Фискальная Бомба в США: Как Трусливый Популизм Приближает Бюджетный Коллапс

Фискальный Тупик в США: Как Политика Временных Решений Приближает Бюджетный Коллапс

Автор — приглашенный научный сотрудник Stanford Institute for Economic Policy Research (Stanford University), hedge fund manager, резидентный колумнист WallStreet Window, Mises Institute, Eurasia Review, Daily Reckoning, Qoshe, New York Post

Современная американская фискальная политика напоминает попытку потушить пожар бензином. Накопление государственного долга, необеспеченного производительностью, а ориентированного только на рост потребления, как базы ВВП представляет фундаментальную угрозу экономическому здоровью нации.

Надо заметить, что в период с 2007 по 2025 год, годовой рост номинального ВВП составил 3,9% при годовой ставки дефлятора ВВП в 2,6%. Соответственно рост реального ВВП составил около 1,3%.В то же время, рост номинального госдолга США составил 8,3 % в год, реального 5,7%. Как можно увидеть, реальный госдолг вырос в 4 раза быстрее реального ВВП. 

Такой дисбаланс очевидно входит в противоречие с монетарным правилом Фридмана, постулирующего необходимость увеличения денежной массы в соответствии с долгосрочным ростом ВВП, с возможностью небольшого опережения, как кредитного рычага. По сути, перманентное многолетнее расширение дефицита и затем покрытие его долгом означает масштабно разрастающийся денежный навес. Долгосрочный темп роста номинального долга, опережающего темп роста номинального ВВП в два раза, а реального — в четыре раза свидетельствует об ошеломляющем кредитном рычаге, искажающем нормальные экономические процессы, стимулы и ожидания.         

Необходимо помнить, что государственные заимствования принципиально отличаются от частных. В отличие от рыночных инвестиций в производительные активы, государственный долг часто финансирует текущее потребление или вертикальное перераспределение благ, не создавая механизмов для своего будущего погашения. Это формирует эффект отрицательного мультипликатора долга – краткосрочный стимул от государственных трат быстро сменяется долгосрочным бременем его обслуживания.

Процесс обслуживания растущего долга неизбежно приводит к «каннибализации капитала» – систематическому оттоку реальных сбережений и инвестиционных ресурсов из производительного частного сектора. Эти средства направляются на финансирование непроизводительных государственных обязательств, что подрывает основу для будущего экономического роста – создание новых предприятий, технологий и рабочих мест. 

Исторический трэк последних десятилетий наглядно иллюстрирует эту динамику: вопреки кейнсианским иллюзиям, устойчивый рост дефицитов и госдолга США сопровождался неуклонным снижением долгосрочных темпов роста реального ВВП. 

Этот феномен объясняется порочным кейнсианским циклом: политика дешевых денег ФРС порождает искусственные кредитные пузыри, неизбежное схлопывание которых затем «лечится» масштабными фискальными интервенциями, которые спасают неэффективные структуры, подавляют созидательное разрушение и накапливают новые долги, закладывая основу для следующего кризиса.

Эффект Кантильона и искажение экономических стимулов

Ключевым механизмом, объясняющим неэффективность многих государственных мер, является эффект Кантильона. Как отмечал Ричард Кантильон и развивали Мизес с Хайеком, новые деньги (или сохраненные ресурсы, как в случае налоговых льгот) не распределяются и не могут распределяться государством равномерно “горизонтально” в экономике. Агенты, ближе всего расположенные к источникам эмиссии (ФРС, крупные банки, правительственные структуры, получатели государственных заказов), получают доступ к ликвидности первыми, до того как инфляция успевает проявиться в общем уровне цен.

Десятилетия экспансионистской монетарной политики, привели к тому, что в экономической системе вознаграждается не создание реальной стоимости через производство и инновации, а финансовый инжиниринг – обратный выкуп акций (бустирующие котировки и опционы менеджмента), спекулятивные слияния и поглощения, использование SPAC для публичных размещений капитала, левереджированные выкупы (LBO) и пр. 

Реальные инвестиции в физический капитал и R&D требуют времени и несут риски, тогда как финансовые манипуляции могут приносить быстрые бумажные прибыли. В такой среде любые высвобождаемые ресурсы (например, благодаря налоговым послаблениям) закономерно устремляются не в производство, а в финансовые рынки, что подавляет инвестиционную активность в реальном секторе.

Практический провал: Уроки налоговой реформы 2017 года (TCJA)

Яркой иллюстрацией дисфункции современной фискальной политики стал Закон о сокращении налогов и создании рабочих мест (TCJA) 2017 года. Несмотря “красивую обложку” и благие намерения стимулировать инвестиции и экономическую активность (снижение ставки корпоративного налога с 35% до 21%, введение 20% вычета для инвестиций малого бизнеса), реформа продемонстрировала роковые системные изъяны. 

Во-первых, ключевые положения закона носили временный характер (истекают в конце 2025 г.), что немедленно создало фискальную «бомбу замедленного действия» в виде запланированного повышения налогов на 4 трлн долларов после 2025 года.

