ПрОклятые экономики. Андрей Мовчан. Саммари книги.Часть 1. Ресурс с научной точки зрения. Древний Египет. Древний Рим.

Авторы изучают феномен экономических катастроф в разные исторические периоды – от Древнего Египта до современности. Особое внимание уделяется «ресурсному проклятию»: на ярких увлекательных примерах из истории разных стран авторы показывают, как полезные ископаемые, географическое положение, традиции, проблемные соседи и даже сами люди могут становиться «проклятием» и приводить к гибели экономики.

Исследовательский труд будет интересен всем, кого увлекли работы философа и футуриста Юваля Ноя Харари, рассуждения о рисках и «антихрупкости» Нассима Талеба, а также предыдущий бестселлер Андрея Мовчана «Россия в эпоху постправды». 

Андрей Мовчан, Алексей Митров

Фраза Троцкого: «Везде, где вы слышите спор о политике, ищите спор о бифштексах» – явилась эпиграфом к последующим изысканиям Андрея Мовчана.

Россия дважды в конце XX – начале XXI века и трижды за 100 лет пережила глубочайший общественный и экономический кризис, непосредственно связанный с «влиянием ресурса» и неспособностью общества адекватно реагировать на изменения. Эта «нисходящая спираль» социальных процессов приводит к беспрецедентному оттоку капитала – и финансового, и, что значительно важнее, человеческого. Чем больше страна отстает в развитии от лидеров современного мира, тем меньше в ней остается задействованного таланта, тем менее эффективно используется даже тот интеллектуальный потенциал, что пока активен и остается в стране. Слабая монопродуктовая экономика, централизация экономических отношений с бюджетом как вечным посредником во всех транзакциях разрушают естественные региональные и социальные связи. С большой вероятностью эти процессы ведут к закату некогда значительной русской культуры и существенному экономическому сокращению России.

надеюсь, что опыт угаснувших цивилизаций, разрушенных обществ, поверженных империй, спроецированный на реальность современной России и собранный в этой книге, поможет читателям осознать механизмы такого разрушения и принципы его предотвращения.

Экономика является на редкость интересной штукой, причем непосредственно связанной и с историей, и с политологией.

Многие проблемы как России, связаны не только с социальными и политическими причинами, но и с экономикой – в первую очередь, с таким явлением, как «ресурсное проклятие».

Оказалось, что очень часто именно из‑за избытка природных ресурсов в разных странах к власти приходят режимы, элиты которых стремятся присвоить себе как можно больше получаемых от распределения и продажи ресурсов средств.

В итоге такие режимы после истощения ресурса терпели экономический крах и после масштабных потрясений физически погибали – часто вместе со всем государством. Очень редкие страны, которым повезло с ресурсами, могли справиться с этим бременем, построив диверсифицированную экономику.

В конце XX – начале XXI века бурное развитие стран, обладающих значительными запасами нефти и газа, наложилось на период существенных проблем в угольной отрасли и совпало с активным развитием экономик, которые могли предложить миру дешевый трудовой ресурс. Одновременно экономисты могли наблюдать три феномена: ресурсный бум, кризис дезадаптации, вызванный изменением конъюнктуры, и формирование неконвенционального ресурса и его влияние на экономику.

Успешно адаптируются и трансформируются только те общества и страны, в которых высокая степень экономической свободы защищена и от «активизма» чиновников, и от доминирования отдельных игроков; где широкие возможности сочетаются с эффективным регулированием, лучше всего – с развитой системой саморегулирования рынков; где минимальная бюрократия уживается с совершенной системой защиты прав конечных потребителей.

 О трех причинах сложности преобразований в обществах, а также о том, почему человеческие общества подчиняются дарвиновским законам эволюции намного больше, чем можно было бы подумать

в истории есть периоды взрывного роста, века прозябания и сотни лет регресса; иногда десятки фундаментальных изменений укладываются в период в десятки лет.

Общество не может быстро и кардинально измениться – тому мешают как минимум три серьезных фактора.

Во‑первых, изменения – результат несогласованных, но гармоничных действий множества общественных сил, каждая из которых преследует свои краткосрочные меркантильные цели.

Во‑вторых, даже осознаваемые и желаемые большой частью общества изменения далеко не всегда являются благом для всех страт и всех классов общества, а потому вызывают сопротивление бенефициаров текущего статуса.

