ДОМ РОТШИЛЬДОВ Мировые банкиры, 1849–1999 Нил Фергюсон

ДОМ РОТШИЛЬДОВ Мировые банкиры, 1849–1999 Нил Фергюсон

 Электронная книга t.me/kudaidem/1433

Полуторавековая история самого влиятельного и успешного банкирского клана Ротшильдов предстает перед читателем в обширном историческом труде оксфордского ученого Нила Фергюсона.

Этот труд отличает безупречная эрудиция автора, который создал увлекательнейшую биографию династии на основе огромного фактического, ранее неизвестного архивного материала и развенчал при этом напластования бесчисленных легенд, анекдотов и мифов, связанных со знаменитым и по-своему исключительным семейством.

Если рассматривать 1789–1848 гг. как «эпоху революций», ее главными выгодоприобретателями явно стали Ротшильды.

Именно первая французская революция, которую называют Великой, революция 1796 г., буквально снесла стены франкфуртского гетто и позволила Ротшильдам начать свое феноменальное, беспрецедентное и с тех пор никем не превзойденное экономическое восхождение.

До 1789 г. жизнь Майера Амшеля Ротшильда и его родных ограничивалась дискриминационными законами. Им запрещали жить за пределами гетто, а по ночам, по воскресеньям и в дни христианских праздников их там запирали. 

Революция и война способствовали восхождению Натана, властного сына Майера Амшеля. Начав с экспорта британских тканей в Манчестере, он стал одним из «столпов» лондонского Сити и финансировал британскую военную экономику. 

В 1808 г. ему удалось перебраться из Манчестера в Лондон, который к тому времени, особенно после оккупации Амстердама Наполеоном, стал поистине всемирным финансовым центром.

В 1813 г. Натану удалось предложить свои услуги правительству Великобритании, у которого отчаянно не хватало средств на финансирование предпоследней кампании Веллингтона против Наполеона. 

Майер Амшель научил сыновей таким реалистичным правилам ведения бизнеса, как:

 «Лучше иметь дело с правительством, у которого трудности, чем с тем, на чьей стороне удача»;

«Если не можете сделать так, чтобы вас любили, постарайтесь, чтобы вас боялись»;

«Если высокопоставленный человек входит в [финансовую] компанию с евреем, он принадлежит евреям». 

Братьев Ротшильд называли «финансовыми Бонапартами».

В 1815 г. Ротшильды стали стерлинговыми миллионерами. 

1820-е гг. стали временем как политической, так и финансовой реставрации.

Как заметил Байрон в «Дон-Жуане», Ротшильды имели одинаковую власть над «роялистами и либералами».

Гейне назвал Ротшильда революционером наравне с Робеспьером, потому что «Ротшильд… уничтожил власть земли, приведя к верховной власти систему государственных облигаций, тем самым мобилизовав собственность и доход и в то же время наделив деньги привилегиями, которыми раньше обладала земля».

Тому же Гейне принадлежит незабвенная фраза: «Деньги — бог нашего времени, и Ротшильд — их пророк». 

Самым важным вкладом Ротшильдов в экономическую историю было создание поистине международного рынка облигаций.

Никогда раньше облигации какого-либо государства не выпускались одновременно на многих рынках на таких привлекательных условиях, как, например, в случае с Пруссией в 1818 г.: облигации были деноминированы в фунтах стерлингов, проценты выплачивались в том месте, где производилась эмиссия, был создан фонд погашения.

Помимо всего прочего, они учитывали коммерческие вексели, торговали золотыми слитками, обменивали иностранную валюту, напрямую участвовали в торговле товарами, пробовали свои силы в страховании и даже предлагали частные банковские услуги отдельным представителям элиты. Они играли важную роль на рынках золота и серебра.

Но покупка-продажа облигаций стала главным видом спекуляции, в которой братья принимали участие.

Именно многонациональный характер подобных операций выделял Ротшильдов среди их конкурентов. Многонациональная структура предоставляла Ротшильдам важные преимущества в нескольких отношениях.

Во-первых, она позволяла им заниматься арбитражными операциями (одновременной покупкой и продажей ценных бумаг на разных рынках), эксплуатируя разницу в ценах между, скажем, лондонским и парижским рынками.

