Не про трейдинг

       Когда наступает кризис, большинство неглупых и уважаемых людей – учёных, аналитиков, политиков и прочих нытиков впадают в истерию и начинают соревноваться в апокалиптических прогнозах. Почитаешь, и в лучшем случае бежишь на горшок со штанами в руках, одолеваемый приступом поноса, а в худшем, задираешь голову и смотришь, куда бы немедленно приладить петлю.

 Да, будущее может быть непростым и даже ужасным, но этот меч висит над нами всегда, независимо от кризиса. Это ведь нормально: «Если каждый день будет ярким и солнечным – земля погибнет от засухи и жажды». Мы можем заболеть и умереть, попасть в аварию и покалечиться, потерять любимую женщину, работу и даже, о боже, заразиться венерической болезнью. Однако полощут нам мозги с утра до вечера по всем каналам и в Интернет именно в моменты экономической нестабильности.Всеми силами порождают неуверенность и депрессию.

      Губерман прав: «Будущее – вкус не портит мне, мне дрожать за будущее лень; думать каждый день о черном дне – значит делать черным каждый день». Мы не знаем будущего и нечего бздеть. На самом же деле, кризис для России может оказаться благом, кто знает?           Как иначе заставить нас что-то изменить и оторваться от нефтяной соски?

А в сытой Америке всё может оказаться хуже, чем они думают. Чёрный лебедь вполне может заплыть и к ним. Сильный доллар только начал бить по конкурентоспособности их компаний, и, если они не примут мер, добьёт их. Это не считая их других проблем, связанных с глобальным разделением труда и снижением из-за этого уровня занятости местной дорогостоящей рабочей силы.                                                                              Какое там повышение ставок и, якобы, начавшееся восстановление экономики. А если они попытаются ослабить бакс, то весы качнутся в другую сторону – начнёт расти в цене сырьё и та же нефть. И будет нам опять счастье. Пока мы не просрали наш газ, нефть и прочие пиродные ресурсы, нам бояться нечего. Без мерса можно обойтись, можно и на чём другом поездить, а без газа и бензина тяжелее.

Единственное, что нам нужно, так это, как у китайцев, ввести смертную казнь за коррупцию. Они мочат своих чиновников без устали и это помогает. 

Нам предвещают нелёгкий год и мы сами это видим. Но чем нас пугают? Всё познаётся в сравнении. Наши дедушки и бабушки во время войны недоедали и умирали от голода. Америкосы, да и у нас немало таких, четверть купленных продуктов отправляют в помойку только из-за того, что набирают больше, чем могут сожрать. От свалок задыхаются большие города, а половина мусора там – впустую потраченные ресурсы. На долю наших родителей пришлись времена тотального дефицита, а сейчас рынок предлагает порядка 60 000 наименований товара (даже пластмассовую какашку), а реально для жизни нужно 300-400 наименований. Большая разница в понятии, что было трудно тогда и что сейчас. Тогда было трудно без куска хлеба, сейчас невыносимо трудно без Айфона и без хамона. Я вернулся недавно с Кубы — живут так, как мы в 60-70-х годах. Так херово, что дальше некуда. Но ничего – смеются, танцуют, счастливы не меньше, чем мы или жирные америкосы.

Какой-то философ сказал: «Попробуй какое-то время питаться простой пищей и одеваться в грубую одежду и тогда поймёшь, чего ты так сильно боялся». Страшно будет не тогда, когда у нас не будет десятков тысяч наименований ненужных товаров, а когда мы убьём для их производства остатки живой природы, которая даёт нам силы и отдохновение. Посмотрите какое в городах засилье ворон и крыс. Вороны летают такими стаями, что небо становится чёрным и нельзя дойти до работы, и не быть, при этом, ими обосранным.

Я не хотел бы, чтобы мои дети в будущем остались только в таком окружении. 

 Андрей Платонов, ещё в начале прошлого века, написал несколько рассказов о том, как жили наши предки (привожу ниже). Похлеще любых кризисов и ничего. Оказывается, мы, нынче, живём замечательно. И вообще, нам ли быть в печали — весна идёт, скоро сады зацветут, а девушки скинут зимние одёжки и покажут нам свои ножки.  

 Мавра Кузьминична

Mавра Кузьминишна Горечихина — старушка. Сыновья ее умерли, внуки пропали без вести, а невестки выгнали и вышли замуж вторично. Мавра Кузьминишна тогда взяла и продала старинный мужнин сюртук, жилетку и шесть пар ветхих валенок. Выручила она за это имущество одиннадцать рублей с пятачком и спокойно зажила себе без попечителей и попрекателей. С тех пор прошло четырнадцать лет, а Мавра Кузьминишна еще не прожила одиннадцати рублей, даже и не почала их.

Мавра Кузьминишна любит кушать, например ест летом котлеты, любит в пост уху и иногда, беззубая, варит себе манную кашку, любит ходить в гости и приятно одеваться в свое старое пышное подвенечное платье с тюрнюром.

Одиннадцать рублей можно всю жизнь не прожить, если научиться жить у Мавры Кузьминишны. По крайней мере, не будешь растратчиком собственных денег.

