Блог им. PaulPurifoy
Мы знаем от г-на Медведева — бывшего главы РФ, если кто забыл, что свобода лучше, чем несвобода. В который раз с радостью и воодушевлением соглашаюсь с Дмитрием Анатольевичем, известным озорником (надеюсь, все помнят его гениальное и молчаливое поздравление с подмигиванием на майских праздниках). Однако в нынешней ситуации соглашаться даже с Дмитрием Анатольевичем становится также опасно, как и рисовать слово МИР на листе ватмана. (да, я поклонник российской платежной системы).
Дело в том, что свобода лучше, чем несвобода только для общества и государства, имеющих целью рост доходов граждан для удовлетворения расширяющихся потребностей.
Любому первокурснику любого экономфака известно, что этот процесс — рост потребностей и возможностей - гомогенный и мультипликативный: рост возможностей расширяет потребности, а дальше по расширяющейся прогрессивной спирали.
Также любой адекватный экономист и просто образованный человек знает, что в современном мире в формуле экономического роста и в создании добавленной стоимости превалируют альтернативные факторы производства — человеческий капитал, институты и прочие условия среды. Другими словами, условия социо-политического устройства определяют успешность экономки, т.е. формируют возможности для роста благосостояния граждан. В свою очередь инклюзивность и глубокая специализация — максимизация и глобализация как кол-ва участников, так и многосложности потребления и производства — определяют экономический рост и социальное развитие в современной нам информационно-технологической эпохе.
Неоспоримым фактом является то, что высокий уровень социального развития — главная детерминанта развития экономического. По крайней мере это касается стран с развитой экономикой, где добавленная стоимость и экономический рост — производные социальной проградации.
Что следует понимать под социальным развитием? Индивидуальное сознание и ответственность, социальное доверие, реальное участие в определении политического дискурса и выбор регулярно сменяемых представителей, т.е. политических менеджеров, социальная гуманизация и социальная эмпатия (в том числе так нелюбимая архаичными социумами “толерантность”) — все эти переменные должны расширяться, быть неоспоримыми постулатами социальной риторики и основами этики, формировать институты и политическое устройство.
Каким бы категоричным это не казалось, но именно такая незамысловатая модель способна определять, насколько политические институты и бюрократические механизмы способствуют росту благосостояния населения в целом, насколько развита экономика, насколько гуманистично и терпимо общество, насколько высок уровень индивидуального развития.
Если применить такую простую модель в отношении России, то вне зависимости от этической оценки можно констатировать следующее.
В экономическом аспекте удалось сформировать:
низкодиверсифированную рентную экономику, ориентированную на экспорт природных ресурсов и продукцию первых переделов — как наиболее линейный и быстрый способ наполнения бюджета
низкий уровень технологического развития и производства — как следствие экономического целеполагания и структурирования
низкий уровень экономического роста — т.е. примитивность субъектов и факторов в создании добавленной стоимости — как результат глобальной примитивности структуры экономики
государственную централизацию и гос.корпорирование — как способ прямого контроля корневых экономических ресурсов, являющихся основными источниками бюджетного наполнения.
В отношении экономического регулирования удалось добиться:
строгой монетарной политики — как механизма контроля инфляционных рисков, являющихся базовыми рисками устойчивости автократии
умеренной фискально-бюджетной политики — как способа частичного удовлетворения ожиданий роста благосостояния населения и нейтрализации потенциала социального недовольства
устоявшейся рыночной парадигмы — как основы экономических отношений, позволяющей наиболее эффективно перераспределять ресурсы и минимизировать транзакционные издержки для властной элиты и исполнительной бюрократии
В области политического устройства удалось создать:
централизованную автократию — как институциональную основу политического устройства
непотизм (клановость и …..) и меркантилизм — как этическую основу политической логики
акцептированную коррупцию — как политическую основу экономических процессов
участие в бюджетном перераспределении в личных интересах — как основную точку приложения индивидуальной предпринимательской инициативы пассионарного населения
В институциональном устройстве удалось добиться:
нераздельности властных ветвей — как фактора, обеспечивающего устойчивость политического устройства
вертикальности подчинения — как адекватного автократии функционального устройства управленческих процессов
регуляторного волюнтаризма — как части системы “ручного управления”
эластичности и дискретности законоприменения — как обязательной и неотъемлемой части коррупционного механизма.