Во-вторых, они могли выручать друг друга в случае финансовых затруднений или затруднений в сфере ликвидности. 

Безусловно, они были крупнейшим банком в мире; к 1825 г. они в десять раз превосходили своих ближайших соперников, банк «Братья Бэринг» (Baring Brothers). 

Компания Ротшильдов оказалась столь долговечной во многом именно благодаря отходу от принципа максимизации прибыли.

В глазах современников Ротшильды олицетворяли «новые деньги».

Литераторы — особенно Дизраэли, Гейне, Бальзак — искали покровительства у этих новых Медичи, хотя позже карикатурно изображали их в своих произведениях.

Но настоящее образование их сыновья по-прежнему получали «в конторе».

Братья сходились в том, что их всемирный успех тесно связан с их иудаизмом.

Как выразился Джеймс, религия означала «все… от нее зависят наша удача и наше счастье». 

В 1839 г., когда Ханна Майер, дочь Натана, перешла в христианство, чтобы выйти замуж за Генри Фицроя, от нее отвернулись почти все родственники, включая родную мать.

Среди Ротшильдов была широко распространена эндогамия — они были сторонниками браков с близкими родственниками.

Им казалось, что Ротшильду подходит только другой Ротшильд: из 21 брака, заключенного детьми и внуками Майера Амшеля в период 1824–1877 гг., не менее чем в 15 супругами становились его прямые потомки.

Главным обоснованием для такой стратегии было укрепление связей в пределах семейной финансовой компании.

Браки между кузенами способствовали тому, что фамильное состояние не распылялось. Подобно строгому правилу, согласно которому дочери и зятья не допускались к священным гроссбухам компании, родственные браки стали одним из средств, не давших Ротшильдам прийти в упадок по образцу Будденброков из романа Томаса Манна.

Именно поэтому Гейне называл Ротшильдов «исключительной семьей».

Другие евреи начали относиться к Ротшильдам как к своего рода еврейской королевской фамилии: их называли «королями евреев», а также «евреями королей».

В начале 1830-х гг. несколько раз возникала опасность войны из-за Бельгии, Польши или Италии. Ротшильды к тому времени обладали настолько широкими связями, что были способны выступать в роли миротворцев в каждом случае.

Почтовая служба Ротшильдов служила своего рода тогдашней экспресс-доставкой и предоставляла семье одну из форм власти, которую давали знания.

Благодаря полученным важным новостям Ротшильды получали возможность корректировать действия на фондовых биржах, прежде чем передавать сведения дальше.

В то же время главенство Ротшильдов на международном рынке облигаций давало им и власть другого рода. Из-за того, что любое государство, которое всерьез планировало начать войну, нуждалось для этой цели в деньгах, Ротшильды рано поняли, что в случае необходимости могут накладывать вето: нет мира — нет денег.

А такие молодые государства, как Греция и Бельгия, были буквально обязаны Ротшильдам своим рождением: семья разместила для них займы под гарантии великих держав.

Один американский очевидец изобразил пятерых братьев, которые «стоят выше королей, поднимаются выше императоров и держат весь континент у себя в руках»: «Ротшильды управляют христианским миром… Ни одно правительство не действует без их совета… Барон Ротшильд… держит ключи мира или войны».

То, что Ротшильдам не удалось надежно закрепиться в Соединенных Штатах — они не доверяли назначенному ими же самими агенту на Уолл-стрит, — стало единственной крупной стратегической ошибкой в их истории.

Самые большие надежды сулила такая новая отрасль деятельности, как финансирование железных дорог. Государство либо напрямую финансировало строительство (как в России и Бельгии), либо субсидировало его (как во Франции и некоторых государствах Германии).

Поэтому выпуск акций или облигаций для железнодорожных компаний не слишком отличался от выпуска государственных облигаций.

 Доходы с капитала на акции континентальных железных дорог на протяжении всего XIX в. стали главной причиной того, что Французский дом вскоре перерос Английский.

К середине столетия Ротшильдам удалось построить весьма рентабельную сеть железных дорог, покрывшую всю Европу.

В 1840-е гг. враждебность к богатству слилась с враждебностью по отношению к евреям: антикапитализм и антисемитизм дополняли друг друга. Ротшильды оказались идеальной мишенью.

