Андрей Мовчан. РОССИЯ В ЭПОХУ ПОСТПРАВДЫ. Здравый смысл против информационного шума

Андрей Мовчан РОССИЯ В ЭПОХУ ПОСТПРАВДЫ
Здравый смысл против информационного шума

 
Электронная книга t.me/kudaidem/1285

Экономика как наука старается разобраться в механизме сложнейшей системы, состоящей из миллиардов элементов — домохозяйств, компаний, рынков, инструментов, — системы, в которой большинство элементов наделено свободой воли, но над которой стоят древние незыблемые законы, связанные с самой природой человека.

Экономика — это вид литературы: как и художественная литература, экономика выхватывает из жизни изолированные сюжеты и аспекты и описывает их с целью кого-то чему-то научить — но не претендует ни на объективность, ни на универсальность.

Андрей Мовчан решил, написать на тему о ресурсном проклятье и начать издалека — с древних цивилизаций.

В процессе работы у автора сформировалось понимание, что он может своими статьями помочь публике понять то, что у профессиональных экономистов пишется заумно и скучно, а у профессиональных журналистов — недопустимо поверхностно и неточно.

Андрей постарался занять позицию «между».

Настоящие экономические рецепты сродни советам о здоровом образе жизни — их слушают, морщась, за них даже платят, но потом мало кто им следует.

Мы живем в эпоху так называемой постправды, статьи  Андрея — все про постправду и все — попытка борьбы с ней, раскрытия реальности, сути, рационального взгляда на вещи.

Движение человечества вперед — это очень длинная и подчас крутая лестница, ступенями которой становятся действия каждого из нас, направленные на создание ценности, на развитие. Нам редко удается увидеть результаты этих действий, но надо помнить, что в лестнице все ступени равно важны: и последние, и первые, и маленькие, и большие.

Надеюсь, что эта книга и это видео тоже делают эту лестницу чуть прочнее и чуть удобнее.

Часть 1. Факты и мифы

Развитие манипулятивных техник информирования, которое вкупе со ставшим уже привычным фактом постоянного вброса дезинформации получило название «постправда».

В мире постправды наборы «фактов» про объективный мир у разных потребителей различаются.

эта книга начинается с заметок о фактах и гипотезах. 

Меркель, мигранты, мы

 Каждый житель России уже много лет подвергается внушению, что:

1. Критика власти — это редкое и опасное явление.

2. Если власть критикуют — значит, не за горами революция, кризис, беда.

3. Критика — признак слабости власти, ее неспособности себя защитить.

4. Смена власти — всегда угроза, это неестественно, это плохо, это ведет к потере позиции страны на международной арене и к беспорядкам внутри.

5. В союзах руководят не законы, не избранные органы, а правитель самого сильного участника союза. И вообще любой союз — это один сильный игрок и его прилипалы. 

Пропаганда этих псевдофактов, очевидно, нужна автократической российской власти для самозащиты от общества. А вот обществу она вредна. Зомбирование влияет даже на скептиков.

Вступление в ЕС?

Постправда проникает в головы, пользуясь тем, что называется аберрациями сознания.

Порассуждаем на тему, как работает аберрация, из каких заблуждений она складывается и что из этого получается.

Наиболее подходящим оказывается шаблон, в большей степени соответствующий выгоде человека (как он ее понимает). Это проблема ангажированности. Поскольку статус-кво выгоден власти, власть всегда будет против изменений — совершенно искренне полагая, что они вредны.

Еще нас подводит склонность к интерпретации вместо наблюдения (еще это называется ложной дедукцией).

Быстро решив, что нам не нравится высказанное суждение, мы начинаем анализировать не его, а причины, по которым оно высказано. 

Ужаснее всего — всеобщая маргинализация. Скажите мне: что, по-вашему, в этом мире вообще нет никакой позиции, кроме «лидер» и «отстой»? Вам не приходит в голову, что Россия — просто страна, не последняя в очереди, но и далеко не первая, не из худших, но и далеко не лучшая по самым разным параметрам?

1,7 % мирового ВВП — это совсем не лидерство, но это вполне значимый размер. В странах типа Швейцарии, Канады или Австралии, люди живут на порядок счастливее, чем в России или США.

Настоящими лидерами становятся тогда, когда, критически относясь к себе, работают над своим улучшением: делают богаче людей, увеличивают продолжительность жизни, развивают культуру и науку.

Бояться уважения (или путать его со страхом), как и бояться критики (или путать ее с агрессией), — признак большой психической проблемы.

Будущее за мегаблоками.

НАФТА — более 20 трлн долларов ВВП;

ЕС + Швейцария + Норвегия + ДСФТА + Турция — более 19 трлн;

Китай + Япония + Корея + сателлиты— еще 17 трлн.

Даже Индия с арабскими странами и частью Африки потянет на 4 трлн, хотя сложно им будет сопротивляться растяжению крупных блоков.

И как мы со своими 1,3 трлн, замешенными на нефти и газе, будем гордо стоять в одиночестве? А главное — зачем? 

Члены ЕС получают беспошлинную торговлю, единые стандарты, примат общеевропейского суда и основных законов, резко снижающий риски ведения бизнеса, наконец, единые квалификационные требования. Все это крайне нужно людям в России.

Матильда.

Ложная повестка — один из излюбленных приемов генераторов постправды. Суть его в том, чтобы заставить слушателя спорить о совершенно второстепенном вопросе, в то время как рассказчик будет исподволь убеждать его в своей правоте по вопросам действительно важным. 

