровска может обрушить производство стали вдвое. С января «Метинвест» приостановил работу шахтоуправления в Покровске. Удалось ли диверсифицировать поставки коксующегося угля?

— Конечно, это большая проблема для Украины и для владельцев этих шахт. Мы покупали уголь из Покровска, но платили рыночную цену. Сейчас мы ввозим уголь из-за границы и платим те же деньги, что платили владельцам шахт в Покровске. Так что на нас это не сильно повлияло. Да, есть определенное влияние по логистике, но оно незначительно.

В портах проблемы нет? Были прогнозы, что увеличение импорта кокса вызовет проблемы с логистикой, из-за того, что мощности перевалки в портах ограничены.

— Пока нет, но с увеличением отгрузки в портах они могут возникнуть. Мы знаем, что лето — это пиковый сезон для вывоза аграрной продукции. И мы посмотрим, как новые объемы угля, которые будут летом заезжать в Украину, на это повлияют.


О финансах и проблемах с ценами на электроэнергию

Прошлой весной вы говорили, что компания достигнет безубыточности по результатам 2024 года. Этого не удалось достичь, но удалось нарастить выручку в 1,5 раза. В результате чего выросла выручка?

– Выручка это выручка. Если мы увеличиваем производство с 1,5 млн тонн до 2 млн тонн, то, конечно, мы получаем больше денег. Но проблема в том, что когда себестоимость больше и затрат больше. Объемы у нас могут быть, но из-за высоких затрат на электроэнергию себестоимость уже больше, чем цена на некоторых рынках.

Несмотря на то, что я могу достичь нулевого показателя EBITDA, мне нужно какое-то количество наличных средств, чтобы инвестировать. Мне нужно потратить $150 млн капитальных инвестиций в год даже во время войны, иначе я просто не смогу работать. К тому же, мы платим огромный налог на землю. Он составляет $40 млн в год, и мы вынуждены платить его даже если ничего не будем производить. Так что в таких условиях, если у меня показатель EBITDA нулевой, у меня все еще недостаточно средств, чтобы бизнес мог удерживать себя. Мне нужно еще около $200 млн, чтобы удерживать бизнес.

Как изменилась доля электроэнергии и логистики в структуре себестоимости за последний год?

– Она очень выросла. Мы потребляем 250 МВт-час, так что наши дополнительные затраты на электроэнергию составляют $200 млн в год. Цены на электроэнергию настолько высоки, что делают наш бизнес неконкурентным. Они уже выше, чем в Европе. Даже во время сезона, когда ситуация, казалось бы должна быть другой. Вот, например в с мая по июнь уже не холодно, но еще не жарко, и цена должна быть лучше. Однако за электроэнергию июне у нас цены в среднем составили $135/МВт-час. И когда я смотрю на цены в странах ЕС, то там цены меньше $100, а в странах, где есть ядерная энергетика, во Франции на пример, там $40/МВт-час.

И вместе с этим, я вижу, как энергетические компании, несмотря на атаки, потерю активов, а также все те проблемы с которыми они столкнулись, показывают положительные финансовые результаты. Но ведь это наши деньги!

В начале года «Укрзализныця» решила увеличить тарифы на 37%, и, к счастью, мы смогли переговорить с ними и этого не случилось. Но если у «Укрзализныци», «Укрэнерго» или другой компании нет денег на содержание бизнеса, то платить им должно правительство, а не мы. Я ведь не могу выйти на рынок и перевести свои расходы на клиентов, потому что цены на нашу продукцию устанавливает мировой рынок.

Поэтому мы обращаемся к правительству, чтобы оно на это повлияло. Мы не против, чтобы у энергетических компаний была определенная маржа, но если себестоимость $10, а нам продают за $135, это абсолютно неприемлемо. Это те деньги, которые мы должны использовать, чтобы наш бизнес работал.

Какие у вас планы в этом году? Удастся ли выйти в ноль?