Благодаря своей многонациональной структуре, огромным средствам и превосходным политическим связям Ротшильдам удалось пережить восстания 1848–1849 гг.

В тех условиях, когда убытки несли почти все, их относительное положение, возможно, даже слегка укрепилось. 

В 1850-е гг. во многих странах были предприняты первые серьезные попытки продавать облигации по открытой подписке, без посредничества банков — в других случаях банки выступали скорее, как гаранты, а не покупали новые облигации сразу же.

Хотя Ротшильды по-прежнему занимали главенствующее положение на рынке облигаций, они перестали быть монополистами. Еще больше ослабило их развитие телеграфа, положив конец периоду, когда их курьеры могли доставлять важные для рынка новости раньше конкурентов.

В мае 1848 г. Шарлотта де Ротшильд подтвердила, что верит «в светлое европейское и ротшильдовское будущее».

Ее уверенность в затухании французской революционной эпохи имела под собой достаточно оснований.

Во второй половине XIX в. угрозы для монархии и буржуазной экономики в самом деле сократились. Но «светлое ротшильдовское будущее», как оказалось, зависело от способности семьи справиться с новыми задачами. Самыми серьезными из них стали национализм и социализм — особенно в тех случаях, когда они сочетались друг с другом.

Хотя Ротшильдам удалось в финансовом отношении пережить бурю, можно считать, что 1848 г. все же стал для них роковым переломным моментом.

Четверо оставшихся сыновей Майера Амшеля были к тому времени уже стариками. В 1850 г. Амшелю было 77, Соломону — 76, а больному Карлу — 68 лет.

Как верно предсказывал Бисмарк, последний вопрос — кто унаследует их богатство — очень занимал старших Ротшильдов, которые по этой причине по многу часов обдумывали свои завещания.

За много лет до того, в 1814 г., Амшель пошутил, что разница между богатым немецким евреем и богатым польским евреем заключается в том, что последний «умрет, когда находится в убытке, в то время как богатый немецкий еврей умирает, только когда у него много денег». 

В 1844 году доля Амшеля в семейной компании составляла почти 2 млн ф. ст.

Возник вопрос: кому достанется его состояние?

Лишенный сына, Амшель сравнивал достоинства двенадцати племянников, особенно тех, кто обосновался во Франкфурте (главным образом сыновей Карла, Майера Карла и Вильгельма Карла).

В конце концов его долю в компании разделили таким образом, что четверть досталась Джеймсу, четверть Ансельму, четверть четырем сыновьям Натана и последняя четверть — трем сыновьям Карла.

В 1855 г., Соломон, Карл и Амшель скончались один за другим в течение всего девяти месяцев.

Череда смертей в семье Ротшильд последовала за резким потрясением в финансовых делах. 

Партнеры не забыли о том, какие огромные суммы им пришлось списать, чтобы спасти Венский дом от краха.

Компания была устроена так, что убытки того вида, какие понес Соломон, распространялись на всех; его личную долю в общем капитале фирмы не сократили пропорционально понесенным всеми убыткам. Наверное, этим объясняется, почему в послереволюционный период центробежные силы угрожали разорвать связи, которые ковал Майер Амшель почти за сорок лет до того, желая сплотить сыновей и внуков. 

Прежние №братские союзнические узы» на время казались «близкими к разрыву».

Всем хотелось управлять Франкфуртским домом, поскольку он по-прежнему управлял филиалами в Вене и Неаполе.

Однако в конце концов в 1852 г. договор о сотрудничестве обновили, внеся в него довольно мало изменений по сравнению с договором 1844 г., и в следующие два десятилетия продолжали функционировать не менее успешно. Почему?

Лучше всего выживал домов Ротшильдов как многонациональной компании.

Новый договор свидетельствует о некоторой децентрализации.

Но, учитывая, что альтернативой (которая всерьез обсуждалась весь следующий год) была полная ликвидация коллективного предприятия, договор 1852 г. можно считать победой Джеймса.

(Рис 4)

После 1852 г. больше всех преуспевал Джеймс.

Он так успешно преумножил прибыль от континентальных железных дорог, что к концу его жизни капитал Парижского дома значительно превосходил капитал партнеров.