Наконец, в‑третьих, если рождение и расцвет общества хорошо видны современникам, то его умирание, как правило, можно увидеть и оценить лишь в исторической перспективе.

Для жителя Римской империи начала V века не было очевидно, что Империи пришел конец.

В то время как общество и/или государство умирает, власть, элиты, влиятельные страты и население зачастую этого не замечают. Власти происходящее кажется «временными трудностями» или «кознями врагов». Элиты и состоятельные классы ищут свои выгоды или до конца держатся за теряемые преимущества, конкурируя между собой за сокращающийся кусок пирога. Население же живет вне размышлений о судьбах страны – простые люди решают текущие вопросы и склонны больше верить власти и своим привычкам, чем немногочисленным специалистам, предупреждающим о внутренней опасности.

на практике конкретное человеческое общество сильно напоминает популяцию животных – например, стаю волков.

Стая волков обладает ограниченным набором поведенческих возможностей, они выработаны тысячелетиями отбора и оптимальны для конкретных условий существования. Когда условия меняются, волки не могут ни стать травоядными, ни вооружиться ружьями – они на данной территории вымирают.

Отдельный человек способен менять тип питания, стиль поведения, вооружиться и даже нанять вооруженную охрану. Но человеческое общество, идеально приспособленное к существованию в определенном месте и времени, в какой‑то момент, сталкиваясь с изменением условий, оказывается не способно измениться так же, как стая волков, – и вынуждено умереть как система, дав дорогу новой общественной формации.

Примеры – вся история: Римская империя, пострадавшая от развития колоний; Киевская Русь, потерявшая сбыт своего основного товара; Орда, чье единство держалось на завоеваниях; Испания в момент, когда иссяк поток золота из Латинской Америки; Китай, процветавший благодаря отсутствию конкуренции.

История знает примеры знаменательных трансформаций, страны, которые победили обстоятельства и, изменившись, не только сохранили свои позиции, но и укрепили их.

Элиты и значимые страты общества смогли воспринять необходимость изменений, их реальное направление и создать необходимый консенсус для реформирования. В этом процессе им помогало знание истории – успехов и неудач их предшественников.

О том, как выглядит жизненный цикл общества, что приводит общество к смерти, а также о ресурсе как одной из движущих сил умирания общества.

Большинство стран умирает в результате «болезни». Как уже сказано выше, общественные процессы в стране становятся патологическими и приводят сперва к потере конкурентных преимуществ, потом – к сокращению человеческого потенциала, наконец – к разрушению системы управления и перерождению ее из прогрессивной в реакционную, сдерживающую развитие. Страна, как больное животное, либо теряет способность эффективно «питаться», то есть производить достаточно продукта, либо становится жертвой хищника.

Почему общественные процессы вдруг становятся так деструктивны?

Когда формируется значительная масса людей, в этих процессах заинтересованных, и обеспечивается хотя бы временное, на период становления, «обезболивание» этих процессов для основной массы населения.

Самый простой пример такой ситуации носит название «ресурсное благословение». Однако завершающий его этап называется куда печальнее – «ресурсное проклятие».

Чтобы такой источник стал «ресурсным благословением/проклятием», он должен обладать пятью важными свойствами:

• он не должен быть маргинальным, то есть генерируемое им богатство должно быть настолько значительным, чтобы обеспечить кардинальное изменение «экономического расклада»;

• он должен казаться достаточно долгосрочным, но не быть вечным;

• он должен выделять это общество/страну из ряда других;

• он должен быть «приватизируемым» или хотя бы результат его функционирования, созданное богатство, должно быть потенциально приватизируемо;

• в‑пятых, источник должен быть конечным и «бесплодным» – он не должен порождать источники «нового поколения», обеспечивая прогресс и преемственность, расширяя базу вовлеченных в его производство и распределение, мотивируя на комплексное развитие страны.

В результате появления подобного источника в стране начинается конкурентная борьба за доступ к богатству, которое этот источник генерирует.

Почти всегда такое общество ждет коренная перестройка внутренней иерархии в пользу сил, способных взять источник под контроль.

Увеличившийся экспорт усиливает валюту государства и увеличивает издержки всех видов производства и бизнеса. Остальные отрасли обедняются и редуцируются. Богатство, создаваемое полученным ресурсом, используется для того, чтобы заменить продукт, «потерянный» в других отраслях, на импортный.