В советское время идею ложной повестки хорошо выражал всем известный анекдот про зеленую кремлевскую стену. Суть его сводилась к тому, что, когда Брежнев вызвал дух Сталина посоветоваться, тот дал три совета: расстрелять всех членов Политбюро, сослать в Сибирь в лагеря всех инженеров и перекрасить Кремль в зеленый цвет. Когда же Леонид Ильич удивленно переспросил: «Зачем же в зеленый?», Сталин ответил: «Ну, хорошо, что по первым двум пунктам возражений нет».

Ложная повестка (false agenda) — коммуникативный прием, один из лучших способов заставить собеседника отвлечься от важной темы и невольно принять твою позицию по ней; это аналог ложной атаки У-цзы, метод, хорошо разработанный и часто применяемый в политических манипуляциях общественным мнением.

Николай II — спорная личность и потому вычленять из его биографии эпизод с юношеским романом и мусолить вплоть до поджогов и запретов фильмов — это типичная подмена повестки, отвлечение народа от реальных тем и проблем.

Терроризм. Мы и они.

Постправда — явление интернациональное. В развитых обществах тенденция к упрощению, плоскому восприятию фактов и/или их игнорированию, преувеличенному вниманию к менее значимым, но более громким факторам также имеет место. Большим плюсом развитого мира является умение вести общественную дискуссию и развитая конкуренция за власть — они порождают пресловутый плюрализм и заставляют даже самых яростных сторонников того или иного мифа слушать оппонентов.

 Даже если речь идет о событиях трагических — как, например, гибель редакции французской газеты Charlie Hebdo, по следам которой написана следующая статья. (Опубликована в Republic 15 ноября 2015 года.)

Каждый теракт в Европе (и России) вызывает к жизни одну и ту же риторику, состоящую из 5 пунктов:

1. Терроризм — это форма войны архаичной, жестокой, агрессивной культуры против нашей цивилизации. Это война «их» против «нас».

2. Терроризм — страшная угроза нашему обществу. Если ничего не делать, террористы его уничтожат.

3. «Мы» — не такие, как «они». Мы — гуманны по природе, они — убийцы, не ценящие ни свою, ни чужую жизнь. Мы не договоримся.

4. Причина разгула терроризма — наша мягкость и излишняя свобода.

5. Европе объявлена война. Надо, наконец, вести войну — лучше на территории врага, причем активно, жестко и до полной победы.

Начнем с первого пункта.

Кто с кем воюет?

Нет никаких «нас», с которыми «они» ведут войну. К нам залетают случайные снаряды — свидетельства той страшной бойни, которая идет у «них». Это не «они» развязали с «нами» войну. Это «мы», бесконечно балуясь с огнем, все время удивляемся, что искры прожигают «нам» дорогие костюмы.

Насколько тотальна угроза террора?

Почему мы так относимся к терактам? Нас впечатляют события неожиданные, в то время как события ожидаемые, стандартные не производят впечатления, какими бы они ни были.  наш ужас — лучшее свидетельство того, что в Европе с терроризмом нет острой проблемы: теракт — это крайне редкое, шокирующее явление. Даже если случится невозможное и количество жертв терактов вырастет в 100 раз, ущерб от них все равно будет в 2 раза меньше, чем от вождения в нетрезвом виде.

Такие ли мы разные?

Мы все — обезьяны в тонкой человеческой коже. Стоит обстоятельствам чуть-чуть ее поскрести, и мы готовы резать, взрывать, умирать и посылать на смерть. Сегодня просто очередь ИГИЛ. Принимающие же беженцев знают, на что идут. И принимают не потому, что питают иллюзии, а потому, что так правильно. Правильно потому, что только так в этой длящейся уже века истории взаимодействия миров, в которой европейцы часто выглядели похуже, чем исламские экстремисты, а еще чаще были просто опасными идиотами, можно не скатиться обратно в душный подвал прошлого, а выстоять и сохранить еще очень слабое гуманитарное общество, которое Европа только-только построила.

Пожертвовать свободами?

Есть ли хоть какая-то опасность «гибели» Европы под ударами террористов? Конечно, нет.  Сил террористов хватает на пару больших терактов в десятилетие, и вряд ли можно ожидать роста их возможностей. Европа создала мир, в котором самый высокий подушевой ВВП сочетается с самым низким уровнем преступности. 

Война не решает проблему.

Пятый тезис — о необходимости полномасштабной войны — вообще ни на чем не основан. Теракты — провокация конфликта, но не его причина и не его следствие. 

Выводы

Терроризм — это тип преступной деятельности, мало отличающийся от других форм организованной преступности. Терроризм концентрируется в зонах с низким уровнем жизни, слабыми институтами власти и общества, низким образованием населения. 

Терроризм изначально не имеет национальности или религии — просто по стечению обстоятельств сегодня почва для развития терроризма значительно плодороднее в части мусульманских стран. 

Речь об ограничениях свобод, об изменениях устоев общества идти не может — ничего из этого не делается для борьбы с преступностью.

Закрытие границ, ограничение информации и свобод, расширение полномочий силовых органов не защитят Европу от редких взрывов. Они быстро превратят Европу в подобие того мира, откуда терроризм сегодня выходит. Только понимание вторичности терроризма даст возможность развитым странам создать выполнимую программу по искоренению терроризма в мире. Рано или поздно экономика мусульманских стран сумеет развиться до уровня, на котором терроризм станет невозможным. Вопрос к нам — ускорим мы этот процесс или замедлим.

