Jesse Livermore: Boy Plunger — The Man Who Sold America Short in 1929 - Глава 17 - Под влиянием: Хлопковый крах - Соблазнённый Тедди Прайсом

Глава 15 - Начало жизни на широкую ногу — Покупка яхты

Глава 16 — Газетная сенсация — Фортуна улыбается новому «Королю хлопка»

Глава 17 — Под влиянием: Хлопковый крах — Соблазнённый Тедди Прайсом

Август 1908 года

В середине 1908 года Джесси Ливермор обнаружил, что стал ещё богаче, чем несколько месяцев назад. Его состояние теперь превышало $5 000 000 и он снова наслаждался жизнью в Нью-Йорке. На этот раз он был полон решимости сохранить свои прибыли в банке и ожидал периода относительного бездействия.

Его новый успех привлёк множество писем: просьбы о помощи, советы по торговле и рекомендации по акциям. Все они летели в корзину нераспечатанными. Его просто не интересовало ничего, что могло бы отвлечь его или повлиять на его психологию трейдера.

Но одно письмо он всё же открыл — от Тедди Прайса, с просьбой о встрече. Позже Ливермор вспоминал: «Конечно, я сразу ответил, что буду рад видеть его в своём офисе в любое удобное для него время. На следующий день он пришёл».

Ливермор восхищался репутацией Прайса. Для него было честью, что такой человек, как Прайс, захотел встретиться с ним. Он признавался: «Я давно им восхищался. Его имя было на слуху у всех, кто имел отношение к выращиванию, покупке или продаже хлопка. Люди цитировали мнение Тедди Прайса. Я помню, как однажды в швейцарском курорте разговаривал с банкиром из Каира, интересовавшимся хлопком. Узнав, что я из Нью-Йорка, он сразу спросил меня о Тедди Прайсе, чьи отчёты о рынке он получал и читал с завидной регулярностью».

Ливермор всегда считал, что Прайс подходит к делу научно. Он был настоящим спекулянтом — мыслителем с видением мечтателя и смелостью бойца, невероятно осведомлённым человеком, знавшим как теорию, так и практику торговли хлопком. Прайс любил слушать и высказывать идеи, теории и абстракции, и в то же время мало что в практической стороне рынка хлопка или психологии трейдеров оставалось для него неизвестным, ведь он торговал годами, зарабатывал и терял огромные состояния. После краха своей старой биржевой фирмы Price McCormick & Co он начал работать самостоятельно. Через два года он вернулся почти триумфально. Ливермор вспоминал: «Я читал, что первым делом, встав на ноги, он полностью расплатился со старыми кредиторами».

Этот поступок произвёл на Ливермора огромное впечатление. Он поступил бы так же, несмотря на отсутствие юридических обязательств. Но Прайс снова оказался в сложной ситуации, потеряв второе состояние, что было знакомо и самому Ливермору.

В начале июня Тедди Прайс появился у входа в дом 194 на Riverside Drive, и консьерж проводил его в апартаменты Ливермора. Оба мужчины сидели на коричневых кожаных диванах перед большим эркером, в котором играли блики полуденного солнца на Гудзоне, и беседовали о рынках. Прайс долго ходил вокруг да около, прежде чем перейти к сути. Когда он наконец заговорил, то предложил Ливермору создать то, что он назвал «рабочим альянсом». Прайс будет поставлять информацию — ещё не ставшую достоянием общественности — а Ливермор станет торговать на её основе. Ливермор был польщён тем, что Прайс обратился к нему с предложением о партнёрстве. Прайс льстил молодому человеку, говоря, что у него есть «особый гений», которым сам Прайс не обладает.

Ливермор был польщён, но не настолько глуп, чтобы верить всей этой похвале. Конечно, он понимал, что его успехи в торговле хлопком до сих пор были результатом слепой удачи, и он вовсе не был гением — просто везучим игроком. Его даже удивило, что такой искушённый человек, как Тедди Прайс, не видит этого. Поэтому, хотя Ливермор и признавал ценность предложенной схемы, он отказался, ответив: «Не думаю, что смогу работать в упряжке с кем-то ещё, и не горю желанием учиться этому».

