Тимофей Мартынов словил очередную депрессию. Ничто его не радует, даже теннис. И это не удивительно. Ведь Тимофей Мартынов достиг заоблачных высот в трейдинге и в игре в теннис. А ведь так одиноко быть на вершине одному. Эта пустота, зияющая на фоне головокружительных успехов, казалась ему более реальной, чем любые цифры на биржевых графиках или победные очки на корте. Он мог просчитать любой ход, предвидеть любой рыночный тренд, но как просчитать путь к человеческому теплу, когда вокруг лишь эхо собственных достижений? Каждый новый миллион, каждая выигранная партия лишь подчеркивали эту пронзительную тишину, которая теперь стала его постоянным спутником. Он пытался заполнить ее новыми вызовами, но даже самые амбициозные проекты казались лишь очередным способом убежать от самого себя, от этой гнетущей мысли, что все, чего он добился, не имеет истинной ценности без кого-то, с кем можно было бы разделить эту победу.
Он смотрел на свои руки, привыкшие к уверенному движению мыши и резким ударам ракетки, и видел в них лишь инструменты, способные приносить прибыль или очки, но не способные удержать чью-то руку в ответ.
Вечера, когда-то наполненные предвкушением следующего дня, теперь тянулись бесконечной чередой безрадостных часов. Он пробовал новые хобби, погружался в искусство, изучал философию, но все это было лишь попыткой заглушить внутренний голос, который шептал о бессмысленности всего этого великолепия без живого отклика. Даже самые изощренные стратегии на фондовом рынке, которые раньше захватывали его целиком, теперь казались лишь сложной игрой, лишенной истинного азарта, потому что не было никого, кто бы мог искренне восхититься его гениальностью или разделить его разочарование в случае неудачи. Теннис, некогда источник его силы и вдохновения, теперь напоминал о том, как легко можно быть побежденным, даже когда ты на пике формы, если противник – собственное внутреннее опустошение. Он чувствовал себя как искусный шахматист, который просчитал все возможные ходы, но забыл о главном – о самой игре, о ее духе, о радости от процесса, а не только от результата. И эта осознание было самым болезненным ударом, который он когда-либо получал.
Он пытался найти утешение в воспоминаниях, но даже они казались теперь призрачными, лишенными той теплоты, которая когда-то их наполняла. Вспоминал первые шаги в трейдинге, когда каждый успешный прогноз вызывал бурю эмоций, когда делился своими идеями с коллегами, чувствуя себя частью чего-то большего. Вспоминал первые матчи в теннисе, когда каждая победа была заслуженной, когда после игры можно было разделить радость с тренером или друзьями, обсуждая каждый удар, каждую тактику. Теперь же все эти моменты были лишь отголосками прошлого, которые лишь усиливали ощущение нынешней изоляции. Он мог позволить себе все, что угодно, купить любую вещь, отправиться в любое путешествие, но ничто из этого не могло заполнить зияющую пустоту внутри. Он был как король, окруженный золотом и драгоценностями, но лишенный подданных, которые бы его любили и уважали не за власть, а за самого себя. И эта мысль, как ядовитая змея, обвивала его душу, не давая вздохнуть полной грудью. Он смотрел на городские огни из окна своего пентхауса, и они казались ему холодными, безразличными, отражающими лишь его собственное внутреннее одиночество. Казалось, что весь мир существует по своим законам, а он, Тимофей Мартынов, оказался за его пределами, наблюдая за ним из стеклянной башни, построенной из собственных достижений