Про́клятые экономики. Андрей Мовчан. Конспект главы 15. Нефтезависимость. Часть 2. Азербайджан. Норвегия. Эмираты.

О роли личности в истории, особенно если эта история – нефтяная

Сегодня мы знаем как минимум несколько кандидатов на прохождение полного нефтяного цикла, потому что в этих странах приближается момент исчерпания их нефтегазовых запасов.

Одним из наиболее близких нам примеров такой ситуации является Азербайджан.

В октябре 1993 года Алиев был избран президентом Азербайджана, а в мае 1994 года стабилизировал политическую обстановку в стране, подписав соглашение о прекращении огня с Нагорным Карабахом и Арменией.

Алиев немедленно приступил к восстановлению экономики Азербайджана – ровно теми методами, которыми он уже однажды ее строил, то есть через нефть и газ.

Алиеву повезло – несмотря на то что цена на нефть еще была низкой, спрос на нее в мире рос, и Азербайджан хорошо вписывался в нефтяной рынок.

Одновременно резко выросла добыча природного газа из‑за начала разработки нового месторождения.

Инвестиции иностранных партнеров, сделанные на фоне роста спроса на нефть, обеспечили Азербайджан новыми способами транспортировки нефти и газа – в обход России.

Сочетание эффекта низкой базы 1990‑х годов и роста добычи и роста цен на углеводороды привело к ошеломительным темпам роста ВВП страны. В 2000‑х среднегодовой темп роста составил 14,6 %, причем в отдельные годы темп роста превышал 20 %.

Высокие темпы роста ВВП совпадали с высокими темпами роста экспорта в 2000‑х годах.

Зависимость бюджета Азербайджана от нефтегазовых доходов за годы бума резко увеличилась.

Если в 2003 году доля трансфертов из Государственного нефтяного фонда в бюджет составляла около 10 % ВВП, то в 2014 году дошла до 58,2 %.

Гейдар Алиев умер в 2003 году в возрасте 80 лет. К моменту своей смерти он не только сосредоточил в своих руках всю возможную власть в стране, но и построил стандартный для ресурсных экономик каудилистский культ. Среди самых скромных титулов, которыми награждала Алиева официальная пропаганда, были «общенациональный лидер азербайджанцев всего мира», «политик, смотрящий на десятилетия вперед», «мастер власти», «великий лидер». Клиническая смерть Гейдара Алиева некоторое время скрывалась его окружением, в то время как его сын, Ильхам, спешно назначенный премьером, забирал в свои руки нити власти.

Ильхам Алиев не изменил экономической политики страны: упор на нефтегазовый сектор сочетался с жестким контролем за финансовым рынком – курс национальной валюты оставался управляемым властью.

Уже к 2011 году в Азербайджане стали заметны симптомы «голландской болезни».

После падения цен на нефть в 2014 году в стране начался резкий отток капитала, совпавший по времени с первыми признаками исчерпания нефтяных месторождений.

Ненефтяной сектор экономики был крайне слаб – кроме нефти и газа Азербайджан практически ничего не экспортирует.

Практически ничего не было сделано для привлечения иностранных инвестиций в ненефтяном секторе.

Не может не быть очевидным, что ресурсный путь развития страны достиг естественного предела. Азербайджан является крупным поставщиком трудовых мигрантов – более миллиона азербайджанцев проживают за границей.

Впрочем, настоящее испытание Азербайджан ждет впереди. Никаких новых крупных месторождений не обнаружено. По некоторым прогнозам, уже к 2025 году добыча нефти может упасть почти втрое.

Скорее всего, в период 2025–2030 годов мы сможем стать свидетелями завершения ресурсного цикла и «жесткой» посадки экономики Азербайджана, которая будет сопровождаться кардинальной сменой политического устройства страны.

Об изобилии – его преимуществах и недостатках, а также о том, что самые разные общества становятся похожими в условиях изобилия

Рассмотрим примеры стран, чей цикл еще не закончен.

Два самых знаменательных примера – это ОАЭ и Норвегия.

Только примерно 4 % территории Норвегии пригодно для земледелия.