Прайс не собирался принимать отказ и настаивал, что вместе они составят идеальную команду. В конце концов Ливермору пришлось выразиться более прямо: он не хотел иметь ничего общего с влиянием на других трейдеров. Он сказал: «Если я ошибаюсь, то страдаю один и сразу плачу по счетам. Никаких затяжных платежей или неожиданных неприятностей. Я сознательно играю в одиночку, потому что это самый разумный и дешёвый способ торговли. Я получаю удовольствие, сопоставляя свои умения с другими трейдерами — людьми, которых я никогда не видел, не разговаривал с ними, не советовал им покупать или продавать и не надеюсь встретить или узнать. Когда я зарабатываю деньги, я делаю это, следуя собственным убеждениям. Я не продаю их и не монетизирую. Если бы я зарабатывал иначе, мне казалось бы, что я не заслужил эти деньги. Ваше предложение меня не интересует, потому что игра увлекает меня только тогда, когда я играю по своим правилам».

Прайс тщетно пытался убедить его, что он ошибается, но Ливермор стоял на своём, не поддаваясь на уговоры. В конце концов Прайс отступил, и ещё час они приятно беседовали о торговле хлопком и её причудах. Прайс рассказывал множество историй о рынке, и Ливермор слушал его с большим интересом. Затем Прайс спросил Ливермора о его успехе с июльским хлопком. Ливермор был абсолютно честен насчёт своей случайной прибыли. Но Прайс не поверил ему, как и все остальные.

Перед тем как уйти, Ливермор предложил Прайсу денег, чтобы помочь ему встать на ноги. Он сказал: «Я буду считать за честь, если вы позволите мне оказать вам финансовую помощь». Прайс категорически отказался. Он пришёл не за деньгами Ливермора, а за его опытом в торговле. Этот отказ произвёл на Ливермора сильное впечатление.

После ухода Прайса Ливермор задумался, почему он так упорно сопротивлялся предложению. И тогда он вспомнил обещания, которые дал себе несколько лет назад: «Когда я говорил, что у спекулянта множество врагов, и многие из них успешно атакуют изнутри, я имел в виду множество ошибок. Я понял, что человек может обладать оригинальным умом и привычкой к независимому мышлению, но всё равно оставаться уязвимым для влияния харизматичной личности. Я довольно устойчив к распространённым болезням спекулянтов — жадности, страху, надежде. Но, будучи обычным человеком, я могу ошибаться с поразительной лёгкостью».

Ливермор был уверен, что на этом история закончится, и все разговоры о партнёрстве умрут: «Я готов был поклясться, что наши деловые пути больше не пересекутся. Я не был уверен, что увижу его снова. Но уже на следующий день он написал мне письмо, благодаря за предложение помощи и приглашая навестить его. Я ответил, что приду. Он написал снова. Я пришёл. Мы стали часто видеться. Для меня всегда было удовольствием слушать его — он знал так много и умел интересно подать свои знания. Думаю, он самый харизматичный человек, которого я когда-либо встречал».

Это была первая из многих встреч, и два мужчины хорошо узнали друг друга, даже провели вместе пару недель в Палм-Бич. Прайс делился с Ливермором послеобеденными часами на затенённой верхней палубе яхты «Анита», а вечерами они играли в казино Beach Club. Ливермор хорошо помнил их разговоры: «Мы обсуждали многое, ведь он был начитанным человеком с удивительным пониманием множества тем и редким даром обобщать. Мудрость его речей впечатляла, а что до убедительности — ему не было равных. Я слышал, как многие обвиняли Тедди Прайса в разных вещах, включая неискренность, но иногда мне кажется, что его невероятная убедительность проистекает из того, что он сначала полностью убеждает себя, а затем получает силу убеждать других».

Ливермор тщательно анализировал Прайса. Он стремился узнать как можно больше о хлопке у признанного эксперта. Его по-прежнему льстило, что Прайс так им интересуется и хочет проводить с ним время: «Конечно, мы много говорили о рынке. Я не был быком по хлопку, а он — был. Я не видел причин для роста, а он — видел. Он приводил столько фактов и цифр, что, казалось, должен был переубедить меня, но этого не произошло. Я не мог опровергнуть их, ведь не сомневался в их достоверности, но они не поколебали моей веры в собственные данные, почерпнутые из торговых изданий и газет. Однако он продолжал настаивать, пока я не перестал быть уверен в своей информации. А это означало, что я больше не мог смотреть на рынок своими глазами. Человека нельзя убедить против его убеждений, но можно ввести в состояние неуверенности и нерешительности, что ещё хуже, потому что лишает его возможности торговать с уверенностью и комфортом».

