Коронакризиc. Пандемии. Новые деньги. Глава из книги: ПрОклятые экономики. Андрей Мовчан

 О небольшой попытке прогноза будущих экономических «проклятий»

 

Электронная книга t.me/kudaidem/1266

Новый вопрос и новый вызов странам Юго‑Восточной Азии в 2020 году: удастся ли им создать внутренний спрос, достаточный для устойчивого развития?

В 2020 году интернет‑гиганты определяют экономику всего мира.

Альтернативные источники энергии развиваются пока не слишком быстро, но очень уверенно; параллельно растет эффективность потребления нефти и газа.

«Тесла» – небольшой по мировым меркам производитель электрических автомобилей, приносящий своим акционерам миллиард долларов убытков в год, стоит сегодня больше, чем почти все автомобилестроители мира.

Турция и Китай после десятилетий движения к демократии развернулись обратно, к «просвещенному абсолютизму». Страны Латинской Америки, к 2000 году, казалось, победившие популизм, к 2020 в основном снова под властью популистских движений.

В 2020 году Евросоюз находится в глубоком кризисе: потеря Великобритании, экономические дисбалансы, фактическое банкротство банковской системы, многолетняя стагнация, политическая волатильность ставят серьезный вопрос: а так ли совершенна модель объединения демократических государств без единой фискальной системы и общей бюджетной структуры, тем более, если она основана на чисто бюрократической модели управления?

Первые 19 лет XXI века с точки зрения экономических адаптаций прошли «под знаком» трех ресурсов: нефти, дешевой рабочей силы и – новых денег.

Нефть и газ остаются суперресурсом.

Нефть и газ создают США решающее преимущество перед Евросоюзом и тормозят развитие Китая, требуя от него вкладывать огромные средства в их импорт.

Но достаточно скоро век нефти и газа закончится – будь то 20 или 50 лет, не так важно в исторической перспективе. А еще раньше, чем спрос на нефть станет настолько ниже предложения, что цена нефти вернется (в реальном выражении) к уровням 1990‑х годов, произойдет существенное перераспределение долей крупнейших поставщиков нефти. Добыча в России, Норвегии, Казахстане и ряде других стран будет сокращаться уже в ближайшее десятилетие.

В то же время в ряде стран, в том числе в Китае, начнется разработка сланцевых залежей, которые на сегодняшнем уровне технологий не являются рентабельными.

Помимо этого огромные шельфовые месторождения Восточной Африки и Южной Америки начнут поставлять нефть уже в ближайшие годы, да и у США есть еще солидный потенциал увеличения добычи – коэффициент извлечения нефти в США за последние 20 лет вырос в разы, и еще может быть в разы увеличен за счет новых технологий.

Мир, в котором нефть и газ существенно упадут в цене, будет сильно отличаться от сегодняшнего.

Постепенно теряющие свои нефтегазовые доходы страны будут вынуждены искать новые экспортные возможности – а это, как мы выше неоднократно показывали, будет очень тяжело сделать: высокомаржинальные ниши будут поделены между игроками, которые много лет строили свою экспертизу и создавали адекватные трудовые резервы.

Существенное снижение экспортных доходов будет приводить к дефициту импорта, съедать резервы, накопленные в период высоких цен на нефть, уже без надежды их восстановления. Местные валюты будут быстро девальвироваться, существенно снижая доходы бюджетозависимого большинства населения – это вызовет недовольство; у власти не окажется средств для покупки лояльности, и голос популистов зазвучит всё сильнее.

Когда ВВП Китая на человека подойдет к восточноевропейскому уровню, стоимость китайских трудовых ресурсов станет совершенно неконкурентоспособной, а роль мировой фабрики отойдет другим странам, отстающим от Китая в развитии на тот момент, – странам Африки, Индии, Бангладеш, Мьянме. Китаю предстоит пройти через масштабный кризис и либо суметь приспособиться к тому факту, что он перестал быть предпочтительным производителем (и даже сам стал закупать товары, которые ранее производил), либо пережить стандартные последствия конца ресурсного цикла.

Хотя Китай уже сегодня прилагает титанические усилия для повышения маржинальности производимых продуктов – движения в сторону сервисов, высокотехнологических разработок, встраивания в международные рынки сложных интегрированных решений.

Новые деньги оказались еще более значимыми, чем нефть, газ и все исторически известные нам до того ресурсы.

Ежегодно крупные игроки международного финансового рынка продают (зарабатывая синьораж) денег на несколько триллионов долларов. Бюджеты стран Западной Европы и США уже много лет держатся только на продажах этого ресурса, а многие другие страны эффективно пользуются тем же ресурсом для операций на внутреннем рынке (тот же Китай, например).