Норвегия в 2018 году произвела 448 млрд долларов ВВП, удержав четвертое место в мире по подушевому ВВП (92 тыс. долларов).

Норвегия занимает 13‑е место в мире по производству нефти (1,77 млн б/д) и поставляет в Европу всё возрастающие объемы газа (более 118 млрд м³ в год), являясь вторым после России источником углеводородов для Европейского союза.

Норвегия была относительно бедной страной: подушевой ВВП в начале XX века был на треть меньше, чем в среднем по странам континентальной Европы. Как и многие европейские страны, Норвегия теряла население, эмигрировавшее в США.

Остановило безвозвратное превращение Норвегии в бедную провинцию открытие электричества и последующий бум энергоемких технологий. На норвежских водопадах европейские компании построили гидроэлектростанции, рядом с источниками дешевой энергии разместились заводы по производству удобрений, цинка, алюминия.

К 1970 году Норвегия уже вполне могла считаться «социальным государством».

С 1980‑х годов экономическая политика страны управлялась в соответствии с ультрамонетарными принципами так называемой школы Осло. Эти принципы основывались на финансовых мерах регулирования, аккумулировании резервов и государственном доминировании. Основными направлениями экономической политики Норвегии явились:

1. Концентрация активов в государственной собственности.

по некоторым данным, доля ВВП, приходящаяся на государство, составит много более 50 %.

2. Создание и поддержание максимально свободных рынков, минимизация барьеров во всех секторах, кроме сельского хозяйства.

3. Прогрессивное налогообложение и высокие корпоративные налоги как механизм перераспределения доходов и сокращения неравенства, обеспечения социальности государства.

4. Формирование государственного резервного фонда за счет избыточных доходов от экспорта ресурсов для использования на поддержание социальных функций государства.

Фонд инвестирует в широкий спектр ценных бумаг за пределами Норвегии, в основном в акции. На середину 2019 года фонд управлял более чем триллионом долларов, фактически владея 1 % глобального рынка акций.

За вычетом расходов на управление фонд показывает исторический доход в размере 3,8 % годовых с 1999 года .

5. Сохранение и развитие прозрачных публичных институтов, высокий уровень контроля за публичным сектором.

Политика welfare state в сочетании с отказом от ценового регулирования и открытыми рынками привела к гипертрофии себестоимости производимой продукции.

Официальные источники утверждают, что потребительские цены в Норвегии в 2019 году примерно на 30 % выше, чем в США, но многие норвежцы и туристы уверяют, что разница на самом деле много больше.

Наиболее ярко проблема себестоимости выражается в низком уровне прямых иностранных инвестиций в Норвегию.

Согласно публичным данным, за 40 лет Норвегия добыла почти половину своих запасов углеводородов. Производство углеводородов Норвегией уже сократилось с пика (2003–2004 годов) на 15 %. Поставки норвежского газа сократятся на 40 % к 2025 году.

Statistics Norway оценил дефицит доходов страны к 2030 году при сохранении нынешней структуры экономики в 40 млрд долларов в год – более 10 % сегодняшнего ВВП.

Недавно, впервые в истории, правительство взяло из фонда больше, чем он заработал. Разумеется, с его текущим размером в 2,5 годового ВВП у страны есть как минимум два‑три десятка лет гарантированного благоденствия.

Однако потом (если, конечно, страна не пересмотрит свой подход к стимулированию экономической мотивации) велик шанс возврата в состояние, в котором Норвегия была до 1969 года – состояние гордой, но бедной северной страны, основным экспортом которой являются сушеная треска и вязаные свитера.

Государство образовалось в виде союза семи эмиратов из девяти, относившихся когда‑то к так называемым государствам Берега затишья, – Бахрейн и Оман, ведшие свою родословную от тех же пиратских государств XVIII века, отказались входить в состав федерации.

На территории ОАЭ, где в 1950 году проживало всего 86 тыс. человек, сегодня проживают 9,3 млн.

Сама страна родилась уже в момент бурного роста цен на нефть и фактически не переживала периода до нефтяного бума.

Эта ситуация обусловила формирование экономической стратегии с чистого листа, без необходимости адаптироваться к наследию времен до ресурсной зависимости, зато с возможностью взять со стороны лучшие практики.