Постепенно Прайс запутывал Ливермора, овладевая его разумом, как профессиональный гипнотизёр. Гораздо позже Ливермор признает это и свой глупый поступок, позволив этому случиться: «Не могу сказать, что полностью запутался, но я потерял равновесие — вернее, перестал думать самостоятельно. Не могу подробно описать все этапы, которые привели меня к состоянию, оказавшемуся столь дорогостоящим. Думаю, всё началось с его заверений в точности его данных, которые были исключительно его, и ненадёжности моих, которые были достоянием общественности. Он твердил о безупречной достоверности своих десяти тысяч корреспондентов по всему Югу, подтверждённой не раз. В конце концов я стал оценивать ситуацию так же, как и он — потому что мы оба читали с одной страницы одной книги, которую он держал перед моими глазами. У него логичный ум. Как только я принял его факты, мои выводы неизбежно совпали с его».

Когда Прайс начал обсуждать с ним ситуацию на рынке хлопка, Ливермор не только был медведем, но и держал короткие позиции. Постепенно, принимая факты и цифры Прайса, он начал бояться, что его прежние решения были основаны на ошибочной информации. Конечно, с такими мыслями он не мог оставаться в короткой позиции — ему пришлось закрыться. А закрывшись, он волей-неволей последовал за Прайсом. «Так работает мой ум, — объяснял Ливермор. — Всю жизнь я только и делал, что торговал акциями и товарами. Естественно, если быть медведем — ошибка, значит, быть быком — правильно. А если правильно быть быком, то нужно покупать».

В середине июля Ливермор неожиданно изменил курс. Он полностью попал под влияние Тедди Прайса, и они стали партнёрами, как того хотел Прайс год назад. Не успел Ливермор опомниться, как по настоянию Прайса он занял длинную позицию в 60 000 тюков хлопка. Он начал с осторожных шагов, покупая по 20 000 тюков, и сначала всё шло хорошо — цена росла.

Но по-настоящему его мнение изменилось, когда Прайс сообщил, что ведёт переговоры с Farmers Alliance — ассоциацией производителей хлопка.

Ливермор признавал, что в то время плохо себя чувствовал и страдал от загадочного вируса, против которого врачи не могли найти лекарства. Неизвестно, повлияло ли это на его решения, но вскоре он стал владельцем 160 000 тюков хлопка. Одновременно он держал крупную позицию по пшенице и оставался быком на фондовом рынке.

Ливермор также столкнулся с проблемой из-за публичности. Раньше никто не знал, кто он, но теперь, казалось, он стал объектом всеобщего интереса. Его действия на рынке освещались в газетах, и все следили за ним.

Его личная жизнь тоже оказалась в центре внимания. Он не вылезал из сплетнических колонок Чикаго и Нью-Йорка. В Чикаго все знали о молодом миллионере, жившем на одной из самых больших яхт на озере Мичиган с экипажем из 20 человек, готовых исполнять его прихоти.

Его также беспокоило, что роскошный образ жизни влияет на его суждения. Он осознавал, что больше не был тем голодным до успеха молодым человеком, и задавался вопросом, не сказывается ли это на качестве его решений.

Газеты вплоть до Лос-Анджелеса постоянно писали о его действиях. Los Angeles Times сообщала, что он пытается монополизировать рынок хлопка и владеет всеми запасами хлопка на нью-йоркских складах. Газета Chicago Daily Tribune описывала Ливермора следующим образом: «Светловолосый, безбородый мужчина 31 года, выглядящий на десять лет моложе, сидит в задней комнате брокерской конторы и тихим голосом отдаёт приказы двадцати клеркам, в то время как ему принадлежит каждый тюк хлопка, не связанный контрактами, на складах великого Нью-Йорка. А он лишь улыбается, наблюдая за мучительными потугами седых медведей на Нью-Йоркской хлопковой бирже».

Эти фантастические статьи ненадолго подняли цену хлопка на $3,50 за тюк, но на этот раз Ливермор не догадался вовремя выйти из игры, и цена резко обрушилась.