По законам шоу.

Постправда — это не только псевдофакты и гипотезы, построенные на ложных посылках. Постправда — это еще и способ коммуникации. «Слушатель» в информационном пространстве — это еще и зритель, и субъект — воспринимающий декорации.

Мовчану предложили поучаствовать в проекте. Проект состоит в создании серии публичных, транслируемых по ТВ дискуссий-поединков, в которых будут «биться» сторонники противоположных точек зрения на насущные проблемы современности.

Идея проекта, что если «интеллигентский разговор» превратить в шоу, если заставить, скажем, Кудрина и Титова не просто монотонно декламировать свои концепции, а гневно обличать друг друга, орать, швыряться ручками и стаканами, кидаться в драку, жевать галстук противника, то зритель будет завороженно следить за действием, аудитория вырастет и прогрессивные идеи того же Кудрина найдут доступ к массам.

Вряд ли, можно доносить до широкой публики хорошие идеи плохими методами. Ложка цирка в бочке университета превращает университет в цирк, а Ломоносова — в Жириновского. Публика не воспримет поданные так идеи, скорее, наоборот, будет ассоциировать их со скандалом и сочтет демагогией, поводом поржать. Возможно, выступающие и станут более популярными, но их идеи от этого не станут предметом обсуждения и принятия.

Диалог наш — это, скорее, первые признаки нарастающего процесса деструкции информационного поля, в рамках которого информация становится все менее важной и основную роль в коммуникации начинает играть форма ее подачи и шум, ее сопровождающий. Следствием этого со временем может стать полное обесценивание информации в глазах и ушах реципиента — и постепенный переход «сообщения» исключительно в область шума.

Кто, где и когда в последний раз видел в народе спрос на идеи?

Мы живем не разумом, а чувствами, нам нужны позитивные (острые, возбуждающие) ощущения и эмоции, мы чураемся впечатлений негативных (скучных, депрессивных). Мы не хотим чувства голода, мы хотим находиться в состоянии постоянного возбуждения. Хлеба и зрелищ. А пока реальный голод не подступил, мы хотим только возбуждения — только зрелищ — и ничего больше.

тип возбуждающих идей всегда был одним и тем же: это были идеи превосходства, рождающие либо агрессию, либо мазохизм.

Что нас толкает в путь? Ненависть, скука, страх смерти.

В экономике избытка вызвать эмоции стало намного труднее.

150 лет назад информация поступала исключительно в закодированном в печатные знаки виде и, требуя декодирования, развивала воображение, проникала вглубь сознания, побуждала и призывала. Декодирование ушло в прошлое, воображение атрофируется, его заменяет прямое впечатление — попробуйте представить себе Гарри Поттера не с лицом Рэдклиффа. 

Новое поколение, чтобы возбудиться, будет нуждаться в 3D порно-садо-мазо высочайшего разрешения, с эффектом виртуальной реальности, включая осязание, ощущение вкуса и запаха, — воображение совсем перестанет функционировать.

85 % населения регулярно смотрит телевизор, включая самые одиозные ток-шоу, а на вопрос «Зачем?» наиболее распространен ответ «Чтобы поржать»?

Государство становится все более — провайдером новостных раздражителей и примитивных эмоций высокой амплитуды. Та власть, которая удовлетворяет спрос на «движуху», будет иметь поддержку. Та, что ограничивается «идеями», — скучна и непопулярна.

Политики — лучшие маркетологи по части развлечений.

Власть принадлежит успешным политикам: они продают народу войны, терроризм, угрозы, кровь и грязь, неопределенность и чувство величия одновременно. Они из всего делают балаган с элементами мордобоя, имитируя любимую народную забаву. 

По законам жанра любой, кто вышел на сцену или даже сел в первый ряд, волей-неволей тоже клоун. 

Зрители выбирают между «жить» и «смотреть шоу» исключительно второе. Люди перестают быть гражданами — они становятся публикой. 

В условиях, когда «все можно», все теряет ценность, все приедается, и общество перестает реагировать. Потом, конечно, голодная публика выволочет на сцену и разорвет директора цирка, а на его место сядет другой. Будет ли он лучше прежнего, зависит от того, скольких зрителей мы успеем соблазнить разговорами за кофе с пирожными, но точно не от того, как будут вопить клоуны на сцене.

Ошибка измерения.

О том, как мы сами себя обманываем вроде бы корректными цифрами.

Вопрос количественной оценки показателей российской экономики упирается в условность систем измерения различных параметров и точность данных, которыми мы располагаем. 

Основным вопросом оценки ВВП России всегда была доля теневой экономики.  Доля неформальной экономики в России, которая в 1990-х годах, по некоторым оценкам, превышала весь размер официально зарегистрированного бизнеса, к 2013–2014 годам, по официальным же данным, сократилась до 10 %.

Пятна ВВП.

Знаменитое «строим мост — это ВВП, разрушаем мост — тоже ВВП» не будет преувеличением. В рамках расчетов ВВП невозможно отделить создание новой стоимости от ее перераспределения и даже ликвидации.

Составляющие ВВП также сильно отличаются по своему влиянию на будущее экономики — так называемому мультипликативному эффекту. Созданный станок дает больший мультипликативный эффект, чем произведенный товар потребительского спроса.