И Ансельм неожиданно проявил недюжинные таланты, восстанавливая жизнеспособность пошатнувшегося Венского дома.

Лондонские партнеры поняли, что и им небесполезно участвовать в операциях континентальных домов. Таким образом, новая система знаменовала собой новую эпоху равенства в статусе между Лондонским и Парижским домами.

Венский дом возродился к жизни, а влияние Франкфуртского и Неаполитанского домов сократилось.

Решающую роль по-прежнему играла эндогамия.

В период 1848–1877 гг. внутри семьи заключили не менее девяти браков, конечной целью которых было укрепление связей между различными ее ветвями. Устройство таких брачных союзов было, на протяжении жизни почти двух поколений, главным занятием женщин из семьи Ротшильд. 

Ротшильды считали, что им лучше не вступать в контакт с другими семьями, так как это всегда ведет к неприятностям и стоит денег.

(Ортодоксы и реформаторы).

Степень религиозности Ротшильдов в тот период нельзя недооценивать: наоборот, она стала выше, чем была в 1820-е — 1830-е гг., что стало еще одним важным источником семейного единства после 1848 г.

Чем больше бедных евреев приезжали в Англию из стран Восточной и Центральной Европы, тем больше члены еврейской элиты хотели, чтобы они эмигрировали в другие места.

(Позиция Лайонела)

Ни одна история семьи Ротшильд не будет полной без обсуждения решающей роли Лайонела, который добился для иудеев права быть членами парламента и входить в палату общин. 

В 1828 г. все еврейское население Британских островов составляло 27 тысяч человек; через 32 года (после нескольких десятилетий беспрецедентного демографического роста в стране в целом) евреев в Великобритании по-прежнему проживало всего 40 тысяч — около 0,2 % населения.

При этом больше половины английских евреев проживали в Лондоне.

По континентальным меркам и по сравнению с народным отношением к католикам (особенно к католикам-ирландцам) враждебность по отношению к евреям казалась приглушенной.

Решение Лайонела баллотироваться в парламент — 29 июня 1847 г. его кандидатура была одобрена Лондонской регистрационной ассоциацией Либеральной партии — стало переломным моментом в истории Ротшильдов.

В результате его решения фамилии Ротшильд суждено было стать неразрывно связанной с кампанией за политические права евреев; почти все следующее десятилетие Лайонел посвятил череде суровых избирательных и парламентских сражений.

Вместе с тем у Лайонела было два преимущества. В Лондоне пресса играла куда более важную роль, чем в других частях страны, и он стремительно наладил контакты с газетчиками.

Вторым и, наверное, более важным преимуществом Лайонела были деньги. По мнению лорда Грея, военного министра в кабинете вигов, он «не делал тайны из своего желания победить на выборах с помощью денег».

Почти весь 19 в. компания «Н. М. Ротшильд» являлась частью самого большого банка в мире, который господствовал на международном рынке облигаций.

Для сравнения с современностью можно представить себе слияние таких гигантов, как «Меррил Линч», «Морган Стэнли», «Дж. П. Морган» и, возможно, еще «Голдман Сакс»…

Наверное, надо прибавить к ним и Международный валютный фонд, учитывая ту роль, какую в XIX в. сыграли Ротшильды в стабилизации финансов многочисленных государств.

Сегодня же банк занимает относительно малую нишу на рынке международных финансовых услуг; его затмили такие гиганты, как HSBS, «Ллойдс — TSB» и планируемый огромный конгломерат Citigroup.

Служит ли взгляд в прошлое чем-то большим, чем упражнение в ностальгии?

Рассмотрим, какую роль сыграла история в послевоенном выживании и нынешнем успехе банка.

История банка «Н. М. Ротшильд и сыновья» могла окончиться в 1940-х гг. Тем, что она не прервалась, банк во многом обязан Энтони де Ротшильду.

С самыми сложными задачами Энтони столкнулся при сохранении самой главной роли своей семьи: роли банкира.

По правде говоря, война значительно уменьшила размер банкирского дома «Н. М. Ротшильд».

В послевоенной Великобритании сохранялись многие черты управления экономикой военного времени. Не в последнюю очередь дело было связано с ограничениями на экспорт капитала, что всегда составляло основу операций Ротшильдов.

