Дмитрий Потапенко: «Кризиса никакого нет. Есть рукожопость в управлении экономикой» Бизнесмен — о препятствиях для развития бизнеса в России

Число юридических лиц в России сократилось более чем на 190 тысяч (или на 4,6%) за 11 месяцев 2016 года, согласно статистике Федеральной налоговой службы. В предыдущие годы был заложен противоположный тренд: за аналогичный период 2015 года число зарегистрированных юридических лиц увеличилось на 162 тысячи. Стал ли 2016 год переломным для российских предпринимателей и что сегодня мешает развиваться бизнесу, Открытой России рассказал Дмитрий Потапенко.

— Можно ли говорить, что люди меньше стали идти в бизнес?

— Если мы говорим именно о количестве юридических лиц, то надо понимать, что это количество регистраций юридических лиц против количества случаев закрытия. Можно ли коррелировать эти данные с состоянием бизнес-климата в России? Можно, но надо учитывать, что прирост регистрации новых юридических лиц может происходить не по причине того, что в бизнесе появилась какая-то активность, а из-за того, что эти юрлица будут введены в строй через какое-то время, а пока будут существовать как «нулевки». Корреляция есть, но она не линейная.

— Как можно охарактеризовать положение той части бизнеса, что уже «введена в строй»?

— Достаточное количество предприятий сейчас испытывают трудности. Много банкротств в строительной отрасли, в предбанкротном состоянии — еще больше предприятий. Если посмотреть на выручки ритейлеров, они тоже уменьшились, потому что уже более трех лет подряд падает платежеспособный спрос — такого прежде не было никогда.

— Это следствие кризиса или каких-то конкретных мер в отношении бизнеса?

— Но у нас кризиса-то никакого нет. То, что мы искусственно девальвировали рубль — это не кризис, это рукожопость в управлении экономикой. Она, естественно, завязана на внешние факторы, потому что наша экономика интегрирована вовне.

У нас нет собственной экономики, у нас экономика на подсосе у кого-то другого.

В этом году бизнесу будет нанесен серьезный удар с помощью налоговиков. Например, теперь по закону налоговая служба может взыскивать долги предприятия с учредителей, хотя это противоречит какой-либо логике. Вот учредитель или акционер нанял менеджера, менеджеры произвели неверные операции, образовались долги. У предприятий как раз для этого есть уставной фонд, есть активы. Почему человек, который инвестировал в предприятие, должен отвечать по налоговым спорам, хотя он и так потерял деньги? Или, например, если сейчас вы выкупите банкротное предприятие, то налоговики на вас спокойно могут перевесить обязательства, посчитав, что банкротство было проведено в вашу пользу. Соответственно, у предприятия, которое банкротится, еще меньше шансов на выживание. Любой потенциальный покупатель будет думать: «Зачем я полезу в эту петлю, если на меня могут повесить долги предыдущего периода?». Это бред, но, тем не менее, это все происходит в рамках закона.

— Можно ли сейчас говорить об усилении государственного контроля над бизнесом?

— За последние два года количество так называемых нетарифных сборов увеличилось с 50 до 70.

Сейчас у нас действует 76 контролирующих органов. Вся страна под ружьем, у нас все что-то контролируют.

К сожалению, все меньше и меньше остается того, что можно было бы контролировать, у нас уже не осталось живого бизнеса. Но это уже, видимо, неважно.

— Насколько сегодня рядовому предпринимателю доступны кредиты?

— Надо понимать, что кредиты никогда не были доступными. По крайней мере, на протяжении последних 15 лет. Если вы только организовываете свое предприятие, вы в любом случае будете врать, причем делать вы это будете совместно с банком. Допустим, вы приходите в банк, чтобы получить небольшой кредит на развитие предприятия, предположим, 2-3 миллиона рублей. Вам откажут, потому что у вас нет кредитной истории. И вам придется врать: вы наберете кредитных карточек, будете обналичивать с них деньги и вкладывать их в свое предприятие. Либо вы возьмете потребительский кредит, так называемый кредит на неотложные нужды, и опять-таки будете врать и вкладывать деньги в свое предприятие. При этом вы, ваш банк и все регуляторные органы понимают, что это вранье.

— Для развитых предприятий кредит доступнее?

— Если говорить о развитых предприятиях, то сейчас многие говорят о высокой ставке как об основной проблеме. Я не совсем согласен, хотя, безусловно, ставка в 15-20 или 30% — неподъемная. Хотя неподъемная она именно супротив инфляции. В свое время я видел кредиты под существенно большие проценты, например, 120. Но если это покрывается платежеспособным спросом и инфляцией, то это не фатально. Все говорят: «Пусть будут кредиты под 8 процентов». Но в ближайшие годы даже такая ставка может оказаться неподъемной, потому что у нас падает платежеспособный спрос и искусственно будет задавлена инфляция. Даже эти восемь процентов невозможно будет заложить в стоимость продукта.