— Если правительство не повлияет, то не получится. У нас снова будут убытки. И мы, возможно, пересмотрим свое будущее в Украине. Мы хотим понимать, мы в одной лодке или нет. Мы как группа видим себя в Украине, поэтому комбинат уже получил помощь в размере $1 млрд от материнской компании. Но другие тоже должны идти с нами в этом направлении. Мы не можем тратить деньги, чтобы потом эти деньги забрал кто-нибудь другой.

Вы об этом говорили на Business Wisdom Summit 2025. Ваши коллеги из других отраслей сейчас активно строят собственное поколение, что позволяет им сократить затраты на энергетику. Вы сейчас изучаете возможность построения СЭС. Вы не думаете, что это могло бы частично снизить проблему?

— У нас было много дискуссий на этот счет. Мы планировали в будущем по возможности построить электропечь и ВИЭ, чтобы производить зеленую сталь. У нас есть проекты, чтобы электроэнергия генерировалась ветровыми или солнечными панелями. Сейчас мы анализируем эти кейсы, чтобы осознать возможность их реализации. Но проблема в том, что это покроет наш спрос максимум на 25%. Мы не в Саудовской Аравии, где солнечные дни весь год, у нас есть сезоны, когда СЭС генерирует меньше. Еще одна возможность, которую мы сейчас анализируем, и у нас было обсуждение этого с «Энергоатомом», касается построения малого ядерного реактора. Они сейчас ищут места, где их можно было бы установить в будущем, и мы очень заинтересованы установить такой реактор, но мы еще на предыдущем этапе и строительство займет минимум 5 лет.

Сколько может стоить построение такого реактора, и кто в итоге будет его владельцем?

— Относительно стоимости у меня точной цифры нет, а владельцем, я думаю, будет «Энергоатом». Со своей стороны, мы можем заключить соглашение о выкупе генерируемой электроэнергии. И учитывая наше потребление, мы будем лучшим клиентом, если «Энергоатом» решит идти в этом направлении. У нас нет пиков, нет такого, чтобы мы меньше потреблялись ночью, у нас будет постоянное потребление. Мы можем гарантировать, что выкупим все объемы. И эта технология для нас будет лучше солнечной, которая зависима от светового дня или сезонов.


О $1 млрд от материнской компании, капитальных инвестициях и «зеленой» модернизации

Вы говорили 1 млрд. финансовой поддержки от ArcelorMittal. На что ушли эти деньги? И от чего зависит объем этих денежных дотаций?

— Когда мы формируем наш бизнес план в начале года, мы делаем его с определенными допущениями: цены на рынке, коммунальные тарифы, логистика. Мы уже видим, что группа должна вливать в нас деньги, чтобы мы могли инвестировать. Это было понятно с начала войны. Но проблема в том, что ситуация оказалась гораздо хуже, чем прогнозировалось. В апреле цены на электроэнергию оказываются на 40-50% выше тех, которые мы планировали в начале года. Поэтому наши платежки за электроэнергию вымыли от нас все деньги, которые мы заложили в нашем бизнес-плане, и у нас нет денег, чтобы инвестировать и рассчитаться с подрядчиками.

Тогда материнская компания дает нам дополнительные средства, чтобы мы могли продолжить нашу деятельность в Украине. Но я бы сказал, что за три года мы уже подошли к концу этой тропы. Когда мы видим, что кто-то хочет извлечь выгоду, группа принимает другую позицию и говорит: мы не можем поддерживать бизнес в стране, где наши деньги получает кто-то другой.

Сколько было выделено в 2024 и предварительно в 2025 году?

— Мы закладываем ежегодно около $150 млн капекса, иногда из-за неожиданных обстоятельств нам нужно больше отложить некоторые инвестпроекты Около $650 млн группа вложила в нас в первый год войны, когда мы потратили много денег для поддержки производства и чтобы платить нашим работникам.

В какие проекты вы планируете инвестировать в 2025 году?