Население страны меняет свои рабочие приоритеты: все либо хотят работать в разработке ресурса, либо в его распределении, либо – в обслуживании первых двух групп.

Основное давление трудовые ресурсы начинают оказывать на сектор распределения. Наиболее сильные, умные и наглые стремятся попасть в распределители, а то и заменить их. Элита отвечает усилением своего аппарата насилия – ей требуется больше «защитников», трудовые ресурсы абсорбируются и в эту систему, в которую начинает входить абнормально большое количество чиновников, контролеров и силовиков.

Наконец, всё большая доля трудовых ресурсов пополняет ряды «гринмейлеров» – будучи не нужными нигде, они полубессознательно ставят элите ультиматум: «или делись – или будем бунтовать».

Элита отвечает созданием массы бессмысленных и неэффективных рабочих мест (аппарат раздувается еще; гипертрофируется армия; все общественные функции становятся местом крайне неэффективных и очень трудозатратных процедур, к тому же добавляется множество ненужных функций) и раздачей натуральных благ (в виде контроля за ценами, системы распределения значимых товаров и услуг и пр.). В результате в большой части низового потребления устанавливается очень низкий стандарт качества и эффективности производства.

Борьба элиты за сохранение контроля над ресурсом выливается в усиление регуляции и сокращение пространства для свободной деятельности. Это приводит к оттоку человеческого капитала.

Постепенно в стране нарастает внутренняя напряженность – различные группы внутри элиты и вокруг элиты хотят передела ресурса и готовы при удобном случае совершить переворот. Если ресурса недостаточно много и с «покупкой» масс населения есть проблемы, этот переворот может опираться на широкие слои общества и вылиться в более или менее кровавую революцию.

Цены на ресурс и спрос на него не будут постоянными. Волатильность ресурсных доходов будет создавать волатильность государственных финансов.

Рано или поздно эра ресурса подойдет к концу. К рубежу страна подойдет абсолютно не способной вернуться на нормальные экономические рельсы – власть будет искорежена и непродуктивна, трудовые ресурсы – развращены и депрофессионализированы, экономика перекошена, зависима от импорт.

В конце 1970‑х годов журналисты обращали внимание на экономические последствия обнаружения углеводородов в Нидерландах.

Рост реального обменного курса и эффект перетока рабочей силы, способствовавшие упадку промышленности, получили с легкой руки журналистов название «голландской болезни».

Исследователи отметили, что богатые нефтью экономики, прошедшие через экономические бумы 1970‑х годов, росли в долгосрочной перспективе медленнее, чем развивающиеся страны Юго‑Восточной Азии, не имевшие ресурсов.

Возник термин «ресурсное проклятие».

После истощения минеральных ресурсов страны остаются без активов, которые обеспечат замену убывающим ресурсным доходам – никто не заботится о вложении средств, полученных из невозобновляемых источников, в другие индустрии. Даже если страна обладает огромными запасами ресурсов, на которые есть устойчивый спрос, всё равно остается опасность «маргинализации» добычи в случае нахождения более дешевого синтетического заменителя. Волатильность цен на ресурсы приводит к тому, что сектор сам по себе будет переживать постоянные подъемы и спады, а государство, полагающееся на доходы из ресурсного сектора, будет испытывать фискальную нестабильность.

Эконометрический анализ показал, что в период между 1971 и 1989 годом экономики стран с высокой экспортной долей добычи минеральных ресурсов росли в среднем медленнее остальных.

в странах – экспортерах нефти и газа появляются социальные классы и группы, связанные напрямую с правительством страны и получающие ощутимую ресурсную ренту. Так, наблюдается сращивание интересов политической и экономической элит, сращивание капитала и власти.

Зависимость от нефтегазовых доходов создает особую институциональную структуру государства – государство‑рантье, которое занимается распределением ренты.

Большинство исследований, так или иначе, связали ресурсное богатство с уклоном в сторону авторитаризма и даже с авторитарными тенденциями в демократиях.

Однако есть и примеры развитых стран, на чье развитие ресурсное богатство не оказало значительного негативного эффекта. Это и Канада, и Австралия, и Норвегия. Нефтяные бумы в Норвегии не приводили ни к «голландской болезни», ни к деформации демократических институтов и институтов государства в целом.

При межстрановом анализе оказалось, что именно развитые государственные институты оказались препятствием для потенциальных негативных последствий.