Бреттон-Вудская система почти не оставляла места для традиционных международных выпусков облигаций. Более того, тогда в зените находился британский социализм.

Накануне Первой мировой войны капитал Лондонского дома приближался к 8 млн ф. ст. Сокращение до 1,5 млн — особенно учитывая потерю фунтом покупательной способности на 40 % в межвоенный период — свидетельствовало о резком спаде, отчасти вызванном неудачами в делах и беспрецедентным налогообложением.

Стратегия Энтони состояла в перестройке традиционных международных операций компании.

Сделать это было непросто, учитывая, что после войны потоки капитала в основном направлялись из Соединенных Штатов в Европу.

Компании пришлось сосредоточиться на документарном аккредитиве и акцептах.

В 1955 г. Энтони перенес инсульт, после которого стал инвалидом и вынужден был уйти в отставку; шесть лет спустя он умер. Тем временем компания получила подкрепление с двух сторон. В 1957 г. в банк пришел сын Энтони, Ивлин.

Шесть лет спустя в компанию пришел Джейкоб, старший сын Виктора.

Преобразования завершились в сентябре 1970 г., когда компания наконец была инкорпорирована. Закончилась эпоха неограниченной ответственности. В новое правление вошли четыре неисполнительных директора и 20 исполнительных директоров, и процесс принятия решений перешел от партнеров к новому исполнительному комитету.

Джейкоба в 1965 г. заявил: «Мы должны стать не только денежным, но и мозговым банком».

Компания делала первые шаги в области доверительного управления.

Другим важным направлением деятельности стали корпоративные финансы.

Дом «Н. М. Ротшильд» пристально следил за инвестиционными возможностями в таких растущих отраслях, как средства массовой информации и телекоммуникации. Банк инвестировал в ATV, одну из первых независимых телевизионных компаний.

Банк смотрел в сторону стран развивающегося Европейского экономического сообщества. Примерно в то время Ги, главу Парижского дома, кое-где называли «Ротшильдом, банкиром ЕЭС». То же самое можно было сказать и о его лондонских родственниках.

Самым же дальновидным из всех оказался замысел новой валюты, основу которой подкрепляли девять основных европейских валют. Тогда новую валюту назвали eurco (European Composite Unit). Эта предшественница появления экю и евро вначале стала практическим решением проблемы обесценивания фунта стерлингов по отношению к дойчмарке. Решено было предложить инвесторам облигации на 15 лет номинальной стоимостью в 30 млн eurco (около 15 млн ф. ст.) и 8,5 %-ный купон. Эксперимент оказался удачным.

После войны французским Ротшильдам пришлось действовать в другой обстановке, чем их английским родственникам.

Сфера их финансовых интересов была огромна — к 1964 г. «Компани дю нор» имела пакеты акций 116 различных предприятий из самых разных отраслей, от холодильников до строительства. Как и в прошлом, на первом месте для них оставались добывающие отрасли и полезные ископаемые.

Целью Ги в тот период было конкурировать с французскими акционерными банками, которые обгоняли «Братьев де Ротшильд» начиная с Первой мировой войны. Поэтому он привлекал депозиты, увеличивал чистую стоимость компании и создавал сети филиалов.

Ровно через 150 лет банк «Братья де Ротшильд» превратился в «Банк Ротшильд», компанию с ограниченной ответственностью с капиталом около 3,5 млн ф. ст.

В 1973 г. Эли скромно заверял интервьюера: «Невозможно сравнивать влияние банка Ротшильдов в 1850 г. и в 1972 г. В то время… мы были первыми. Сегодня мы не настолько дураки, чтобы считать, что мы нечто другое, чем мы являемся на самом деле… мы — пятнадцатые».

В 1978 г., когда «Банк Ротшильд» полностью поглотил «Компани дю нор», его активы оценивались в 13 млрд франков (около 1,3 млрд ф. ст.).

В начале 1970-х гг. страны Запада переживали инфляцию, которую подхлестнуло решение стран ОПЕК в ноябре 1973 г. вчетверо увеличить цены на нефть.