Пока он сосредотачивался на хлопке, цена пшеницы росла: «Я не только держал длинную позицию по хлопку, но и имел крупную ставку на пшеницу. Мои глупые попытки поддержать хлопок увеличили мой объём до примерно 150 000 тюков. Должен сказать, к этому моменту я чувствовал себя неважно».

Ливермор никогда не оправдывал свои действия, но решил взять короткий перерыв. Он не хотел проводить время ни на одной из своих яхт. Любое гедонистическое занятие казалось ему неуместным в его состоянии. Поэтому он уехал, чтобы подумать, и остановился в небольшом отеле в Сэнди-Хук, в районе Бэйшор, недалеко от Манхэттена. Сэнди-Хук — это коса, отделяющая нижнюю часть Нью-Йоркской бухты от Атлантического океана. Идеальное место для долгих размышлений на прогулках. Но несколько дней ходьбы мало помогли Ливермору, так как он решил сосредоточиться исключительно на исправлении ситуации с хлопком, отбросив всё остальное. Он поставил всё на одну карту.

Он начал действовать нехарактерно для себя и нарушать собственные правила, как позже вспоминал: «Кажется невероятным, что, зная игру так хорошо и имея за плечами двенадцать или четырнадцать лет спекуляций акциями и товарами, я сделал именно то, чего делать не следовало».

Правильным шагом было бы продать убыточные активы и увеличить ставки на прибыльные. Но он поступил наоборот. Он признавался: «Хлопок приносил убытки, а я держал его. Пшеница приносила прибыль, а я её продал. Это была абсолютно глупая игра, и всё, что я могу сказать в своё оправдание — это была не моя сделка, а Прайса. Из всех спекулятивных ошибок нет большей, чем попытка усреднить убыточную позицию. Моя сделка с хлопком вскоре доказала это в полной мере. Всегда продавай то, что приносит убытки, и держи то, что приносит прибыль. Это настолько очевидно и так хорошо мне известно, что даже сейчас я удивляюсь, как мог поступить наоборот».

Продажа пшеницы стала одной из самых катастрофических ошибок в жизни Ливермора и, безусловно, крупнейшей на тот момент: «Итак, я продал пшеницу, сознательно отказавшись от прибыли. После этого цена выросла на 20 центов за бушель без остановки. Если бы я сохранил позицию, то мог бы заработать около $8 миллионов. Вместо этого, решив продолжать играть в убыточной сделке, я купил ещё больше хлопка».

Он был потрясён собой. Практически каждый день после продажи пшеницы её цена росла, а цена хлопка падала. Он подсчитывал свои теоретические ежедневные потери, будь он сделал противоположный выбор, и это погружало его в спираль ложных надежд: «Я отчётливо помню, как день за днём покупал хлопок, всё больше и больше. И знаете, зачем? Чтобы удержать цену от падения. Если это не верх глупости, то что тогда? Я просто продолжал вкладывать всё больше денег — больше денег, чтобы в итоге потерять. Мои брокеры и близкие друзья не понимали этого и не понимают до сих пор. Конечно, если бы сделка обернулась иначе, я бы считался гением».

Одной из вещей, поддерживавших Ливермора, была якобы заключённая Тедди Прайсом сделка с Farmers' Alliance — организацией, представлявшей производителей хлопка по всему югу. Согласно договорённости, фермеры Alliance обязались не продавать новый урожай хлопка дешевле $9,90 за тюк, что создавало ценовой минимум и значительно снижало риски Ливермора.

Фермеры с энтузиазмом согласились на это соглашение. Десятилетиями они находились в заложниках у Чикагской товарной биржи и других хлопковых бирж, вынужденные соглашаться на низкие цены за свои тюки. Основной проблемой было перепроизводство. Хлопка всегда было слишком много, что давило на цены, и покупатели держали все козыри. Теперь у фермеров появился шанс дать отпор.

Раньше, когда фермеры начинали продавать урожай, цена всегда падала, иногда резко, и они теряли миллионы. Большинство из них жили от дня до дня, выплачивая проценты по огромным долгам, накопленным за годы. Денежный поток был для них критически важен. Прайс понимал это, а Ливермор — нет.

Прайс убедил фермеров, что в этом году всё будет иначе, и Ливермор сможет диктовать цены. Конечно, Ливермор не общался с производителями лично — этим занимался Прайс, и у Ливермора не было возможности оценить реальную ситуацию, кроме как довериться словам Прайса.