Второй важной особенностью страны (впрочем, общей для большинства стран так называемого Совета Залива) являлась прочная наследственная власть эмиров в каждом эмирате, власть по своей сути более близкая к родоплеменной форме.

Фактически Абу‑Даби явился естественным центром‑спонсором и взамен получил достаточно большие властные полномочия для проведения централизованной политики.

Маленький размер территории и населения страны, непредсказуемое окружение, нахождение фактически между двумя враждующими полюсами исламского мира – шиитским Ираном и суннитской Саудовской Аравией – изначально дали толчок к формированию Эмиратами максимально открытой и связанной с неисламским миром экономической политики.

приняв решение развивать экономики своих маленьких эмиратов и бесповоротно встав на сторону стран «первого мира» в политике, эмиры столкнулись с банальной катастрофической нехваткой своего населения.

Власти ОАЭ сразу же поставили вопрос об импорте квалифицированной рабочей силы и сняли все барьеры на пути притока рабочей силы неквалифицированной.

в конце 1990‑х годов почти 92 % трудовых ресурсов страны состояло из иностранцев, и в результате на сегодня только 15 % населения страны являются ее гражданами.

страна получила фундаментальные преимущества как промышленный и сервисный центр, имеющий низкую себестоимость работ с низкой добавленной стоимостью, и высокую эффективность и качество производства и сервисов с высокой добавленной стоимостью. Действительно, в ОАЭ доля стоимости труда в ВВП составляет всего 27 % (в Мексике – 35 %, в США – 55 %) и является одной из самых низких в мире.

Стратегическое видение экономики страны как высокодиверсифицированной было официально и реально присуще руководству Эмиратов практически с самого начала существования страны. Стратегия достижения этой цели также не менялась. Вкратце ее можно описать пятью тезисами.

1. Полный контроль над доходами от экспорта ресурсов в сочетании с обеспечением наибольшей эффективности их добычи. Профессиональное управление формирующимися резервами на глобальных рынках и внутри страны.

Инвестиционные фонды имеют широкий мандат, инвестируя в 12 различных классов активов по всему миру, приобретая как ликвидные бумаги, так и большие и контролирующие доли в корпорациях. Точных данных по объему управляемых фондами средств нет (их не менее 1,2 трлн долларов на сегодня), но отдельная информация свидетельствует о достаточно успешной инвестиционной деятельности: долгосрочные доходы фондов в среднем составляют 6,5 % годовых в долларах США.

2. Обеспечение высокого уровня жизни граждан (и, соответственно, высокого потребления) за счет дотирования потребления.

В ОАЭ подоходный налог и налог на добавленную стоимость равны нулю.

Отказ от взимания налогов, позволяющий компаниям щедро делить дополнительную прибыль с местными жителями.

Второй частью являются масштабные субсидии – прежде всего в области энергии и топлива – и жесткий контроль за ценами.

3. Централизованное массивное инвестирование в развитие неуглеводородного бизнеса.

Совокупный планируемый объем инвестиций в инфраструктуру в ОАЭ на десять лет с 2020 по 2030 год превышает 300 млрд долларов.

уже с середины 1990‑х годов ОАЭ являются одним из крупнейших мировых транспортно‑логистических узлов. Две из крупнейших мировых авиакомпаний (№ 3 и № 4 в пересчете на пассажиропоток) принадлежат Эмиратам. Дубай‑Интернешнл – крупнейший в мире аэропорт по иностранному пассажиропотоку, шестой – по общему пассажиропотоку и третий – по объему карго‑перевозок. Дубай‑Интернешнл приносит порядка 27 % ВВП эмирату Дубай. По официальным прогнозам, к 2030 году аэропортовый бизнес в Дубае будет приносить почти 90 млрд долларов добавленной стоимости в год.

Помимо авиаперевозок, в ОАЭ развиты перевозки морские – более 15 коммерческих портов включают в себя контейнерные терминалы, нефтяные терминалы, промышленные и рыболовецкие сектора.