При сильных институтах риски рентоориентированного поведения превышают ожидаемую выгоду от борьбы за ренту, что заставляет инвесторов вкладывать в нересурсное производство, а это положительно влияет на экономический рост.

Существенное влияние ресурсного богатства на экономическое состояние страны оказывает структура собственности в ресурсном секторе.

При доминировании частной собственности или даже государственной, но с большими правами частного сектора на разработку недр, негативное влияние ресурсного сектора на экономику смягчается.

Научиться распознавать перспективы в дне сегодняшнем можно, только зная историю и сопоставляя текущие события с аналогами дней минувших.

При этом воспринимать историческую информацию лучше под лозунгом «сказка ложь, да в ней намек» – и именно в такой интерпретации история учит лучше всего.

Об одной библейской легенде, сохранившей для нас первые описания краха государственной системы, и о том, почему и тысячи лет назад большое государство было проблемой для общества

Начнем экскурс в историю со сказки, которой как минимум 2300 лет.

Нил, как и реки Междуречья, в разливы выносил на свои низкие берега огромный объем ила, который является идеальным удобрением. На прибрежной территории отлично росли зерновые.

В V веке до нашей эры великая цивилизация Древнего Египта исчезает навсегда.

Что происходило и почему страна пришла в упадок после 400 лет процветания?

Папирусы того времени сообщают о нескольких примечательных особенностях периода.

Почти всё царствование Рамзеса III сопровождается плохими урожаями пшеницы – основной зерновой культуры в Египте. Параллельно падают доходы казны – государственным служащим и рабочим на государственных стройках с завидной регулярностью нечем платить. Цены на зерно сильно растут.

Обратимся к Библии, к легенде, повествующей о временах, примерно на сто лет предшествующих царствованию Рамзеса III.

37 глава книги Бытия рассказывает легенду о сыновьях Иакова – прародителя еврейского народа.

Среди братьев был один по имени Иосиф, проданный остальными братьями в рабство в Египет. Далее (глава 39) Иосиф оказывается рабом. Пройдя весьма романтические и драматические перипетии, Иосиф оказывается сперва в тюрьме, а потом – по счастливому стечению обстоятельств – на личной встрече у фараона.

Фараон делится с Иосифом проблемой – ему снятся дурные сны на тему «жизнь переменчива».

Иосиф говорит фараону: «Наступают семь лет, которые по всей земле египетской будут временем великого изобилия. Но за ними придут семь лет голода. Голод истощит Египет.»

Фараону надо позаботиться о том, чтобы по всей стране собирали пятую часть того, что вырастет на земле египетской. Сделать запасы зерна. Запасы этого зерна в стране потребуются на те семь лет голода, что придет на землю египетскую. Так страна переживет этот голод».

Иосиф по форме предлагает фараону создать «резервный фонд» – тот самый, который создавался в свое время в Чили, тот самый, за который ратовал и который создал в России Алексей Кудрин.

Фараон ставит Иосифа управлять Египтом.

Иосиф создает громадный зерновой фонд. Когда наступает период неурожая, он продает зерно из хранилищ тем, кто в нем нуждается и может за него заплатить.

В период неурожая, племена кочевников устремляются в Египет с целью «добыть» зерно.

Братья Иосифа приходят в Египет купить зерна, но продавец теперь один – государство в лице Иосифа. Иосиф принимает братьев и предлагает вообще переселяться в Египет, что те с радостью и делают.

Эта история отлично отражает суть событий, которые происходили в Египте.

Египет – страна, богатая пшеницей. Пшеница – классический ресурс, достающийся дешево благодаря плодородности почвы и дешевому труду. Египет благодаря отличным урожаям может прокормить большое население, а значит, может иметь большую армию, много строителей, чиновников, писцов, содержать много рабов – в общем, быстро и успешно развиваться.

Но землей, владеют землевладельцы. Они богатеют, «независимый капитал» угрожает централизованной власти в стране.

Как только власть фараона достаточно укрепляется, он задумывается о том, как реквизировать избыточные доходы землевладельцев. Самый простой и самый понятный народу способ – изымать излишки и большая часть урожая будет сдаваться в кладовые фараона.

Землевладельцы‑производители теряют мотивацию к развитию производства, ведь все излишки у них всё равно отбирают.

В первый же период голода общий рост цен на зерно, спровоцированный «контрциклической» политикой «Иосифа», привел к массовым банкротствам простых жителей Египта – а в те времена банкроты становились рабами или продавали себя за долги добровольно.

