Судьбы двух однокурсников: Игорь Сикорский и Николай Поликарпов

Две судьбы — два пути

В конце XIX века в двух северных деревнях России — Турье Вологодской губернии и Галуевской Костромской — родились два мальчика из крестьянских семей. Питирим Сорокин и Николай Кондратьев. Их святые покровители, Питирим Великопермский и Николай Салос, были мучениками за правду. И символично, что и Сорокин, и Кондратьев посвятили жизнь поиску истины и справедливости — но каждый прошёл свой путь.

Друзья с юности, они познакомились в Хреновской семинарии. Оба участвовали в революционных кружках, оба вступили в партию эсеров, оба сидели в тюрьме. Позже, в Петербургском университете, учились у М. М. Ковалевского, Туган-Барановского, Петражицкого — будущих классиков российской социологии и экономической мысли.

После Февральской революции оба оказались рядом с Александром Керенским: Сорокин стал секретарём по делам науки, Кондратьев — по делам сельского хозяйства. После Октября их пути разошлись.

Сорокин, дважды арестованный, в 1922 году был выслан на «философском пароходе» вместе с Бердяевым и другими учёными. Он уехал в США, где стал профессором Гарварда и основателем школы социокультурной динамики. Его труды — Social and Cultural Dynamics, The Crisis of Our Age, The Reconstruction of Humanity — оказали огромное влияние на мировую социологию. Сорокин прожил долгую жизнь и умер в 1968 году, оставив наследие мыслителя, вернувшего России её гуманистический смысл.

Кондратьев остался. В 1920-е годы он возглавлял Конъюнктурный институт, разрабатывал «пятилетку Кондратьева» — первый перспективный план аграрного развития России. Его работы «Большие циклы конъюнктуры» и «Проблемы экономической динамики» принесли ему международную известность: его цитировали Андерсон, Кузнец, Митчелл, Фишер. В 1924 году он побывал в США, где Сорокин предлагал ему остаться и возглавить кафедру. Кондратьев отказался: верил, что нужен России. Через шесть лет его арестовали, а в 1938 году — расстреляли по личному указанию Сталина

Сорокин и Кондратьев

Его жена Евгения Давыдовна хранила рукописи и письма из тюрьмы, добиваясь посмертной реабилитации мужа. Дочь Елена прожила жизнь, сохранив архив отца. Полностью оправдан он был только в 1987 году, через полвека после смерти.

А Сорокин — на другом конце света — в 1930-х писал своему другу письма, пытаясь спасти его от террора, просил американских коллег ходатайствовать перед советской властью. Но письмо опоздало: Николай Кондратьев был уже в заключении.

Один был изгнан, но услышан всем миром.
Другой остался, но был уничтожен собственной страной.
Их объединяет не только дружба и происхождение, но и вера, что наука — выше власти, а истина сильнее страха.

Россия XX века выбрала из двух путей — тот, где за слово платили жизнью.
Но память о Сорокине и Кондратьеве — напоминание, что и изгнание, и мученичество могут стать формами служения Отечеству.

Влияние американской школы на советское самолётостроение времён Поликарпова — не эпизод, а системная зависимость.
И-5, И-15, И-16 и И-200 не были чистыми копиями, но их замыслы восходят к Boeing, Grumman, Curtiss и гоночным мастерским США.
Тем самым Поликарпов стал главным адаптатором чужих идей: именно он научил советскую промышленность превращать журнальные изображения и прототипы в реальные машины.