Экономика США: лютый...социализм! или о том, как мы теряем свободу в свободной стране

Автор — приглашенный научный сотрудник Stanford Institute for Economic Policy Research (Stanford University), портфельный менеджер BlackRock (UK)

Автор заранее приносит свои извинения за нехарактерное для него эмоциональное наполнение текста.

Великий Людвиг фон Мизес однажды сказал:

«В сущности экономическая история представляет собой летопись провалившихся методов государственного регулирования вследствие самонадеянного игнорирования законов экономической науки».

Нынешнее состояние экономики — следствие дирижистской экономической политики всех правительств последних двух десятилетий, начиная с прихода Буша-младшего и до администрации Байдена. Нынешние метания властей между двумя ими же созданными угрозами — инфляцией и рецессией — наглядное подтверждение бесспорной верности утверждения фон Мизеса.

Меня как политэкономиста, социального бихевиориста и управляющего активами трудно вывести из равновесия экономическими и даже политическими искажениями.  Эмоциональная рефлексия в виде досады, злости и раздражения может быть позволена исследователю только в ипостаси обычного обывателя или гражданина, но не аналитика. Однако последняя история с Законом о снижении инфляции и его инициации со стороны бывших министров финансов, включая г-на Саммерса, вывела меня из обычного «аналитического равновесия» и вызвала настоящую фрустрацию. И сейчас я объясню почему.

Ларри Саммерс и 4 бывших министра финансов (как республиканцы, так и демократы) поддержали Закон о снижении инфляции, который по сути является упрощённой вариацией знаменитого и крайне сомнительного проекта Байдена Build Back Better. Г-н Саммерс, будучи сам кейнсианским экономистом и сделавшим немалый вклад в рост государственного экспансионизма, теперь стал критиком ФЕДа. Он утверждает, что без увеличения безработицы и более твёрдого шага в повышении ставок взять инфляцию под контроль не получится. Этот, мягко говоря, очевидный тезис не несет в себе ничего нового и является общим местом. Но вот что действительно обескураживает в позиции адептов и защитников этого закона. С одной стороны, все эти ребята годами и десятилетиями создавали экономические дисбалансы и ухудшали конкурентную среду через привязку агентов к дешевым деньгам, стоимость которых прямо или косвенно определяло государство, а не рыночный механизм. С другой стороны, теперь они предлагают решать проблемы … за счет увеличения налогов на корпорации!!! Вместо того, чтобы признать неэффективность постоянного неравновесного стимулирования экономической активности через монетарное расширение, низкие ставки и постоянный рост потребительского левериджа, эти парни предлагают еще больше расширить государственный распределительный мандат! Это очередной шаг в сторону элиминации свободного рынка и углубление в квази-социалистическую парадигму экономического порядка.

Но давайте еще раз вспомним, к чему привела политика монетарного стимулирования и почему она становится прямым путем к порочному социализму и этатизму, где по факту социальное и экономическое расслоение приобретают грандиозные масштабы.  

Низкие ставки несут в себе две убийственные «боеголовки» для экономики и общества в целом. Первая – фактический эффект Кантильона. Именно благодаря низким ставкам возникает еще большее и драматическое расслоение между богатыми и бедными слоями социума, увеличивая неравенство.

Дешевые деньги в первую очередь получают элитные страты общества, естественно, вкладывая их в активы и тем самым усиливая инфляционное давление. Средние и нижние страты получают доступ к дешевым деньгам и разгоняют свои потребности за счет увеличения возможностей, создавая несоответствующий доходам импульс потребления и разгоняя таким образом инфляционный маховик. Такими образом инфляция растет под воздействием роста и расширения потребительских предпочтений, опережающих рост доходов, и под влиянием увеличения стоимости активов, в том числе, товарных рынков.

Все это, повторю еще раз, происходит на импульсе дешевых денег: появлении возможности дешево занимать и увеличивать потребительскую силу и необходимости искать добавленную стоимость в высоком риске на фоне нулевой доходности в безрисковых активах.

Так создается леверидж. Богатые богатеют еще больше, инвестируя в активы и таким образом разгоняя их стоимость, а бедные жадно потребляют, пытаясь воспользоваться дешевыми и доступными деньгами, чтобы удовлетворить и расширить свои потребительские предпочтения.

На «бедной» стороне раздувается опережающий потребительский спрос, а на «богатой» стороне опережающими темпами растет уровень благосостояния. Однако с неизбежным приходом инфляционного торнадо бедные, будучи закредитованными и не имея активов, резко беднеют еще больше и зачастую лишаются не соответствующих своим реальным доходам благ, а богатые получают всего лишь просадку в стоимости своего благосостояния, поднявшегося на куда более высокие уровни в сравнении с прошлыми периодами.

Вторая «боеголовка» — это расширение государственного мандата на перераспределение и общая экспансия государства в целом, нарушающая рыночную конкурентную среду. Государство как источник благосостояния -  потребительского для бедных или инвестиционного для богатых — расширяет свои границы, одновременно сжимая границы индивидуальных свобод и возможностей. Фактически это еще один патерналистский прием государства, способ подсадить общество на крючок социального обеспечения и защиты за счет создания новых нарративов в гражданском сознании в свою пользу. Левиафан не разрывает свои оковы, а убеждает общество снимать их самому.