Непросто оценивать в России и распределение расходов бюджета — более 30 % засекречено.

Последовательный взгляд на развитие российской экономики с учетом такой волатильности рубля относительно своей справедливой стоимости должен говорить, скорее, не о падении ВВП России в 2015–2016 годах, а о неадекватном его завышении в период 2005–2013 годов из-за переоценки рубля.

Продуктовая композиция ВВП никак не соответствует потребительской корзине. В российском ВВП 18 % составляют углеводороды и 3 % — продукция агропрома. В потребительской корзине среднего россиянина продукты составляют более 50 %, а топливо — менее 10 %.

Все эти издержки количественных методов нам придется учитывать, анализируя экономику России.

Значения роста/падения ВВП, доходов или объемов операций менее 2–3 % неинформативны, так как остаются в пределах ошибки вычисления или уровня шума, вызываемого проблемами единиц измерения.

В экономическом анализе как нигде отчетливо проявляется когнитивный эффект предвзятости подтверждения, свойственный человеку. 

Карго-подражание.

Иногда постправда проявляется в подмене цели или замене целеполагания на «действие по аналогии». Здесь «добиться результата» заменяется на «быть как другие». Как правило, такая конструкция используется манипуляторами в ситуации, где нужный им результат не сообщается манипулируемым, маскируясь под цели, достичь которых очевидно невозможно — зато можно заявить, что для их достижения «все так делают».

Часть 2. Диктатуры и демократии

Рис 3

Власть демократическим путем переходит ко все более популистски настроенным политикам. Брекзит в Великобритании, победа Трампа в США, усиление «правых» в Швеции — свидетельства хрупкости конструктивной демократии даже в самых «надежных» развитых странах.

Как ошибается большинство.

Лозунг «Большинство не ошибается» бессмыслен.

Большинство кого? Новое, более прогрессивное, создается незначительным меньшинством и изначально всегда отрицается большинством, которое интенсивно борется за сохранение старого. Большинство не просто ошибается, оно ошибается всегда, поскольку всегда препятствует прогрессивному развитию.

Большинство — носитель стереотипов и отживающих норм. В процессе развития человечества большинство последовательно поддерживало каннибализм и человеческие жертвоприношения.  Стефан Цвейг описывает свой ужас, вызванный поддержкой начала Первой мировой войны абсолютным большинством населения христианской Германии.

В большинстве своем людям свойственны существенные ошибки восприятия, влияющие на принятие решений. 

Большинству людей свойственно существенно переоценивать свои способности и возможности. 

Особенно ярко эти явления проявляются в профессиональной сфере: более 90 % инвестиционных фондов показывают результаты хуже индексов; более 50 % стартапов не проживают года, более 90 % — умирают, не принеся прибыли создателям и инвесторам; средний инвестор на рынке проигрывает инфляции.   

Большинство же (по статистике) верит коммерчески мотивированным фальсификациям, таким как гомеопатия или финансовые пирамиды, не принимая во внимание отрицательные результаты научных проверок и данные статистики.

 Яркое свидетельство того, что возможность принимать рациональные решения ограничена, — религиозность большинства населения Земли, а приверженность религии невозможно объяснить рациональными соображениями.

Но большинство плохо принимает решения не только потому, что состоит в основном из неготовых к рациональному принятию решений индивидуумов. Общество склонно к групповому мышлению — отсюда стремление к конформности и иллюзия отсутствия персональной ответственности в результате присоединения к решению группы. 

Развитые демократии сформировали целый арсенал мер и механизмов, которые защищают общество от диктатуры большинства и эффекта группового мышления.

Интеллигенция пользуется большим уважением в демократических обществах и, разумеется, гонима в обществах, где групповое мышление служит интересам власти, поддерживаемой большинством.

При всем при этом нельзя не признать, что демократия периодически дает сбои — и в самых развитых демократиях argumentum ad populum и групповое мышление время от времени прорываются сквозь преграды — так появляются роковые ошибки, ведущие к страшным последствиям.

Автократичные лидеры стремятся спровоцировать групповое мышление в управляемом ими социуме, чтобы защитить себя от конкуренции. Лидеры таких примитивных групп в борьбе за сохранение своего статуса играют на простых желаниях и пороках большинства. 

Сама власть становится жертвой деструктивных последствий группового мышления и продвижения на первый план примитивных, неэффективных и даже саморазрушительных идей. 

Принцип истинной демократии состоит в том, что большинство устанавливает правовую систему, одинаковую для всех, в том числе для несогласного с такой системой меньшинства. В этом смысле права меньшинств защищены ровно так же, как и права большинства — не больше и не меньше. 

Нынешняя власть является прямым бенефициаром принципа диктатуры большинства.

Эффективная диктатура?

Хотя мы знаем примеры успешных диктатур, на один Сингапур приходится 100 Заиров».

С начала 1960-х годов Сингапур управлялся диктатором, который лишь в 1990-х отошел от власти, чтобы вскоре поставить на свое место сына. Тем не менее (и, как многим хочется верить, благодаря этому) за это время в стране произошла экономическая революция, вознесшая Сингапур в число стран с самым высоким подушевым ВВП в мире. 

Российская правящая элита, которая высоко ценит свое положение, материальные блага для себя и лояльность населения, видит в образе Сингапура надежду на сочетание всех трех параметров.