— У нас есть два крупных проекта в горном производстве. Во-первых, это продолжение строительства нового хвостохранилища. Я надеюсь, что до конца года мы закончим первую фазу строительства. Кроме того, у нас есть проект по переносу одной из наших дробильных фабрик. Это позволит нам дальше разрабатывать железорудный карьер. В металлургическом производстве у нас очень много мелких проектов, направленных на уменьшение себестоимости и увеличение энергоэффективности. Также мы модернизируем наши локомотивы и вкладывали более 30 миллионов долларов. в охрану труда.

Есть ли у вас планы освоить новые виды продукции?

– Да, мы об этом думали. Но у нас нет для этого ресурса. Мы не можем конвертировать существующие агрегаты, нам нужно строить новые. Поэтому это не то, чем мы будем заниматься в первую очередь.

Уже с 1 января в ЕС должно заработать CBAM. Готовы ли вы к этому? Как бы Вы оценили шансы Украины получить отсрочку этого механизма? Что вы будете делать, если механизм заработает по поводу украинской стали в полной мере?

— Мы надеемся, что правительство сможет достичь с руководством ЕС политического соглашения об отсрочке CBAM для Украины. Без этого мы не сможем работать на европейском рынке. Как я уже говорил, мы и так на грани себестоимости из-за дополнительных затрат. И если к ним добавить трансграничную углеродную пошлину, то европейский рынок для нас фактически закроется. При этом отсрочка в 1 год ничего не решит. Как только закончится война, нам нужно будет время, чтобы собрать бюджет на инвестиции и реализовать проекты. Поэтому я надеюсь, что мы получим отсрочку в 3-5 лет.

Сколько вам нужно денег, чтобы вы соответствовали нормам CBAM?

— Я думаю, это где-то $1 млрд.


О кадрах и проблемах с налоговой

Как изменилась ситуация с кадрами и мобилизацией?

— Сейчас у нас все хорошо, мы получили необходимый процент бронирования, чтобы продолжить работу. Но за последний год ситуация менялась очень часто. В прошлом году у нас была плохая ситуация в марте, потом она улучшилась, потом у нас снова были проблемы, и несколько месяцев все было очень плохо. После этого ситуация вернулась в норму и сейчас все хорошо. Мы очень просим, чтобы мобилизация была предсказуемой. У нас у компании есть конкретное число забронированных и мы бы хотели, чтобы оно оставалось стабильным. Вы не можете изменять правила каждые несколько месяцев, если вам нужны лучшие результаты – возможно стоит поменять методы?

В январе вы заявляли о безосновательных проверках со стороны налоговой. Изменилась ли ситуация на сегодня?

— Если честно, то я не вижу никаких улучшений. Они используют это как инструмент сбора в бюджет. Мы идем в суд, выигрываем суд, а потом снова ходим по кругу. И в большинстве случаев мы выигрываем у них такие дела.

У нас один конкретный случай между 2014 и 2018 годами, за который мы были в суде уже дважды выигрывали суды в трех инстанциях. Уже и Верховный суд выносил приговор в нашу пользу. Но это дело все еще открыто, потому что они надеются что кто-то допустит ошибку и они смогут дополнительно собрать в бюджет деньги. Я не понимаю, в какой еще стране такое может происходить.

Нас это очень беспокоит: мы теряем деньги, мы в беде, а они пытаются снова отхватить какой-нибудь кусок. Но я вижу, что когда мы идем в ресторан и платим на разных ФЛП. У нас огромная возможность найти деньги в бюджет, забрав их из теневой экономики.

Мауро Лонгобардо родился в городе Галларате в 40 километрах от Милана. Учился в Миланском техническом университете, где изучал дисциплины, связанные с полимерными материалами, а также металлургическое производство. Уже более 18 лет Лонгобардо живет за пределами Италии. В Украине сначала работал заместителем гендиректора по производству в компании «Интерпайп», а в 2018 году присоединился к глобальной ArcelorMittal. Криворожское предприятие Лонгобардо возглавляет с февраля 2020 года. Учит украинский язык, каждый день изучает новые слова. Ежедневно пьет 2-3 или 4 чашки эспрессо.