Туризм приносит ОАЭ более 4 % ВВП (вместе с бизнес‑путешественниками – 8,4 % ВВП, почти как финансовый сектор). За год в стране бывает почти 16 млн туристов.

4. Прямое и косвенное субсидирование деятельности государственных и частных компаний через государственное финансирование, отказ от взимания или предельное сокращение ставки налогов.

5. Максимальное снижение барьеров для международной торговли, капитала и трудовых ресурсов, максимальное сокращение предполагаемых рисков ведения бизнеса.

Эмираты в 2014 году были поставлены на 16‑е место в мире по индексу легкости торговли (enabling trade index) и на первое – по доступности и качеству транспортной инфраструктуры. Тот же Мировой экономический форум оценивает таможенные процедуры ОАЭ как шестые по уровню простоты и эффективности в мире из 140 стран. Индекс качества логистики Мирового банка ставит ОАЭ на 14‑е место в мире.

Особую роль в развитии бизнеса в ОАЭ играет концепция особых зон.

Резиденты зон не уплачивают никаких таможенных пошлин; для них не ограничены валютные операции; существенно упрощены или отменены лицензирование, необходимость следовать локальному законодательству и прочие локальные нормы.

В особых зонах нет цензуры интернета (в отличие от всей остальной территории). Важно, что государство дает предприятиям, становящимся резидентами зоны, гарантии неизменности льгот на 50 лет вперед.

На сегодня в ОАЭ примерно 40 особых экономических зон.

Например, Эмираты – крупнейший хаб по торговле золотом в регионе, через который проходит 25 % мирового оборота золота.

Тем не менее ситуация в ОАЭ далека от идиллической. С точки зрения спектра индустрий, как и доходов бюджета, Объединенные Арабские Эмираты всё еще остаются бесспорно ресурсозависимыми. 33 % экспорта стране приносят углеводороды.

Доходы от нефти всё еще формируют до 75 % общих поступлений в бюджет.

Но главным индикатором поражения страны в борьбе за диверсификацию от нефти и газа является ситуация с производительностью труда. На протяжении почти 25 последних лет производительность труда (как и общая производительность – total factor productivity) в ОАЭ последовательно, хотя и медленно, сокращалась – примерно на 0,1–0,5 % в год.

Опыт ОАЭ является в силу многих причин уникальным, но одновременно и показательным.

ОАЭ сумели эффективно совместить сохранение в своих руках полного контроля за ресурсами страны, причем не только минеральными, но и географическими, и максимальную открытость рынков, культуры и границ, дающую возможность многократно повысить эффективность эксплуатации ресурсов.

В то же время история экономики ОАЭ – это история успешных государственных компаний, функционирующих максимально эффективно в рамках имеющихся у них возможностей.

Но, безусловно, важную роль в таком успехе играла и играет политика активного субсидирования государственных компаний за счет экспорта минеральных ресурсов, ведущаяся через взимание сниженных или нулевых налогов (прямо с корпорации и косвенно с персонала).

При увеличении налоговой нагрузки, нет никаких гарантий, что основные корпорации останутся не только такими успешными, но и вообще конкурентоспособными на жестком международном рынке.

Как видно из этих двух (крайне разных по форме) примеров, даже сверхбогатые ресурсами страны страдают от ресурсной зависимости практически так же, как и страны, обеспеченные ресурсом на более низком уровне. И Норвегия, и ОАЭ в условиях достаточно высоких цен на нефть конца второго десятилетия XXI века поддерживают лишь 1–2 %‑ный рост ВВП. Обе страны при активных попытках диверсификации экономики не входят в число стран с инновационным фокусом развития.

У обеих стран фактически получается эффективнее инвестировать за рубеж, чем в свою собственную экономику. «Сверхобеспеченность» ресурсом дает этим странам большую фору – с момента, когда цена на нефть значительно упадет, обе эти страны смогут поддерживать свой modus vivendi еще в течение минимум пары десятков лет. Однако эта фора является и залогом будущих проблем: она провоцирует опоздание в процессе перестройки экономики на безресурсные рельсы и может оказаться главной причиной будущей экономической катастрофы.
 Электронная книга t.me/kudaidem/1266