Манипулируя продажей зерна, Иосиф заставил племена кочевников и скотоводов оседать на территории Египта, фактически делая их зависимыми от центральной власти и постепенно превращая в полурабов, полуработников на службе у фараона.

В итоге власть действительно укрепляется. Множество рабов и зависимых «инородцев» пополняют армию дешевых работников. Казна полна, и можно финансировать масштабное строительство и военные кампании.

Но позитивный эффект короток. Лишенные мотивации получать большие урожаи, зато мотивированные идти на государственную службу, оставшиеся землевладельцы постепенно снижают производство пшеницы, часто банкротятся, их земля уходит в казну и либо вообще перестает обрабатываться, либо обрабатывается плохо.

Раздутая казна позволяет всё более бездумно вести агрессивную политику.Растет и количество чиновников. Формируется крайне опасная для экономики триада: потеря мотивации тех, кто ведет бизнес, вымывание производительных сил в пользу непродуктивных сфер, снижение эффективности труда из‑за увеличения доли рабского труда на рынке.

Рассказ о том, что происходит дальше, так же нашел свое отражение в Библии – правда, с точки зрения кочевников‑скотоводов.

Легенда об Исходе говорит о приказе фараона убивать всех новорожденных сыновей кочевников в Гошене.

Спустя 150–200 лет после начала огосударствления экономики в Египте работают лишь рабы, которым нужны бесконечные приставники и надзиратели, чтобы заставить работать.

Кирпичей нужно всё больше, а соломы всё меньше – урожаи падают, пирамиды – растут. Не правда ли, ресурсные автократии напоминают друг друга даже спустя тысячелетия?

Легенда гласит, что кочевники‑рабы пожелали уйти из Египта. Когда фараон отказался их отпускать, на Египет обрушились несчастья (казни египетские); в конечном итоге большая масса рабов уходит через Синай, войско фараона не может их остановить – по легенде, так рождается еврейская нация, а в Египте наступает смутное время.

Процессы, описанные в начале книги «Исход» происходили многократно; более того, они происходили и за тысячу лет до времени, о котором мы говорим в этой истории.

Новый Египет оба раза начинается как страна, в которой частная экономика превалирует, количество рабов сравнительно невелико, а главной идеей централизации власти является не централизация капитала, а защита производителя от внешней угрозы и внутренних распрей. Но проходит время, власти забывают уроки прошлого – и кризис повторяется.

В итоге Египетская империя угасает, в беспорядках и голоде распадается на мелкие царства и в конечном счете без боя сдается грекам. К этому приводит политика национализации, централизации и бюрократизации страны, основанная на использовании ресурса – изначально благословения, но в итоге – проклятия для страны.

О феномене финансовой системы как ресурса в экономике, о катастрофических последствиях экономического дисбаланса, а также немного о сходстве между временами правления императора Тиберия и некоторыми современными государствами

Перенесемся в Древний Рим, 30‑е годы I века нашей эры, правление императора Тиберия.

Источником могущества Рима стали успешные войны, сопровождавшиеся большой добычей, в том числе рабами.

Но завоевания хороши только вначале – стратегически они ложатся на экономику тяжелым грузом, требуя администрирования территорий и их защиты, контроля над периферией, унификации систем с метрополией, инвестирования в развитие новых территорий.

Рим сделали Великим Римом «услуги», которые Рим экспортировал во все провинции‑колонии: прежде всего финансовые технологии и инфраструктура снижения рисков международной торговли.

В конце III века до нашей эры Рим  начал формировать Pax Romana – экономическую систему «метрополия – колонии», которая будет работать более 600 лет, правда, первые 250 – хорошо, а потом всё хуже.

II век до нашей эры стал в римской истории веком масштабных завоеваний, огромных трофеев, позволявших рывками двигать экономику вперед, – и веком масштабирования экспорта своей системы на новые колонии.

Доходы от этого «экспорта ноу‑хау и безопасности» становятся ресурсом в экономическом смысле слова: имея почти нулевую себестоимость и вовлекая в процесс незначительное меньшинство населения, они становятся существенной (а со временем – основной) частью доходов метрополии.

Рим можно считать первым государством мира, практически на современном уровне развившим финансовую систему.