Сегодня, в 2020 году, кажется, что новые деньги являются неисчерпаемым ресурсом, частью нового мира, new normal экономики.

Попытки независимых игроков (будь то создатели криптовалют или более мелкие страны) вступить в игру и «размыть» доминирование полудюжины крупных производителей валюты (США, ЕС, Японии, Великобритании, Швейцарии, отчасти – Швеции, Канады и Австралии) оканчиваются неудачей.

Частные валюты остаются плохо структурированными средствами платежа и правительства большинства стран вполне готовы их раздавить как ненужных конкурентов, стоит их рынку развиться чуть больше.

Сегодня новые деньги обеспечивают государствам возможность взимать «инфляционный налог» и сеньораж со всех пользователей системы расчетов.

Можно предположить, что на рынках появится удачный инструмент, который заменит мировые валюты.

Фактически он должен будет обладать всего тремя свойствами:

его должны будут принимать в оплату товаров и услуг,

его скорость обращения должна быть более или менее высокой и стабильной,

и его предложение должно быть ограничено.

Если такой инструмент появится, перед финансовыми регуляторами крупных стран встанет непраздный вопрос – как обеспечить сосуществование своих валют с этим инструментом и продолжать получать хоть какой‑то сеньораж.

США и Европа окажутся в положении не лучшем, чем небольшая региональная страна, валюте которой не слишком доверяют инвесторы; эмиссия доллара (или евро) не будет больше закрывать дыры в бюджете, а дефицит счета текущих операций неожиданно станет проблемой.

На смену уходящим придут другие ресурсы, и новые бенефициары новых ресурсов будут подниматься на экономический Олимп, чтобы прожить весь цикл «ресурсного проклятия», создать свою нишевую адаптацию и когда‑нибудь встретиться со стандартными проблемами конца ресурсной эры.

Влияние экспорта технологий на экономику Европы и США нельзя переоценить; потеря технологических рынков будет страшнее, чем даже появление альтернативной валюты. Когда‑нибудь, в будущем, возможно определяющим ресурсом станет big data – и те, кто научится ее эффективно создавать и продавать, пройдут такой же ресурсный цикл, как и их более «материальные» предшественники.

Освоение Луны и Марса может оказаться схожим с освоением Нового Света в свое время – пионеры космоса могут получить существенные преимущества, как когда‑то Испания – с похожими последствиями.

Создание высокоэффективных роботов и интеллектуальной техники (интернета вещей в широком смысле) может стать индустрией, которая займет место древней работорговли – а значит, появятся наиболее успешные работорговцы.

Хотя человечество продолжает развиваться, базовые паттерны его коллективного поведения меняются мало – кризисы нишевой адаптации, ресурсные взлеты и падения, катастрофы экономик будут продолжаться и в будущем.

Другое дело, что в будущих кризисах опытный специалист распознает черты кризисов былых; а сильные и добросовестные политики смогут, увидев схожие симптомы на ранних этапах, принять своевременные меры для предотвращения тяжелых последствий.

Ради этого и записано это видео и написана книга «ПрОклятые экономики».

О невидимых врагах экономики, о том, что стояло за Возрождением и наступлением Нового времени, о том, как экономика показалась не самой важной вещью в жизни общества – и как долго это продолжалось, а также о том, что развитие делает человечество чувствительнее

В ответ на вопрос «как снизить последствия пандемии, в том числе нагрузку на здравоохранение и количество жертв» эксперты отвечали: необходимо снижать репродуктивное число (R0) вируса.

Снижение этого числа возможно только за счет соблюдения гигиены (мало и ненадежно) и сокращения социальных контактов (надежно, но сложно). Сокращение социальных контактов возможно только за счет искусственного социального дистанцирования.

Беда состояла в том, что современная глобальная экономическая модель построена полностью на тесном социальном контакте.

Платформенный капитализм, разбрасывающий стадии производства по разным странам и континентам, эффективно функционирует, только если масса людей постоянно путешествует из локации в локацию, посещая удаленные филиалы или штаб‑квартиры, офисы клиентов и подрядчиков – эти путешествия тоже должны быть экономичными, поэтому в каждый самолет садится более сотни пассажиров, и в отелях проживание компактно.

Глобальная система продаж, базирующаяся на масс‑маркетинге, так же требует постоянного движения людей по всему миру и проведения огромного объема массовых мероприятий, предполагающих присутствие тысяч людей.

Вся огромная машина производства нужных товаров и услуг требует существенно меньшего количества работников, чем составляют трудовые ресурсы планеты. Обеспечение более чем половины домохозяйств мира доходами идет через выработку ими и продажу другим домохозяйствам товаров и услуг «не обязательных», но привлекательных для покупателей.