Доллары вместо процентов

Если в период с 1820-х до 1950-х годов между демократиями и диктатурами существовала очевидная разница (демократии увеличивали подушевой ВВП в среднем на 2 % в год, а диктатуры — на 0,86 %), то с 1950 года эти показатели составляют 2,4 и 2 %.

Но использование показателя процентного роста ВВП существенно искажает реальность: качество экономики определяется абсолютными цифрами, а не процентами.

Китай, растущий на 7 % в год, значительно беднее США, растущих на 3 %. Гораздо адекватнее будет картина, если мы заметим, что ВВП на человека в Китае растет на 450 долларов в год, а в США — на 1600.

Под «демократией» понимался строй, при котором в стране существует эффективная конкуренция элит и сменяемость власти, даже если в процесс реального выбора вовлечено не все население, — например, демократией считался период с 1991 по 2011 год в России, с 1994 года в Сингапуре и с 1982 года в Китае. 


Выводы очень любопытны. Только 5 стран из 60 показывали более высокий рост ВВП во время диктатуры, чем при демократии. Это Лаос, Алжир, Тунис, Парагвай и Венесуэла.

На рис. 2 представлен пример Южной Африки. 

Факторы успеха диктатур

Сингапур и Южная Корея — примеры стран, в которых диктатуры привели к быстрому росту ВВП (но не известно, не был бы он еще более значительным, если бы в этих странах изначально появились демократии). 

Россия сегодня сильно отличается от успешных диктатур по всем указанным показателям. Существенные отличия включают принципиально другую систему права и низкую эффективность правоприменения, напряженные отношения с Западом, приводящие к принципиально более низкому уровню инвестиций и остановке технологического сотрудничества.

Задача о пяти морских разбойниках.

По итогам 2016 года в руках долларовых миллионеров оказалось 62 % национального благосостояния. Такой результат и очевидный тренд (индекс Джини в России вырос на 10 % с начала века) заставляет задуматься о причинах ошеломляющего уровня неравенства в России. 

Посмотрим на проблему с точки зрения теории игр. Ведь понятно, что, когда в обществе менее ем 0,1 % преуспевает за счет 99,9 %, это не может происходить лишь потому, что меньшинству везет или оно «играет» значительно лучше остальных. Есть что-то, что не дает большинству использовать сколько-нибудь успешные стратегии; какой-то тормоз, который заставляет его делать выбор в пользу такого неравенства. Мне хочется высказать псевдонаучную гипотезу и проиллюстрировать ее детской задачкой из все той же теории игр.

Задача о пяти пиратах. Представьте себе команду, состоящую из пяти пиратов. Условно назовем их (1) «капитан»; (2) «помощник»; (3) «боцман»; (4) «рулевой»; (5) «матрос». Пираты находят клад в 100 монет. Его надо распределить, и способ этого должен предложить, естественно, капитан. Если половина команды или более с планом распределения согласна, то оно происходит и капитан сохраняет свой пост. В противном случае капитан свергается (и выбрасывается за борт) и право распределять переходит к помощнику, ставшему капитаном, — с теми же условиями: если план нравится половине и более из оставшихся, он принимается и новый капитан остается у власти. Если нет — и этот капитан отправляется в расход, и уже боцман занимается распределением — и так далее, до конца.

Вопрос в задаче: какой план должен предлагать капитан, чтобы сохранить свою власть, — с учетом того, конечно, что все пираты в состоянии просчитать последствия своих решений.

Матрос (пятый в очереди) понимает, что если он останется один на один с рулевым, то вообще ничего не получит.

Поэтому матрос будет голосовать за любой план третьего пирата (боцмана), по которому ему дают хотя бы одну монету.

Четвертый пират (рулевой) должен понимать, что ему в случае, если второй пират (помощник) устранен, ничего не светит: боцман и матрос все заберут. Поэтому даже за одну монету рулевой будет голосовать за план помощника. Помощнику этого будет достаточно (он наберет 50 %, капитана уже нет), поэтому его план, который пройдет, выглядит как (0; 99; 0; 1; 0). Позиция числа здесь отвечает номеру пирата в очереди к власти. Соответственно, устранение капитана приводит к тому, что третий и пятый пираты (боцман и матрос) не получают вообще ничего — пришедший к власти помощник забирает 99 %, отдает 1 % рулевому и командует дальше припеваючи. Поэтому боцман и матрос готовы за одну монету каждый поддержать капитана с его планом распределения. Вот и ответ: план (98; 0; 1; 0; 1), по которому капитан забирает 98 монет из 100, устойчив и позволяет капитану сохранять свою власть. На самом деле это понимают и пираты № 2 и № 4, поэтому любой пират, кроме капитана, будет поддерживать капитана за 1 монету, а тот выберет сам, кому ее давать, — то есть, пираты еще будут соревноваться в верноподданничестве, чтобы оказаться награжденными всего одной монетой.

Этот удивительный ответ (не правда ли, странно, что 4 пирата не в состоянии ничего сделать, чтобы капитан не оставил себе 98 % добычи, при этом половина вообще ничего не получает?) надо запомнить. На первый взгляд причина такой несправедливости в том, что пираты не умеют строить альянсы (каждый за себя). Но и это не совсем так.

Пиратам все равно — заигрывать с капитаном или искать альянса друг с другом, эффект одинаковый.