Сначала соглашение работало, и цена за тюк хлопка выросла до $12,50. Ливермор воодушевился.

До этого момента он терпел убытки, но договорённость с фермерами придавала ему уверенности. Однако Прайс не рассказал ему всей правды — он знал, что рано или поздно фермеры не выдержат и начнут продавать. Хотя Прайс сомневался, что соглашение продержится, он не поделился этим с Ливермором. Всё зависело от того, смогут ли производители избежать паники и продержаться. Но у фермеров было множество проблем, не в последнюю очередь — нехватка денег.

К концу второй недели августа колёса телеги Ливермора и Прайса окончательно отвалились. Всё свелось к противостоянию между Ливермором и группой медведей по хлопку. Фактически, это была игра на то, кто первый дрогнет. Дрогнул Ливермор.

Если бы Ливермор сохранил поддержку фермеров, он бы победил. Но, как и предполагал Прайс, Farmers Alliance распалась, и её члены начали продавать хлопок по ценам значительно ниже $9,90. Очень быстро каждый стал сам за себя. В какой-то момент Прайс, должно быть, осознал, что соглашение не сработает, и тогда он перешёл на сторону медведей, выступив против собственного партнёра.

12 августа цена хлопка внезапно обрушилась, когда производители разом выбросили свои запасы на рынок. Прайс занял короткую позицию, и атака медведей подавила Ливермора. Цена тюка хлопка упала на $4 за ночь. Ордера на продажу превосходили ордера на покупку в соотношении 20 к 1.

Ливермор проиграл битву. New York Times сообщала, что цена хлопка упала на $4,25 за неделю. Поражение Ливермора стало результатом предательства партнёра. Прайс активно скупал хлопок в течение недель перед публикацией статей, но как только они появились, он предал Ливермора, распродав все свои позиции и даже больше. Ливермор не подозревал об этом, пока не прочитал в New York Times: «Большую часть продаж осуществил оператор, который, как предполагалось, действовал в согласии с лидерами быков».

Главной загадкой было то, почему Ливермор продолжал наращивать позицию так долго, зная, что это ошибка. Даже сам он едва мог это объяснить.

Казалось, Прайс загипнотизировал его. Позже Ливермор признавался: «Рынок шёл не так, как я ожидал. Я никогда не боюсь и не нервничаю, когда уверен в своей позиции, но рынок вёл себя не так, как должен был, если бы Прайс был прав. Сделав первый неверный шаг, я сделал второй и третий, и в итоге полностью запутался. Я позволил убедить себя не только не фиксировать убытки, но и поддерживать рынок. Такой стиль игры был чужд моей натуре и противоречил моим принципам и теориям торговли. Даже будучи мальчишкой в конторах с маржинальной торговлей, я знал, как правильно. Но я был не собой — я был другим человеком, человеком Тедди Прайса».

Чем глубже он погружался, тем больше людей предупреждали Ливермора об опасности полагаться исключительно на советы Прайса. Но он словно не слышал и продолжал покупать, чтобы удержать цену. В итоге он приобрёл 440 000 тюков хлопка на сумму свыше $25 миллионов.

Хотя его друзья подозревали, что Прайс действует против него, никто не сказал ему прямо о предательстве. В газетах ходили слухи, что Прайс занял медвежью позицию и играет на понижение.

Когда Ливермор осознал, что его предали, он понял, что должен сократить убытки и выйти из игры. В течение третьей недели августа он сделал это. Когда информация стала известна, цена снова рухнула, и Ливермор потерял $4 000 000. К 22 августа 1908 года всё было кончено — цена ненадолго опустилась ниже 6,50.

Когда Ливермор осознал, насколько он уязвим, было уже поздно. Он объяснял: «Я потерял почти всё, что заработал на других сделках с акциями и товарами. Я не остался полностью без гроша, но из миллионов у меня остались лишь сотни тысяч после встречи с моим блестящим другом Тедди Прайсом. Для меня, из всех людей, нарушить все законы, которым научил меня опыт, было более чем глупо. Вместо того чтобы полагаться на свои наблюдения и выводы, я просто играл по чужой игре. Было вполне закономерно, что мои нелепые действия закончились именно так».