Что мы получаем в результате сегодня?

Все мы помним неоднократные заявления со стороны ФЕД о транзитивности инфляции и о том, что эта временная проблема, созданная ковидными ограничениями, быстро рассосется в силу эластичного глобального предложения. Вместо того, чтобы контролировать инфляционные процессы на фоне диких и необузданных бюджетных стимулов, обусловленных политической трусостью и расширяющимся аппетитом властных элит на полномочия в перераспределении общественных благ, ФЕД перенес свой фокус на участие в решении политических, а скорее, популистских задач, в частности, на снижение неравенства доходов. Это стало фактически третьим мандатом ФЕДа наряду с контролем инфляции и безработицы.

Ложным представляется утверждение о том, что низкие ставки значительно стимулировали создание новых рабочих мест на волне постковидного восстановления. На самом деле их триггировали предшествовавшие этому блокирование спроса, разрыв логистических цепочек и резкий отток иностранной рабочей силы из страны. И даже если признать, что в краткосрочном горизонте сверхмягкая монетарная политика имела отношение к созданию рабочих мест, это, как обычно, стало лишь дополнительным бустером инфляционного галопа – вспомним здесь несостоятельность кривой Филипса и верность «вертикальной кривой» Фридмана. Однако совершенно очевидным представляется тот факт, что низкие ставки выполнили совершенно противоположную функцию относительно изначально поставленной, замечу — порочной, цели сократить разрыв в доходах, то есть увеличили экономическое расслоение и социальное напряжение. Разогнав стимулы и прямые дотации до абсолютно немыслимых величин, когда и нижние социальные страты начали направлять потоки монетарных излишков в финансовые активы, власти получили фактическую стагфляцию — интенсивную инфляцию и снижение экономической активности. Ловушка захлопнулась, и теперь правительство находится в неизбежной колее “безальтернативности” плохого сценария: оба действия — ужесточение или неужесточение монетарной политики — не ведут к позитивному результату.

Отчасти это дихотомия Парето эффективности: невозможно улучшить один компонент гомогенной системы без ухудшения второго. Повышение ставок приводит к ухудшению экономического состояния агентов и угнетает экономический рост – потребление и производство. Неповышение ставок и удержание экономического роста сохраняет инфляцию на высоких уровнях или разгоняет ее дальше, уменьшая, как следствие «завтрашнего дня», экономические возможности агентов и снижая их покупательскую и производительную способность. А принимая во внимание тот факт, что участие широких общественных слоев в инвестиционном буме на финансовых рынках способствовало неравновесному росту активов, можно предположить — под угрозой оказываются инвестиции банков, пенсионных фондов, страховых компаний и ETFов — основных агрегаторов сбережений экономических агентов.

В случае затяжного и глубокого падения стоимости активов очевидно возникнет социальное напряжение. Для того, чтобы этого избежать, правительство будет вынуждено стимулировать низкие ставки по десятилеткам (10-Y Treasury Notes), поскольку именно они являются дисконт-фактором в оценке производительных активов. Каким образом это стимулирование возможно? Только уменьшением предложения десятилеток (10-Y Treasury Notes) на рынке, то есть очередным QE. Либо улучшением экономических перспектив, которые формируют ожидания и решения инвесторов. Такие улучшения опосредуются, прежде всего, снижением инфляционных ожиданий, а этого возможно достичь в нынешней ситуации только монетарным ужесточением и торможением экономической активности, в первую очередь, спроса. Возникает хорошо знакомый казус, как последствие кейнсианской экономической политики государства, опосредующий  фактическую потерю — по крайней мере частичную — независимости ФЕДа, как отдельной ветви экономической власти.

Следует в очередной раз повторить утверждение о том, что без рецессии — болезненной санации экономики, нормализации факторной структуры экономических циклов свободного рынка и делевериджа — обойтись не получится никак. Поэтому все разговоры о “мягком приземлении”, все «ястребино-голубиные» заявления — не более чем фантомы или манипуляции ФЕДа, подыгрывающего правительству и пытающегося делать хорошую мину при заранее безнадежной игре. И это не имеет никакого отношения к таргетированию инфляции. 

Единственным вариантом смягчения жесткого приземления может быть фискальное ослабление и бюджетное ужесточение, разворот если не к «австрийской парадигме», то к концепции «supply side economy», как минимум, о чем я неоднократно говорил и в академических статьях, и в публичных opinion-постах. И такой разворот – жизненная необходимость, а не «игры разума». 

Здесь уже всплывает тема влияния политических интересов элит на социально-экономическое развитие, элит, привыкших за два десятилетия к расширению своего права и инструментария на перераспределение благ и вертикализацию экономических обменов. Об этом, безусловно, стоит поговорить отдельно, но в другой раз.

Рейган как-то сказал: «Правительство как грудной младенец -  чудовищный аппетит на одном конце и полная безответственность на другом». Сказал блестяще, и хочется задать вопрос: кто теперь приберет в люльке и решится не зажимать нос?