Копипаст | Ресурсное проклятие, цветная вкладка на развороте учебника

Смешно, что несколько лет назад ещё велся спор о том, реально или нет «ресурсное проклятие». Ссылки на обзоры — на уровне 2010 года — собраны вот в этой записи-анонсе популярной лекции про это самое «проклятие». Я там говорил про «Ресурсное проклятие 2.0» — не «голландскую болезнь», которая в российских данных к середине 2000-х не обнаруживалась, а про то, что нефтяная рента разрушает политические институты (по ссылкам механизм описан в нескольких статьях). Так вот смешно, потому что наша страна в 2008-2014 попадёт в учебники как идеальный пример такого разрушения.

И если несколько лет назад перестали функционировать сначала институты федерализма, потом парламент (как парламент), потом (отчасти) правоохранительная система, то в последнее время разрушилась, похоже, и исполнительная власть. Во всяком случае, у меня чёткое ощущение, что сейчас, на второй месяц полноценного экономического кризиса, у нас нет никакого исполнительного органа, занимающегося экономической сферой.

«Экономический блок» правительства и администрации разделился ровно на две части — «молчащую» и «ничем не занимающуюся». Однако экономическая политика совершенно не терпит пустоты. Невозможно жить без бюджета (текущий бюджет свёрстан на основе таких предположений, что можно считать, что его нет) — огромное количество решений на микроуровне завязано на представления субъектов экономики о том, что собирается делать правительства. Каждый человек и каждая фирма ежедневно принимают множество решений — в эти решения по факту заложены ожидания, даже если субъект сам не сознает, что делает выбор, опираясь на какие-то ожидания.

Чем точнее ожидания — тем эффективнее экономика; именно поэтому так важно, чтобы было понятно, чего следует ожидать. Очень трудно подстраиваться под денежно-кредитную политику (опять-таки, любой человек ежедневно подстраивается под денежно-кредитную политику, даже если не знает об этом) если ЦБ не объявляет ориентиров ни по обменному курсу, ни по уровню инфляции.

Не знаю, что в этом случае хуже — вообще не иметь никаких ориентиров или иметь, но их скрывать. Судя по высказываниям «первых лиц», в руководстве считают, что этот кризис — явление временное. С другой стороны, идёт масштабный секвест бюджетных расходов — то есть всё-таки кризис видится как структурный и долгосрочный. (Если бы кризис был «циклическим», то надо было бы бюджетные расходы не сокращать, а увеличивать.)

Справедливости ради, в 2008-09 годах борьба с кризисом тоже происходила, по существу, «молча», с анонсом только краткосрочных, непосредственно-спасательных мер. Но надо понимать, что медленный, но хоть какой-то выход из спада в 2010-2013 годах стал возможен благодаря (а) резкому повышению цен на нефть во второй половине 2009 года и (б) политике заимствований госкомпаний (см. первую картинку) и последующих «инвестиций в инфраструктуру» типа строительства трубопроводов.

Ожидать повышения цен на нефть можно и сейчас (судя по всему — именно эта стратегия — «сжать зубы и ждать отскока нефти» и применяется), но сейчас это труднее, чем пять лет назад. (Джефф Френкель, один из крупнейших в мире специалистов по глобальной макроэкономике, объясняет часть причин — это помимо сто раз обсужденных «сланцевой революции» и глобализации мирового рынка нефти.)

Госкомпании — как минимум «Роснефть» — поставлены на грань банкротства. (Этого не нужно пугаться — в случае крупных госкомпаний банкротство — это «всего лишь» реструктуризация долгов + удорожание кредитов в будущем, но и ничего хорошего в этом нет.) Рост «трубной промышленности», позволивший завершить 2014 год с минимальным спадом (или, точнее, с нулевым ростом) в промышленности — часть нездорового цикла, который мог существовать только при дешёвом внешнем кредите (и имеющихся пока резервах).

Тут мы вообще, похоже, не только «ресурсное проклятие» иллюстрируем, но и, прямо-таки, настоящую «голландскую болезнь» — или назвать её «голландской болезнью 2.0»? (Потому что вместо «большие доходы от нефти — завышенный обменный курс — приток инвестиций в неторгуемый сектор» у нас было «большие доходы от нефти — завышенный обменный курс — иллюзия благосостояния — госинвестиции в ненужные проекты»).

Но, конечно, «венцом абсурда» — не самым главным фактором кризиса, но самым «рукотворным» являются контрсанкции, усилившие и так ощутимый удар по населению. (Цены на продовольствие, конечно, сильно выросли — они никак не могли не вырасти после введения ограничений на импорт.) Пока они не будут отменены невозможно считать, что кто-то в правительстве всерьёз занимается борьбой с кризисом — или хотя бы облегчением участи граждан.

© Константин Сонин