Основу таких товаров и услуг составляют услуги по замещению труда клиента, требующие личного контакта, или просто «продажа» общения: приготовление блюд в ресторанах, уборка, стрижка, маникюр, личное консультирование, развлечение самого разного рода, обучение и пр.

Эффективность требует массовости – современная экономика создала для этой цели огромные фуд‑корты и рынки, ритейл‑улицы, залы для одновременного консультирования и обучения сотен, а то и десятков тысяч людей, стадионы для развлечений.

Сказать «социальное дистанцирование» в этих условиях означало сказать «стоп» мировой экономике.

И нам только предстоит понять, как атака вируса, невидимого врага сказывается на экономике и стабильности общества.

Природа эпидемий (передача микроорганизмов от больных к здоровым) была осознана и изучена достаточно поздно: только в начале 16 века, когда предположили, что возбудителями болезни являются невидимые «тельца», передающиеся по воздуху, воде и остающиеся на белье больных.

Известны многочисленные случаи, когда тяжелая эпидемия начиналась с элементарного нарушения установленных правил карантина: в Марселе с судна, на котором находились больные моряки (судно стояло на карантине и про болезнь было известно), были тайком сгружены и проданы на местном рынке привезенные на продажу ткани; владелец не хотел нести убытки от простоя. В результате опустошающая эпидемия прокатилась по всей Франции.

По всей видимости, в средневековой Европе международная торговля была слишком важна, чтобы позволить идеологии наносить ей ущерб. Это интересное свойство общественного сознания – способность игнорировать опасность, исходящую от крайне важных или привлекательных объектов или сторон жизни, и обвинять во всем то или тех, что (или кто) и так неприятен, сохраняется в человеческой природе до сих пор.

Поскольку эпидемии распространялись в основном по торговым путям, уже к 16 веку нашей эры карантины были стандартной практикой для прибывающих из удаленных регионов судов, а лазареты вне городских стен были созданы в большинстве крупных городских центров.

Изоляция целых районов с использованием военных так же была распространенной мерой.

Во многом, именно благодаря эпидемиям чумы в Европе зародился процесс развития нового типа мышления – «научного подхода» или «критического мышления», последствия которого более известны нам под названием «Ренессанс», и последовавшая за ним научная и техническая революция.

Как будто чума была для этого задумана – исчезла старофеодальная, управляемая церковью Европа, и практически исчезла чума.

В 19 веке на первый план выходит холера – болезнь, вызываемая вибрионом и распространяющаяся в основном через воду.

История холеры, несмотря на совершенно другой уровень развития науки и медицины, всеобщее понимание источника болезни и способов ее распространения, и значительно бо́льшие возможности властей, во многом похожа на историю чумы. Точно так же очень часто принимаемые меры были запоздавшими (как, например, в Нью‑Йорке в 1832 году); города, в которых начиналась эпидемия, вводили карантины, соседние города отгораживались барьерами, контролируемыми военными; точно так же население лечилось множеством лжелекарств; экономики центров эпидемии страдали, но быстро восстанавливались после спада угрозы.

Следствием холеры стали «всего лишь» создание канализационных систем с централизованной очисткой сточных вод, внедрение в массах привычки не пить сырую воду из открытых источников и активное изучение желудочно‑кишечных инфекций.

В XX веке так называемый золотой миллиард завершил формирование современной «санитарной этики».

От наиболее опасных инфекций стали делать прививки – в результате удалось полностью ликвидировать оспу.

Но, в охваченной войной Европе весной 1918 года стала распространяться болезнь, характеризующаяся быстрым подъемом температуры, ломотой в суставах и мышцах, активизацией хронических заболеваний. Болезнь назвали испанским гриппом или «испанкой» – просто потому, что в Испании, не участвовавшей в войне, не было цензуры, и газеты свободно сообщали о распространении эпидемии.

Возбудитель «испанки» – вирус, передававшийся воздушно‑капельным путем.

Эпидемия быстро приняла характер пандемии, распространившись на весь мир.

Уже весенняя волна была достаточно тяжелой.

«Испанка» вернулась к октябрю и сошла на нет только летом 1919 года. Высокая контагиозность определила и огромный масштаб эпидемии – по неточным данным в мире «испанкой» переболело более 500 млн человек (30 % населения) и от 20 до 50 миллионов скончалось (некоторые исследователи считают, что смертей было до 100 млн).

Октябрьская волна оказалась намного тяжелее, чем весенняя, – у заболевших развивались тяжелые легочные осложнения и проблемы систем кровоснабжения.