У Мавры Кузьминишны дома сорок плошек. Вместо цветов она разводит в них всякий овощь — картофелины, морковь, лук, репицу и прочее и даже цветы «огонек». Плошки она собрала на дворе, выбрасываемые расточителями, за комнату никогда ничего не платила — хозяину за это смотрела за курами. Котлетку и другой питательный продукт, не растущий в плошках, приобретала в обмен за рассаду «огонька»-цветочка.

Кроме этих доходных статей, Мавра Кузьминишна сама по себе была ласковая и духовитая бабушка. Скажет что-нибудь соседке задушевное, а та:

— Кузьминишна, иди чай пишь, вареньице есть, пирожка отрежу!.. А Мавра Кузьминишна:

— Штой-то поясницу ломит, Никитишна… У тебя какое варенье-то?..

Питалась Мавра Кузьминишна, прожевывая пищу длительно, томя желудок и истекая слюной, чем добивалась высокой полезной отдачи пищи; зимой не выходила из дома без нужды — холод истощает тело. Летом сидела под теплом и сиянием солнца, множа калорийные силы организма, ночами спала глубоко, как будто она рыла могилы и очень устала, и во сне видела сытную мягкую еду и сукна.

* * *

Так Мавра Кузьминишна до сих пор имеет свои одиннадцать рублей с пятаком и отдаст их, вероятно, только мне, чтобы я мог закрыть ей очи ее же пятаком, когда придет к ней заблудившийся смертный час.

В следующий же час — не смертный, а живой — я покажу этим одиннадцати рублям то, чего они не видели четырнадцать с лишним лет.

                                                      Экономик Магов

В бывшем городе Задонске — теперь там сельсовет — по улице 19 Июля проживает гражданин — Иван Палыч Магов. Задонск — древнерусский монастырский центр, город божьих старушек и церковных золотых дел мастеров. Монастырь был кормильцем обитателей этого города (200 тысяч в год странников, богомольцев, богомолок и прочих пешеходов), а теперь, когда монастырь имеет значение пожарной каланчи и радиоприемника, жителям питаться нечем. Раньше по грунтовым дорогам в город несли холстину, а теперь по эфиру туда несется радиомузыка.

Вместо имущества — красота!

Поэтому жители перешли на экономический строй существования.

Иван Палыч — наиболее выдающийся, в общем и целом, задонский экономик. Он имеет одну пару сапог уже двенадцать лет — и они еще новые и гожие в долгую носку. Иван Палыч опытом и собственной осмысленностью дошел, что у сапог есть четыре врага: атмосфера — дух, вода — гидра, уличный торец и хождение без надобности.

После каждого своего похода в город или в грунтовые окрестности его Иван Палыч сапоги снимал, стирал с них тряпочкой пыльцу, мазал неспешно и слегка ваксой, чтобы не бередить зря кожу, и, приподымая осторожненько за ушки, опускал в специально для того сшитые брезентовые мешочки водо- и воздухонепроницаемые, набитые сухой овсяной соломой, ежегодно сменяемой.

После сего мешки запечатывались деревянными пуговицами — рукоделие самого Иван Палыча — и подвешивались на потолочные гвозди, где воздух суше и покоя больше.

Оно и понятно: сапоги приобретены за 7 рублей, а женитьба Ивану Палычу обошлась круто в четыре с половиной, но эти чрезвычайные единовременные расходы были с некоторым избытком возвращены приданым жены — домом с палисадом, забором, нужником и сараем, — имуществом высокой долговечности. Да еще движимого имущества имелась некоторая наличность. А что оставляют сапоги, когда они износятся?

* * *

Об Иване Палыче можно написать книгу, и можно всю его экономически цельную, граждански, так сказать, последовательную фигуру понять из следующего заключительного аккорда — карандаша.

Иван Палыч вышел из первого класса церковно-приходской школы, порешив, что от ученья можно с ума сойти (в тот год повесился сын барина Коншина — студент, начитавшись книжек и переучившись), а главное было в том, что Иван Палыч хотел поскорее зарабатывать свой гривенник в месяц — и поступил мальчиком в монастырскую ризницу.

Вот с той поры и до сей Иван Палыч имеет один и тот же карандаш — на всю жизнь, оказывается, достаточно одного карандаша! Вот норма снабжения разума инструментарием!

При этом Иван Палыч не покупал карандаша, а получил его без оплаты от пономаря Сергея, которому этот карандаш уже не приходился по рукам — по малым размерам вследствие исписки. Пономарь же Сергей сочинял, писал и сбывал на рынок рацеи, поэтому нуждался в новом, более рациональном карандаше.

Главный враг карандаша — не писание, а чинка. Чинка же имеет в первопричине не расход графита, а безумную спешку в писании, ненужное нажимание и ломку драгоценного материала, добываемого не то на Урале, не то на Бахчисараевых островах.

* * *

Что труднее — добыть графит или сломать карандаш? Вот где премудрость экономики!

Каждого безумца, сломавшего карандаш, надо послать пешком добывать графит!