Переложение задачи на современное общество дает неожиданные аналогии. Давайте вместо пиратов представим себе различные страты общества: узкий круг людей у власти вместо капитана, круг претендентов на власть вместо помощника, вместо боцмана, рулевого и матроса — соответствующие по «расстоянию» до власти классы. Задача, естественно, описывает автократическое общество с централизованным источником благосостояния (например, ресурсозависимое), в котором страты не доверяют друг другу, а вопрос власти решается большинством. Это общество многими экспертами считается демократичным (ведь кто есть власть — решает большинство), но, как видим, на практике его стабильное состояние предполагает крайнюю степень неравенства. Приход к власти претендентов (своего рода переворот, смена элиты на самом верху), согласно задаче, только усиливает неравенство. Интуитивно осознавая это, общество в подобных псевдодемократиях не любит борющуюся за власть оппозицию, а оппозиция-претенденты, понимая свои шансы, готова сотрудничать с властью «за 1 монету».

Вывод неутешительный: если в системе не заложен жесткий механизм распределения монет, не зависящий от капитана (аналог институтов в развитом обществе), то, пока монеты имеются, власть достаточно крепка, даже если забирает себе почти все. Вывод второй: нет большого смысла эту власть менять.

Дело не в том, кто у власти, а в том, какой механизм распределения используется.

Власть отлично понимает, что только разделенное ненавистью и страхом общество, в котором действуют законы пиратского корабля, будет с радостью отдавать 98 монет из 100.

Часть 3. Власть и мы

Рис 7. Человек способен к коллективной активности только на основе мифа и в рамках сотворенных химер, другого способа нет. Химера коммуницирует с обществом через людей-посредников, избранных или присвоивших себе такое право — важно, чтобы общество признало такое присвоение по тем или иным причинам. Человечество создало множество подобных химер: боги, предки, юридические лица, футбольные клубы.

Государства как основа общества уступают свое место частично корпорациям, частично межгосударственным структурам. 

Не мы для власти, а власть для нас

Власть должна быть дана лучшим. А чтобы найти лучшее, нужна конкуренция. Да, монополия на власть плоха ровно так же, как и любая другая монополия: она создает плохой продукт — и очень дорого. Мы — общество, ценящее власть и деньги выше всего, а сотрудничество — ниже всего. Мы не понимаем, что власть и деньги в современном мире — почти полностью продукт сотрудничества.

Наша власть — наш слепок и в то же время форма, в которой отлито наше общество.

И наша власть в избытке дает обществу желаемое поглаживание. Более того, она насаждает в обществе культ силы — последнее утешение слабых и боящихся. 
не хочет сегодня 86 % общества менять власть.  Менять нужно не власть, а общество.

Тень Сталина.
Сталинбыл тем самым видом злой посредственности, которой, в силу своих беспринципности, хитрости, ограниченности мышления, не позволяющих вовремя ужаснуться самому себе или потерять интерес к «делу жизни», иногда везет оказаться на вершине цунами социальных потрясений и, став отражением чаяний сломанного общества, закрепиться на этой вершине, пока волна не спадет.

Сталин оказался в нужное время в нужном месте и выиграл конкурентную борьбу в своей банке с пауками во многом именно благодаря тому, что другие пауки слишком поздно стали принимать его всерьез.

Диктатуры богатыми не бывают (если это не Сингапур).
Общество, видимо, было вполне готово к террору уже к 1920-м годам. Действительно, нашлись же десятки тысяч исполнителей и миллионы доносчиков.
 Сталинский режим репрессировал почти 10 % и уничтожил не менее 5 % своего населения. Этот рекорд побит только в Камбодже.

Может быть, рабский труд в лагерях был очень дешевым и производительным? Нет и нет: содержание заключенного стоило в среднем около половины средней зарплаты свободного гражданина, а его производительность была ниже 50 % производительности свободных граждан СССР.

День рождения Горбачева

Российский менталитет, надо заметить, часто не знает разницы между критикой и осуждением. Критика — важнейший компонент взаимоотношений с социумом. 

Критика направлена на возможность договориться и исправить.

Осуждение — оружие страшное и обоюдоострое.

Человек — всего лишь человек. Человек у власти, как правило, еще больше «всего лишь». 

Если уж судить власть, то судить по тому, как изменилась жизнь и в первую очередь мораль за время ее властвования.

 Наше осуждение Горбачева породило Путина. Как ни контринтуитивно это звучит, наше осуждение Путина может породить химеру власти еще более страшную.

Он был уже во власти, он сам стал властью, без обязательств что-то менять, зато с обязательством быть лояльным к «своим» — тем, кто сделал его властью. Встать на сторону добра — великое дело. Предать своих, потому что они на стороне зла, — подвиг.

 Как Россия воспользовалась тем, что Горбачев сделал? Так же как мир — учением Христа: постаралась по возможности жить по-старому, а символы перемен — «демократию», «либерализм», «свободу» — использовать сперва для убийств, обогащения, завоеваний и иного насилия, а потом — как пугало для борьбы с теми, кто хотел бы восстановить их истинный смысл. 

 Горбачев дал нам свободу (как уж мы ей пользуемся — наше дело), но, правда, не научил благодарности. Может, это и не его вина.

Часть 4. Общество и власть

Рис 8.  После 2008-го (а особенно — после протестов 2012-го) российская власть неожиданно озаботилась мифологемой своего правления.

Лидеры страны начали через активно внушать обществу тезис: нынешняя власть — единственная, которая может обеспечить стране сохранение, развитие и материальное обеспечение мифологемы, привлекательной для большинства населения.