Ключевой проблемой кредитов является невозможность взятия их как таковых.

Список документов, которые нужно предоставить банку, в целом соответствует вашей медицинской карточке, разве что анализы на яйцеглист и энтеробиоз не берут.

Вы должны предоставлять черт знает что, и сами банкиры это понимают, 90 процентов бумажек никаким образом не подтверждают стабильность вашего предприятия. В итоге все сводится к стоимости залога, которую банк обычно оценивает в половину стоимости кредита.

— Что предпринимателям делать в таком случае, и как эта ситуация может быть преодолена?

— А кому нужно, чтобы это было преодолено? Основная проблема в том, что не будет бенефициара решения этой проблемы. Когда мы задаем вопрос «а что делать?», мы всегда упускаем вопрос «а кому нужно что-то делать?». Тем, кто сейчас находится у власти, это не нужно. Им нужно, чтобы не было никаких бунтов, чтобы народ как-то на подножном корме выживал. Мы эту свою функцию выполняем, а остальное, в принципе, не столь важно. Банкам это тоже неинтересно — их банкротят и доводят до условного состояния «100 лучших банков России», они по большей части будут государственными. За предпринимателей, кроме них самих, никто не бьется.

Наши сограждане не считают, что им нужна какая-то частная экономика, они не мечтают о каких-либо экономических свободах, они вообще ни о чем не мечтают.

Они давно уже положили на свою жизнь интеллектуальный болт.

— Многие фирмы в последнее время сталкиваются с проблемой обналичивания средств. Мы постепенно движемся к отказу от наличных денег?

— Да, и это не просто тенденция последнего времени, это происходит достаточно давно. Если мы говорим о легальном снятии денежных средств, то сейчас банки поврубали определенный процент за снятие собственной выручки с расчетного счета на какие-то нужды. Федеральная налоговая служба, по сути, ставит запретительные барьеры на обслуживание наличных денег.

Я думаю, что в ближайшие годы у наших сограждан и у предприятий будут изымать наличные деньги и любые платежные средства, которые существуют не в цифровой форме. Существование денег в цифровой форме позволяет государству очень многие вещи скрывать.

Если в стране существует какая-то денежная масса, то вы ее видите, она хоть как-то подконтрольна. Представим, что у нас с вами вообще полный безнал: вычислить размер долга государства перед какими-то корпорациями, внешними или внутренними, становится проблематично, потому что денежной массы как таковой нет — это только записи где-то. Вопрос не в том, что наличные сложно контролировать, вопрос в том, что государство обязано гражданам что-то предъявлять в виде денег, в виде купюр.

— В чем позитивные перспективы, и какие на сегодняшний день существуют точки роста для российской экономики?

— Россия и СССР всегда были страной офигительных возможностей, которые никогда не будут реализованы. Мы все время сами себе продаем будущее — у нас все лучшее впереди: коммунизм был впереди, сейчас впереди статус мировой державы. Правда, позади у нас разруха, тлен, дырявые дороги, жратва и импортное шмотье. Либо квазиимпортное — произведенное из импортных ингредиентов, на которых только нашиты российские лейблы. Но точки роста у нас действительное есть — это, возможно, и сельское хозяйство, глубокая переработка металлов и полезных ископаемых, глубокая переработка углеводородов.

Многие говорят: «На нашей стране нефте-газовое проклятие!». Это не проклятие, наше проклятие — это наша рукожопость. Переработка нефте-углеводородов — это то, на чем мы можем зарабатывать, мы можем получать экспортную выручку.

Но для того, чтобы перерабатывать, нужно выходить на внешний рынок, который очень плотно связан со внешней политикой. Внешняя политика — это всегда предмет торга, там надо уметь торговаться. Нас никто не ждет ни на каких рынках. Мы сейчас 13-я экономика мира с крайне малым объемом ВВП. Мы являемся не газо-нефтеносной державой, мы являемся колонией просто потому, что не перерабатываем этот товар. Нам есть в каком направлении развиваться, но другое дело, как говорил Есенин: «Проведите меня к нему, я хочу видеть этого человека». Я хочу видеть человека, которому это действительно надо. Ну, мне надо, гражданам — поскольку-постольку, не особо надо. Тем, кто при власти, это точно не надо, у них все хорошо и будет хорошо дальше. Можно только порадоваться за них. Этим мы можем гордиться, это правда.