Главную роль в ухудшении статистики сыграли медики. Очарованные эффектом, который вызывал аспирин, они рекомендовали больным пить его по 30 граммов в сутки. Много позже было установлено, что дозы выше 3 граммов в сутки являются токсическими, следствием передозировки является, в частности, поражение легких (включая образование жидкости) и систем кроветворения и кровоснабжения. Остается только гадать, сколько миллионов человек остались бы живы, если бы не «помощь медицины».

По завершении Второй мировой войны человечество приняло сотрудничество как доминирующий способ сосуществования – это взрывным образом увеличило количество контактов между регионами, городами и людьми в целом. Рост доходов способствовал росту туризма – и вклад туристической отрасли в перемещения и контакты стал также очень значительным.

В апреле 1957 года газета «Нью‑Йорк Таймс» сообщила о вспышке эпидемии гриппа в Гонконге. Это было первое уведомление публики об эпидемии – начало распространения вируса ВОЗ просто не заметила. Как потом окажется, случаи заболевания еще в феврале были зарегистрированы в Сингапуре, а туда болезнь пришла из Китая.

Первая – весенняя – волна вируса не добралась до США и лишь слегка задела Европу. А когда к сентябрю больные стали появляться и в США, в Штатах уже была готова вакцина.

Благодаря вакцинации количество жертв вируса было снижено.

Затем наступил 1968 год и близкий родственник вируса 1957 года, АH3N2, вызвал новую пандемию, получившую народное название «Гонконгский грипп».

Однако вирус оказался настолько заразен, что большинство не имевших иммунитета легко заражались; в течение нескольких месяцев вирус захватил всю Азию и вместе с возвращавшимися из Вьетнама американскими военными распространился в США, а оттуда в Европе. Вакцина была изготовлена за несколько месяцев, но появилась уже на пике эпидемии, которая прошла уже стандартным путем – два пика, спад после полутора лет, более 1 млн смертей в мире.

Ни в 1957–1958, ни в 1968–1969 годах в мире не вводились никакие экономические ограничения и режимы социального дистанцирования. Отчасти это объясняется тем, что человечество еще только отходило от Второй мировой войны, и отношение к индивидуальной жизни было более циничным; отчасти тем, что новостной поток СМИ значительно меньше влиял на массовое сознание.

Перегрузить систему здравоохранения было невозможно, потому что она мало могла участвовать в процессе лечения больных. Немаловажным фактором являлось и то, что продолжительность заболевания в обеих эпидемиях составляла 4–7 дней, пребывание в больнице в тяжелом случае не более 3–4 дней, койки быстро освобождались. Так или иначе, эпидемии 1957 и 1968 годов оставили за собой миллионы жертв, десятки анекдотов (таких как: Приходит муж с женой к врачу. Врач говорит мужу: «У вашей жены сифилис». Муж с облегчением: «Ну, слава богу, что не грипп…»).

Медицина существенное продвинулась в понимании природы и поведения вирусов, но экономический эффект от них был ничтожным – он оценивается в 0,5 % годового ВВП на каждую.

Весной 2020 года Мировая экономика подверглась самому серьезному административному удару за всю историю – по решениям властей были закрыты или ограничены бизнесы из десятков индустрий; приостановлено более чем на 70 % пассажирское авиасообщение и более чем на 80 % общественный транспорт.

Как можно было бы предположить, США и Европа задействовали в войне с вирусом свое экономическое супероружие – новые деньги. ФРС за весну 2020 года увеличила свой баланс почти на 3 трлн долларов. В развитых странах и Китае власти активно замещают выпавшие из экономики средства новыми деньгами, уровень государственной задолженности стремительно растет.

В кризис 2020 человечество продолжает делать те же ошибки, что и раньше. Запоздалое принятие защитных мер сочетается с провалами в их организации. Нарушения режима социального дистанцирования носят массовый характер.

Необычным в последней пандемии является лишь то, как следуют политики за общественным мнением в своем принятии решений. Когда опросы стали показывать, что всё больший процент населения развитых стран страдает от остановки экономики больше, чем от опасности заразиться. Постепенно и дискуссия во властных кругах сместилась в сторону ослабления карантинных мер.

Осенняя вторая волна может быть более мощной, чем весенняя.

Возможно, вирус будет активно атаковать человечество в течение тех же одного‑полутора лет, что и его собратья из А группы. А может быть, и нет – у нас слишком мало данных. Но в области экономики вирус уже добился многого: самые оптимистичные прогнозы говорят о падении ВВП мира в 2020 году на 5 %; безусловно, уровень банкротств будет сопоставим с уровнем 2008–2010 годов или выше.

«Коронакризиса» — первая в истории человечества ситуация, когда экономика оказалась менее важной, чем что‑то еще с точки зрения большинства стран планеты.