Россия и Запад: кто моральнее?

 Естественный прирост в странах ЕС-28 (без учета миграции) не был отрицательным с 1960-х годов, и сегодня он в 2 раза выше, чем в России.

Небольшая убыль наблюдается в Германии, но только последние 2 года; в Великобритании и Франции прирост более чем 3 человека на 1000, естественный прирост в США — 5,5 человека на 1000.

В России до 2013 года в течение 23 лет отмечалась естественная убыль населения. Только в 2013 году естественный прирост появился, да и то в ничтожных масштабах — 1,6 человека на 10 000.

Возникает большой вопрос, кто же «не способен на самовоспроизводство» и кому следует «сохранять традиционные ценности».

Общества, в которых высока доля атеистов, существенно более «функциональны» — в смысле уровня преступности, асоциального поведения и уровня взаимного недоверия.

В атмосфере недоверия, вызванного аморальным поведением, стоимость всех транзакций значительно повышается, оборот денег замедляется, риски воспринимаются как более высокие, и не только скорость роста, но и сам рост во многих областях оказывается под вопросом. 

В России 10,2 умышленных убийства на 100 000 человек в год. В США — 4,2. В Германии — 0,8. Во Франции — 1,1.

в России 603 заключенных на 100 000 человек населения. Во Франции — 85.

В России уникально большое количество охранников — 700 000 человек (1 на 208 жителей). В Германии — 177 000 человек (1 на 480 жителей).

В России на 100 000 жителей приходится 975 полицейских, в Германии — 300.

В мире на 100 родов в среднем приходится 22 аборта. В России — 73. В Европе — менее 20. По относительным показателям (на душу населения, на 1000 женщин, на 100 родов и прочее) Россия является мировым лидером по количеству абортов, причем с большим отрывом.

Россия занимает первое место в мире по потреблению героина. Общее количество наркоманов в России составляет более 5 млн человек, или около 3,5 % населения. Для сравнения: в ЕС уровень наркомании составляет 0,51% .

1 % россиян владеют 71 % национального богатства. В Европе тот же показатель — 32 %. 5 % самых богатых россиян владеют 82,5 % национального частного богатства; 10 % — 87,6 %. Россия — лидер по неравенству распределения богатства в мире (даже с учетом Брунея и Саудовской Аравии!).

В Европе на 1000 человек приходится 25 доноров, в России — 14, в Москве — менее 10.

Судя по сухим цифрам статистики, Россия существенно отстала в моральном отношении от Западной Европы, и правильнее было бы сказать: России сегодня следует всеми возможными способами перенимать у Западной Европы тот уровень морали, который в ней сформирован.

Экономика стаи или идеология зоны?

Идеология у правящей верхушки есть. Эту идеологию разделяет и большая часть населения страны. Я бы назвал ее идеологией «Зоны в кольце Свободных Поселений». 

Психологи, вероятно, употребили бы вместо «зоны» термин «примитивная группа». Примитивная группа не занимается сложными творческими процессами, не производит сложный продукт. Она может добывать, распределять, потреблять — решать простые стандартные задачи в рамках ограниченного ресурса. Уровень сотрудничества в таких группах минимален.

Дифференциация происходит только по способности индивидуума присвоить себе большую часть общего дохода. Члены примитивной группы оцениваются исключительно с точки зрения положения в иерархии, которое, в свою очередь, определяется силой.

 Примитивная группа уходит корнями в сообщества давних предков человека. Ученые изучают такие группы на примерах современных обезьян, в частности гамадрилов, макак, некоторых павианов.

Другие стада гамадрилов воспринимаются только в качестве претендентов на ресурсы твоей территории. Идей сотрудничества с людьми у гамадрилов не возникает.

XX век сформировал в России доминанту зонной идеологии. Чего удивляться, что именно эта, «почвенная», идеология стала новой идеологией власти.

Мораль можно свести к нескольким основным идеям. Первая — незыблемость законов, устанавливающих иерархию, в которой почти нет социальных лифтов, а между сидящими (народ) и охраняющими (представители власти) их нет вообще.

Вторая — абсолютная поддержка иерархии всеми ее представителями через принцип «как с нами, так и мы».

Третья — расчет только на себя: «не верь, не бойся, не проси», все кругом враги, сотрудничество отсутствует.

Первый признак зоны — общее ощущение «не дома». Согласно опросам, 63 % россиян хотят сменить страну проживания.

Отношение к Западу у нас похоже на отношение стада гамадрилов к людям в поселке неподалеку. Мы не любим Запад, мы его боимся, мы его презираем. И мы же его боготворим, мы от него получаем почти все жизненно важное.

Мы бесконечно у него просим и при этом категорически отказываясь сотрудничать.

Наша мораль и наши ценности — продукт экономической модели. Их не вытравить ничем, пока потоки нефти и газа будут приносить нам доход.

Проблема в будущем. На зоне кажется, что она существует вечно. Но когда-нибудь, не скоро, поток нефти из России закончится или станет не нужен.

И тогда нашим детям (или даже внукам) придется встретиться с выбором, который сделали наши давние предки, видимо, во время резкого изменения климата: поменять мораль — или вымереть. 

Оправдание зла в примитивной группе.

Отдельным важным вопросом является «взгляд изнутри» примитивной группы. 