В социальной политике можно упомянуть следующие результаты:
бюджетное доминирование в спросе на труд — наиболее защищенный способ материального обеспечения широких масс
силовые органы и бюрократический аппарат — основной социальный лифт для населения
низкое качество образования — за отсутствием экономической необходимости в развитом человеческом капитале и в силу политической необходимости снижать его качество
Наконец, в укреплении политического режима в целом удалось достичь:
имитации демократии — как необходимой социальной манипуляции для легитимизации автократического дискурса властной элиты
пропаганды национального величия и внешнего врага — как идеологической основы лоялистской политики социального склеивания
низкого уровня индивидуального сознания — как необходимого фактора успешности лоялистской политики и нейтрализации гражданской инициативы
низкого уровня индивидуальной инициативы — как следствия лоялистской политики и ограничения гражданской пассионарности
формирования негативного отношения к западной этике — как способа купирования потенциального разрушения идеологического дискурса
патриотической агрессии — как наиболее мобилизующего фактора социального склеивания
усиления репрессивного давления на инакомыслящих — как инструмента тотализации лояльности и повышения устойчивости властной элиты.
Таким образом, можно ясно увидеть общую картину, что из себя представляет современное российское государство, и сделать соответствующие выводы. На каждый пункт можно привести множество эмпирических доказательств, бесспорных позитивных каузаций и обосновывающих моделей — на эту тему существует огромный массив исследований, кому интересно может потрудиться и ознакомиться.
Замечу еще раз, что все вышесказанное не имеет никакого этического и нравственного суждения. Это своего рода беглый и грубый, однако, как мне кажется, вполне эффективный бизнес-план, а точнее, корпус целеполагания, такая «карманная шпаргалка для строителя автократической диктатуры”. Более того, в тактическом или, если хотите, техническом плане большая часть из перечисленных положений была реализована в России более или менее профессионально и технологично.
Тем не менее, как я уже неоднократно говорил в других статьях, стратегически такая формация заведомо проигрышная, поскольку любое смещение от созданного оптимального равновесия системы начинает снижать ее полезность и увеличивать ее издержки. Причем это касается как либерализации, так и ужесточения — таков удел авторитарных диктатур, жаль, что г-ну П-ну об этом не доложили...
Например, либерализация условий для бизнеса номинально предполагает снижение коррупционного и регуляторного давления, а самое главное — возврат к независимому суду. Но есть нюансы. С одной стороны, для бизнеса и сотрудников это будет означать рост благосостояния т.е. возможностей, а значит, расширение потребностей и социальной активности в целом. С другой стороны, для бюрократии и властных элит это будет означать снижение потенциала обогащения и, безусловно, рост рисков расширяющейся социальной активности.
В то же время значительное снижение покупательской способности или чрезмерное усиление репрессий, или военная мобилизация, или любое другое существенное ухудшение социальных условий может спровоцировать социальное недовольство и снизить социальную лояльность, столь необходимую для нынешней властной элиты и выстроенной ей социополитической системы.
Одновременно с этим ужесточаются репрессивные ограничения высказываний несогласия с действующим политическим курсом. Ограничения и ужесточения прогрессируют как на законодательном, так и на инициативном понятийном уровне исполнительной бюрократии. Они касаются как людей, сознательно идущих на демонстрацию протеста, так и “тихо” не согласных, одевающих жёлто-синие кроссовки или делающих перепосты фразы “Давайте кончать”.
Помимо этого, объявление всех, кто не согласен с текущим курсом, национал-предателями также не добавляет режиму устойчивости. В отсутствие реальной социологии в условиях автократии, в отсутствие реальных измеримых сигналов от общества, когда социальные замеры производятся и интерпретируются в парадигме нарастающего желания «самоудовлетворения» властной элиты, таких национал-предателей может оказаться значительно больше, чем властная элита может себе представлять.
Однако на сегодняшний день властная элита не допускает значительных девиаций от эффективного устойчивого равновесия.