В целом для банков нефтяной кризис оказался преимуществом, потому что экспортеры нефти вкладывали большую часть своих резко увеличившихся доходов в западные банки, которые потом «возвращали их в оборот», давая их в долг импортерам нефти, которые попали в затруднительное положение.

Отождествление Ротшильдов с Израилем означало, что они не могли играть сколько-нибудь заметную роль в «переработке» арабских нефтедолларов (хотя они могли участвовать в процессе не напрямую).

Во многом черный список Лиги арабских стран свидетельствует о живучести мифа о Ротшильдах. 

Вместе с тем все больше Ротшильдов — в том числе впервые члены семьи мужского пола — начали выбирать себе супругов-иноверцев.

(Группа «Н. М. Ротшильд».)

К концу 1970-х гг. «Н. М. Ротшильд» и «Банк Ротшильд» приблизились к очень разным перекресткам. В Великобритании после победы на выборах правительства Маргарет Тэтчер, проявлявшего явные тенденции дерегулирования рынка, в лондонском Сити произошли большие перемены. Особенно стоит вспомнить отмену валютного контроля в 1979 г. и реорганизацию Лондонской фондовой биржи в 1986 г., связанную с отказом правительства ее контролировать (так называемый «Большой взрыв»). Встал вопрос о том, как лучше всего реагировать на эти изменения. 

Только в 1988 г. банк провел 11 операций по приватизации в восьми странах. 

В целом такая огромная передача активов от государства в частный сектор стала одним из самых важных шагов в мировой экономике конца XX в., сравнимой с созданием поистине международного рынка государственных долгов в веке девятнадцатом, который сходным образом распределял государственные обязательства. Вклад банка «Н. М. Ротшильд» в приватизационную революцию очень напоминает его прежнюю роль главного архитектора современного рынка облигаций.

Тем не менее консультации с правительством по поводу приватизации были лишь частью операций банка в области корпоративных финансов после 1979 г. Возможно, еще большую значимость для прибыли компании играли ее продолжительные успехи в частном секторе.

К 1987 г. группа Ротшильдов в целом могла заявить о том, что ее средства равнялись 10,3 с лишним млрд ф. ст.

Следует также упомянуть венчурный фонд «Биотекнолоджи Инвестментс» (Biotechnology Investments), основанный под руководством Виктора Ротшильда в начале 1980-х гг. 

В начале 1990-х гг. «Ротшильд инкорпорейтид» удалось заработать, выступая от имени кредиторов жертв рецессии и инвестиционной компании, специализировавшейся на «мусорных облигациях».

Во Франции, после пакта 1973 г. с коммунистами социалисты приступили к национализации «всей полноты банковского и финансового сообщества, особенно торговых банков и финансовых холдингов».

Правительство приступило к передаче всех банков с депозитами, превышающими 1 млрд франков, в государственную собственность.

В сети попали 39 банков, включая «Банк Ротшильд». Вот как банк, основанный Джеймсом де Ротшильдом, стал государственной компанией. 

Некоторые считали национализацию настоящим благом для компании, дела которой шли неважно.

Однако Ги в особенности сокрушался о второй конфискации на протяжении всего 40 лет. «Еврей при Петене, пария при Миттеране, — писал он в сердитой статье, которую напечатали на первой полосе „Монд“, — с меня хватит!».

Если бы различные банковские концерны Ротшильдов утратили всякий контакт друг с другом, парижским Ротшильдам трудно было бы оправиться от удара национализации. Однако через три года после уничтожения «Банка Ротшильд» учредили новый Парижский дом.

Следуя британскому примеру, новый Парижский дом принял участие в приватизации, советуя правительству выпустить на свободный рынок акции «Париба».

С тех пор Парижский дом все больше участвует в корпоративных финансах Франции. С капиталом в 19 млн ф. ст.) и имея под управлением около 1,9 млрд ф. ст. он также является одним из пяти ведущих корпоративных финансовых банков во Франции: выражаясь терминологией Сити, «нишевой игрок», но весьма энергичный.

Современная группа «Н. М. Ротшильд» является многонациональным предприятием (более 50 % его активов находится за пределами Соединенного Королевства), которое отличает широкий географический охват. Современная система напоминает систему банкирских домов, разработанную сыновьями Майера Амшеля после 1815 г.