Раз кругом враги, то понятно, почему у нас раздуты бюджеты обороны и безопасности, а пенсии отбирают.

Не менее важным для понимания сегодняшней ситуации будет правило круговой поруки.

Примитивные группы очень консервативны к любым изменениям. 

Но скорость принятия позитивной практики в примитивной группе может быть очень высокой — в силу развитого группового сознания.

Скептикам рекомендую вспомнить, что еще 10 лет назад автомобилисты никогда не пропускали пешеходов на переходах. Нужно больше говорить и писать о позитивных образцах в России и за рубежом; нужно пытаться внедрять их локально.

Хрестоматия насилия.

Насилие — едва ли не самая волнующая человека тема, предмет всех без исключения эмоций, неизменный компонент всех без исключения отношений между людьми и даже человека с самим собой, основной источник самых сильных переживаний — страха и возбуждения, главный двигатель прогресса еще вчера и — главный его тормоз сегодня.

Борьба с насилием превращается в доходный бизнес, в то время как реальная проблема насилия остается в стороне.

Как увязать тот факт, что подавляющее большинство женщин воспринимают реальное изнасилование как тяжкое преступление и одно из самых травматичных событий, с тем фактом, что существенное количество женщин склонно фантазировать о нем и проигрывать в сексуальных играх? 

Истоки насилия вплетены в историю человеческой борьбы за существование. Насилие было необходимо, и оно было заложено в человеке природой.

В современном мире роль насилия успешно оспорена новыми механизмами социального развития.

Только вторая половина XX века приносит ощущение победы кооперации над естественным отбором.

Борьба с насилием не может быть эффективной, если будет локальной, если будет основываться на насилии, если сведется к борьбе с насильниками — как борьба с комарами не может ограничиваться сетками. Надо осушать болота. 

Закрыть, пока не порно.

В обществах низкой ответственности индивидуума надо оберегать. Ему нельзя демонстрировать ничего: ни голых детей (побежит соблазнять), ни сигареты в магазине (начнет курить). 

«Сама виновата» — тезис, предполагающий неспособность насильника отвечать за свои действия вне зависимости от внешних обстоятельств. 

Общество низкой ответственности предполагает в своих членах естественность проявления зла и покорность низменным страстям. 

В таком обществе основной концепцией объяснения мира становится теория заговора, основным способом обеспечения безопасности — сила: от других — собственная сила; от себя, что еще более важно в таком обществе, — сила государственного принуждения; последняя принимается с радостью, так как избавляет от ответственности.

 В обществах, где толерантность к демонстрации высока, количество преступлений, которые можно было бы отнести к спровоцированным, намного ниже.

Часть 5. Национальный вопрос: мы и они.

Мы и мигранты.

Человек, как это прекрасно описано в работах Юваля Ноя Харари, отличается от своих ближайших родственников способностью верить в воображаемые конструкции и передавать эту веру друг другу. Это свойство позволило нашим пращурам, с одной стороны, начать объединяться в большие группы, не связанные личными отношениями и опытом взаимодействия (что сыграло решающую роль в вытеснении других человекоподобных), а с другой — вступить в жесткую групповую конкуренцию с такими же, как мы, гибридами Homo sapiens, разделившись на противоборствующие группы по критериям, не связанным с историей отношений или объективными факторами. Последнее сыграло на этапе человеческой эволюции огромную роль в обеспечении эффективности естественного отбора социальных структур и в конечном итоге привело нас туда, где мы находимся, — на порог мира, в котором доминируют гуманизм и демократия.

Трудовые мигранты из Средней Азии — подарок с небес: живя в кошмарных условиях, они умудряются работать за гроши, и при этом преступность среди них в разы ниже, чем среди «коренных», — данные МВД.

При этом они во многом одной с нами культуры (намного больше, чем китайцы, например), легко осваивают язык, когда получают такую возможность, не фанатично религиозны и запросто становятся вообще светскими.

В России очень низкая плотность населения, высокая себестоимость всего, трагическая зависимость от импорта, в том числе по объективным причинам. Вопрос не стоит — иметь или не иметь мигрантов.

Вопрос стоит другой — каких мигрантов иметь, насколько мы их впишем в общество и сделаем его достойными членами, дадим ли возможность производить добавленную стоимость.

Почему исламский мир обязан быть лучше, чем Европа 300 лет назад?

Заметка про возможность сравнения современного исламского мира с его дисбалансами, традиционностью, радикальными течениями и прочими пугающими европейцев свойствами, с Европой тех времен, когда европейское христианство было так же старо (или — так же молодо?), как сегодняшний ислам.

Европа 300 лет назад очень похожа на современный исламский мир во всех его проявлениях.

Обратите внимание на неуникальность процессов, идущих в исламском мире

ВВП в Европе составляет в нынешних долларах не более 600–650 на человека в год, у лидеров — около 1300. Это уровень современных стран Центральной Африки и территорий, контролируемых ИГИЛ.

В 18 веке еще действует инквизиция. Даже в Москве, по свидетельству очевидца, сжигают за богохульные речи. 

Количество жертв инквизиции оценивается за ее историю от 100 000 до 10 млн.

Влияние церкви на светскую жизнь — решающее.

В конце концов, ислам сформировался примерно на 300 лет позднее христианства (началом христианства правильнее считать IV век нашей эры). Так почему ислам сегодня обязан быть лучше, чем христианство 300 лет назад?

Электронная книга t.me/kudaidem/1285