Например, либерализация условий для бизнеса, о которых так много говорилось после 24 февраля и о чем вскользь сказал г-н П-н на ПМЭФ, в том числе акцептирование пиратской экономики — параллельного импорта, никоим образом не означает уменьшение коррупционного давления или возврата к независимому суду. Напротив, расширение полномочий регуляторов и властей “на местах” только усиливают такое коррупционное давление в рамках той общей системы, в которой они существуют. Одновременно с этим расширение влияния силового блока бюрократии усугубляет зависимость судебной системы от исполнительной власти.
Таким образом, либерализация бизнес- среды находится в рамках жёсткого контроля со стороны властной элиты, и парадигма ничуть не меняется. И это — совершенно рациональное и адекватное выстроенной системе решение. Позиция “либерала в экономике” и “консерватора в политике”, как аккуратно характеризуют, например, позицию г-на Мао, ныне арестованного, — известная иллюзия многих “режимных” экономистов-лоялистов, желающих усидеть на двух стульях: не растратить профессионализм и не поссориться с властью. Однако это — иллюстрация типичного конформизма и продукт самоуговоров на тему “не все так однозначно”. Не вызывает сомнений, что адекватный экономист не может не видеть причинно-следственных связей между субъектом и объектом, между принципалом и агентом, между экономикой и институтами, между социальной риторикой и этикой. Очевидно, что все попытки либерализовать бизнес-среду в режиме авторитарной диктатуры сродни скрещиванию жирафа с ящерицей. Из уст “фантастов”, вроде г-на Глазьева или г-на Хазина, такие инициативы воспринимаются соответствующе: как обычно, нелепая антинаучная чепуха. Из уст же квалифицированных экономистов-ученых, вроде г-на Мао или экономистов-практиков, вроде г-на Когана — как, извините, конформизм.
В отношении ужесточения и расширения репрессивных ограничений текущие меры также выглядят достаточно взвешенными и подконтрольными. Репрессии касаются преимущественно гражданских и политических активистов: серийных — общественных деятелей, занимающих системную «позицию оппозиции», и спонтанных — вешающих на балконе откровенные желто-синие флаги или рисующих “ужасно провокационные” три + пять звезд на листочках.
На фоне же с одной стороны, видимо, широкой общественной поддержки текущего политического курса, «виртуальности» СВО для российского населения и обширной массовой пропаганды, и, с другой стороны, работающего интернета, ютьюба и соцсетей репрессии в виде закрытия Гоголь-Центра или изъятия книг Акунина из магазина МГ — просто ничего не значащие для глубинного населения события. А тех, для кого значит, «подавляющее меньшинство». Соответственно при низких рисках социального протеста убираются высокие риски расширения активности этих самых рассадников несогласия, что является рациональной политической тактикой в той политической системе координат, которая выстроена в России.
В заключение еще раз скажу, что автократия в России устойчива, политический дискурс и предпринимаемые действия легитимны с точки зрения видимого общественного большинства, система стимулов и драйверов, определяющих необходимое режиму социальное поведение в всех его аспектах, эффективна и равновесна, а экономическая структура, глобальное позиционирование и проводимая политика позволяют избегать жестких сценариев и нивелируют риски.
Это актуально сегодня, точно завтра и, возможно, послезавтра. Это — тактический успех.
Стратегически же это — карточный домик. Почему?
Кажется, это у Г. Горина: «Разрешите пойти с самого начала».
.
Когда Мир перенастроят, тогда можно постепенно либерализировать. Но сейчас надо выдержать турбулентность, используя методы жесткого антикризисного управления!
Как по мне, российская Система куда как лучше готова к режиму жесткой турбулентности в Мировом масштабе. Куда лучше, чем большинство прочих Систем! Надо использовать преимущества.
И при этом не разрушить хрупкое гражданское общество Великой России! Не стоит травмировать травмированных людей. Вмешательства в институт частной собственности недопустимы!
ПС По Вашей наводке почитываю Шеллинга перед сном. Клёвые мысли, но так тяжело читать мысли 60-х! Они кажется, были совсем другие люди, чем мы! По изложению и восприятию.
Хорошего Вам дня!
Практикам приходится разбираться, что на самом деле происходит и почему. Ибо практикам нужен прогноз.