Наверное, важнее всего то, что отличает современную группу от многих других крупных финансовых учреждений: и владение, и руководство группой поделено между ключевыми членами семьи. В XIX в. пять братьев, а позже их сыновья скрепляли свои банкирские дома и семьи договорами о сотрудничестве, которые заключались на определенные сроки. Сегодня шесть членов семьи делят между собой всего 37 мест в советах директоров (в том числе посты председателей и вице-председателей) в 15 ключевых компаниях группы «Н. М. Ротшильд». 

Из элиты компаний Сити, которые раньше составляли Комитет акцептных домов, Ротшильды остаются одними из всего четырех, кому удалось сохранить независимость.

И снова напрашиваются исторические параллели. В течение всего XIX в. единственной самой важной причиной, по которой Ротшильдам удалось пережить финансовые кризисы, революции и войны, унесшие многих конкурентов в забвение, было то, что кризис в одном банкирском доме можно было остановить и разрешить с помощью остальных. Классическими примерами могут служить спасение Парижского дома в 1830 г. и Венского дома в 1848 г. Восстановление банка Ротшильдов в Цюрихе напоминает те, более ранние операции.

Таким образом, развитие группы «Н. М. Ротшильд» необходимо трактовать скорее как способ отстаивания традиционной независимости Ротшильдов в мире еще более крупных финансовых гигантов, а не как стремление встать в ряды таких гигантов. 

Остается вопрос, как будет жить семейная «мини-многонациональная» структура, созданная Ивлином за последние десятилетия, в условиях, когда международные финансовые рынки стремятся к еще более высокой интеграции.

Часто говорят, что современный финансовый мир сильно отличается от финансового мира прошлого. Проводятся гораздо более масштабные, чем прежде, операции; благодаря достижениям в области электронной коммуникации они проводятся с беспрецедентной скоростью. Государственные и частные системы регуляции не поспевают за такими новыми явлениями, как, например, деривативы. Резервы центробанков кажутся маленькими по сравнению с огромным оборотом на международных рынках иностранной валюты. В эпоху глобализации устаревают сами национальные государства, тем более — семейные компании. Будущее принадлежит громадным международным корпорациям. Однако читатели, возможно, склонны подвергнуть сомнению столь скороспелые выводы.

На протяжении почти всего XIX в. никто не сомневался в том, что лучшие перспективы не только процветания, но и выживания более чем на 10–20 лет вперед были у компаний вроде той, которую основал Майер Амшель Ротшильд и вывел из гетто к величию его сын Натан в эпоху Наполеоновских войн. Успех коренился в отчетливом духе семейного согласия (concordia), честности (integritas), имевшей корни в религии, и трудолюбия (industria). Эти принципы оказались на удивление выносливыми, несмотря на центробежные тенденции, свойственные всем большим семьям, разъедающее действие ассимиляции и многочисленных соблазнов, которые несет с собой богатство. В то же время многонациональная структура придавала компании уникальную степень гибкости, позволив ей пережить даже самые худшие экономические и политические кризисы.

Возможно, современная финансовая корпорация унаследует такую гибкость.

Одна из слабостей современных западных учреждений, как корпорации, заключается в том, что они не добиваются доверия и преданности со стороны отдельных служащих или инвесторов. Может быть, у семейной компании это получается лучше, пусть даже подчас за счет отказа от масштабных операций.

Но, история учит людей лишь одному: как совершать новые ошибки, а слишком большие познания в финансовой истории влекут за собой избыточное неприятие риска у профессиональных инвесторов.

Знание истории полезно в одном отношении: фамилия Ротшильд во многом — такой же крупный актив, как и многое из того, что фигурирует в отчетах группы Ротшильдов. Ротшильды — знаменитая компания, это торговая марка, равной которой в международных финансах нет; надеюсь, что эта книга хотя бы в какой-то мере объясняет, почему так происходит.

Часть секрета долгого успеха в банковском деле заключается, конечно, в том, чтобы не обанкротиться; относительная сдержанность Ротшильдов и их стремление по возможности избегать риска стала одной из причин их финансового долголетия.

Такая особенность также коренится в психологии — точнее, в более широких временных рамках — семейной компании, которой приходится думать об интересах не только нынешних акционеров, но и будущих поколений.