Ритейл и производство в большой степени, а торговля – в очень большой степени опирались на кредит. Договоры включали сложные понятия форс‑мажора, а банкиры умели считать риски и оценивать с их учетом активы. Повсеместно, в особенности в торговле, использовалось страхование. В Риме банки научились служить проводниками государственной необеспеченной эмиссии.

Параллельно шла централизация и унификация систем управления, внедрялись удобные законы. Международная торговля между провинциями и зачастую со свободными государствами держалась на римском праве, которое не только было отлично приспособлено для снижения рисков, но и поддерживалось эффективными нотариальным и судейским институтами Рима. Часто контракты, даже между дальними провинциями, даже без участия римлян, совершались по законам римского права, со ссылкой на Рим как место разрешения споров.

Существенную роль в создании итальянского рынка играет и римская армия. Солдаты в свободное от военных операций время заняты строительством дорог: дороги расходятся веером от метрополии по колониям, а вдоль них формируются торговые потоки.

Отдельно стоит выделить технологии. На поверхности это изобретение бетона и римской арки – составляющих для перехода к многоэтажному строительству и созданию инженерных сооружений. Но на практике римские инженеры создавали множество объектов и машин, существенно изменивших и производительность труда, и качество жизни. Римские водопроводы поставляли воду в города, на поля, приводили в действие водяные мельницы, обеспечивали смыв канализационных стоков, питали фонтаны и т. д.

Римская валюта стала «мировой». Очень быстро римским бюрократам стало понятно, что на снижении веса денег и ухудшении сплава казна может зарабатывать. Медные деньги уменьшались в размере последовательно со времен республики. Серебряный динарий при Нероне стоил на рынке минимум на 30 % выше себестоимости.

Первым ударом по экономике стало социальное обеспечение.

В Риме раз было введено социальное обеспечение неимущих. Зерно раздавали всем, кто считал себя нуждающимся, в разное время – разный объем, но редко когда меньше 4–5 кг в день на человека (что было чуть меньше средней зарплаты). Римская демократия настолько зависела от плебеев, что кандидаты в трибуны, консулы или диктаторы, стремясь получить поддержку, только увеличивали раздачи и добавляли денежные подношения.

Для подобных раздач требовалось много пшеницы (до 30 % всех закупок в некоторые годы), и государство стало брать налог с сельских хозяйств «натурой».

Учитывая требуемые объемы, налог был экспоненциально прогрессивным, так что почти весь «избыточный» урожай в метрополии (свыше примерно одной тонны с гектара) стал уходить в казну.

Результатом явилась остановка в развитии зернового сельского хозяйства, лишенного стимула к увеличению урожайности. Производство пшеницы стало стагнировать, и Рим, вместо изменения политики, стал импортировать ее из колоний.

К середине I века Рим выращивает менее 10 % потребляемого зерна на территории Апеннинского полуострова, а около 90 % от потребляемых 60 млн модий в год поставляет Африка, в том числе 20 млн – Египет.

Трудное и на 100 лет дестабилизировавшее политическую ситуацию завоевание Сирии было, по сути, вынужденным поиском источника дешевой пшеницы.

Создав общество высоких социальных гарантий, Рим уничтожил не только стимул к росту местного сельского хозяйства (вслед за переходом на импорт пшеницы страдает скотоводство из‑за дороговизны кормов). Уничтожен был стимул работать у широких масс населения. Перспективы пойти в армию или жить на раздачу зерна были существенно более привлекательны.

Из‑за дороговизны транспортировки (местных товаров всё меньше) и высокого платежеспособного спроса Рим становится сверхдорогим для жизни: цена пшеницы в Египте была в девять раз ниже, чем в Риме.

Капитал всё больше уходил в колонии – за более высокой нормой прибыли и просто в места активного роста. Вслед за капиталом из Рима постепенно уходил «средний класс».

Местное производство в метрополии сокращается, доля импорта растет, структура экономики необратимо смещается в сторону дистрибутивной модели, растет экономическое неравенство на фоне увеличения доли государственных служащих и спекулянтов, с одной стороны, и финансируемых безработных, с другой.

К I веку нашей эры Рим превратился в центр торговли и потребления, без материального производства. Он пока еще производил административное управление, деньги, культуру и искусство, а колонии производили всё остальное.

Снижение населения Рима и падение количества рабов привели к сокращению трудовых ресурсов, шедшему параллельно с ростом продолжительности жизни, связанным с сокращением числа войн, улучшением качества жизни и питания и развитием медицины.

Если в I веке население Рима составляло 1,5 млн человек, а римских граждан было более пяти миллионов (тогда гражданами были только свободные жители метрополии – Апеннинского полуострова), то к V веку в Риме осталось до 400 тысяч жителей, а на полуострове, по некоторым данным, до двух миллионов человек.

Империя становилась всё более пустынной в середине и населенной по краям. Метрополия продолжала жить на налоги с провинций и эмиссию, а ее жители – в кредит, потребляя всё импортное.

К III веку укрепление колоний и их прямых связей между собой уже существенно снижает роль Рима как торгового хаба и финансового центра.

Римские деньги стоят сильно дороже себестоимости и от них стали отказываться в большом объеме. Снижение оборота римских монет существенно ослабило и без того уже слабую экономику Рима.

Инфляция, не превышавшая 3 % годовых столетиями, резко идет вверх в конце II века. Цены в метрополии вырастают в пять раз за какие‑то 10–15 лет. Динарий девальвируется в разы по всей империи, колонии переходят на другие валюты в прямых расчетах.

Императоры пытаются ответить на вызовы, в пользу экономики перераспределения.

Диоклетиан проводит реформу, удваивая бюрократический аппарат для улучшения контроля, устанавливая ограничения на цены, повышая натуральные налоги. Значимым последствием реформ Диоклетиана было массовое банкротство банков.

В то же время пограничные области империи стали впервые сокращать сельское хозяйство и жители стали перебираться в города, образуя «мини‑метрополии». Это немедленно привело к росту цен на продовольствие в Риме. В итоге экономика всей империи начала сокращаться на фоне роста инфляции.

В 330 году метрополия фактически признается безнадежной – столица переносится в Константинополь. Но целостность империи и это спасти не может: Pax Romana уже стал слишком многополярным, чтобы империя могла сохраняться. Призрак империи просуществует еще 130 лет, и учебники отметят дату смерти – 476 год. Но судьба империи была решена на 600 лет раньше – с появлением раздач зерна.

Римская империя практически не была рабовладельческой, умирала она долго (почти 600 лет), и умерла от хронической болезни без помощи «орд» германцев, которые не вызвали смерть, а лишь с некоторым удивлением ее констатировали (известно, что они даже пытались поначалу чеканить римские монеты, не понимая, что Рима больше нет).

Диагноз – вызванный классическим «ресурсным проклятием» патологический торговый дисбаланс с присоединившимся избыточным регулированием, налогообложением (повлекшим вымывание среднего класса) и инфляцией на фоне внутреннего падения производства. Мелкие на первый взгляд, тактически выгодные, но стратегически провальные ходы, делавшиеся великими политиками республики, а потом – империи (братьями Гракхами, Марием, Августом, Тиберием, Нероном, Диоклетианом, Константином), построили ресурсозависимое общество с дистрибутивной экономикой – великое, но обреченное на саморазрушение государство, гибель которого, конечно, была трагическим событием в глазах историков, но, очевидно, облегчением для его граждан.

Рабство в Риме считалось формой юридического, а не социального состояния человека. Обучение рабов грамоте, ремеслу и бизнесу было тотальным явлением (в США обучение рабов грамоте еще в XIX веке каралось как преступление).

Рабство носило открытый характер: рабы массово получали свободу в рамках официальных процедур типа «манумиссии»; шансы раба получить свободу до 30 лет составляли от 8 до 50 %, после 30 лет – от 50 до 89 %.

Вольноотпущенники были полноценными гражданами Рима, брак вольноотпущенника и свободного изначально римлянина был частым явлением.

Рабство было для неграждан путем к получению римского гражданства (не менее ценного, чем сегодня – американское), а для граждан – способом вырваться из нищеты, получить образование и начальный капитал. Продажи себя в рабство как негражданами, так и гражданами Рима, происходили постоянно и носили массовый характер.

Наемный труд, напротив, был широко распространен в Риме как минимум со времен поздней республики. Рабы никогда не составляли более 20 % населения Римской империи (при этом в самом городе Риме их было до 40 %).

Преобразование Рима в финансовый и торговый центр мира, ставшее причиной его гибели, должно послужить уроком всем, кто думает, что инновации и технологии как‑то отличаются от нефти в части экономической эффективности: дисбаланс никогда не кончается хорошо, на чем бы он ни был основан.