Это, также, создало мощный стимул для краткосрочных финансовых маневров, а не для долгосрочных капиталовложений. Знание о том, что «налоговое окно» закрывается в определенный период, подтолкнуло корпорации к массовым выкупам акций и другим операциям, направленным на максимизацию немедленной выгоды. 

Во-вторых, реформа не сопровождалась необходимыми компенсационными мерами по фундаментальному и постоянному сокращению государственных расходов.

Более того, эффект от снижения налогов оказался глубоко искажен десятилетиями денежной экспансии ФРС, создавшей среду, в которой Уолл-стрит вознаграждает финансовые спекуляции, а не производственные инвестиции. Другими словами, с инвестиционной точки зрения стоимостное инвестирование в бизнес-эффективность уступило место ценовому маркет-таймингу и финансовым схемам.

В-третьих, анализ денежных потоков компаний S&P 500 (источник: S&P Global Data) за периоды до и после TCJA (2012-2017 vs 2018-2023) выявляет тревожную тенденцию: операционный денежный поток вырос на 28% (+$1.957 трлн), однако выплаты акционерам (дивиденды + выкуп акций) увеличились на $2.407 трлн, поглотив 123% прироста денежного потока. Доля денежного потока, направляемая акционерам, выросла с 76% до 87%. Это означает снижение капитальных вложений и инвестиций в развитие бизнеса: средства, доступные для чистых инвестиций в реальный сектор сократились на 31% (-$512 млрд).

Этот феномен – фактически проявление эффекта Кантильона: финансовые выгоды от налоговых послаблений в первую очередь достались узкому кругу инсайдеров финансовой системы — Уолл-стрит, а не стимулировали широкомасштабные инвестиции в реальный сектор — Мэйн-стрит.

Экономическим результатом принятия TCJA стало то, что вместо ожидаемого инвестиционного бума на Мэйн-стрит произошло замедление роста реальных конечных продаж (ключевой показатель внутреннего спроса) с 2.56% до 2.27% годовых. 

Финансовые рынки — Уолл-стрит — получили подпитку. Реальная экономика – Мэйн-стрит — нет.

“Один Большой Красивый Законопроект” (ОBBB 2025): Опасное повторение ошибок

На этом фоне законопроект «Один большой красивый закон» (OBBB), продвигаемый в Сенате, должен вызывать серьезную озабоченность всех, кто выступает за фискальную ответственность. 

По оценкам Franklin Templeton, OBBB может увеличить первичный дефицит бюджета США на 2.8 триллиона долларов в течение следующего десятилетия. Его конструкция, предусматривающая фронтальную загрузку расходов и налоговые послабления при отложенных и неопределенных мерах компенсации выпадающих доходов от налоговой либерализации (таких, как доходы от тарифов, сокращение федерального штата сотрудников), гарантирует резкий рост дефицита уже в краткосрочной перспективе. 

При этом, Сенатская бюджетная резолюция допускает увеличение чистого дефицита до 5,8 триллионов долларов, что усиливает фискальный импакт законопроекта, лишь усугубляя риски и снимая действенные фискальные ограничители.

Вместо решительных шагов по сокращению базовых расходов (прогнозируемых на уровне свыше 90 триллионов долларов за будущее десятилетие), которые являются истинным драйвером долга, разработчики OBBB, как и их предшественники в 2017 году, избрали путь популизма -  политического конъюнктурного минимализма и временных решений. 

Под давлением политической конъюнктуры, из сферы потенциальных реформ были исключены ключевые статьи расходов: Социальное обеспечение, Medicare, пособия ветеранам, оборонные ассигнования, обязательные выплаты по долгу (превысившие 1 триллион долларов в год)  и, в последний момент, Medicaid. Решение оставить Medicaid без изменений было принято, в частности, под влиянием позиции сенатора Джоша Хоули, охарактеризовавшего реформы как «морально сомнительные и политически рискованные», несмотря на кратный рост программы: число получателей удвоилось с 40 до 80 млн с 2000 г., совокупные расходы выросли более чем вчетверо.

Более того, вместо того чтобы направлять скромные предлагаемые сокращения (например, в Medicaid и программе продовольственных талонов) на снижение базового дефицита, оцениваемого CBO в 22 триллиона долларов на 2026-2035 годы, республиканцы планируют использовать их преимущественно для финансирования продления налоговых льгот TCJA, срок действия которых истекает в 2025 году. 

Это превращает OBBB в инструмент оплаты счетов за прошлые фискальные ошибки, а не в подлинную фискальную реформу. Законопроект воспроизводит порочную практику временных популистских решений, вводя новые краткосрочные налоговые льготы (на чаевые, сверхурочные, автокредиты, вычеты и др.), срок действия которых истекает уже в 2028 году, создавая очередную фискальную бомбу в недалеком будущем.

Миф о самокоррекции дефицита через рост

Оправдание наращивания дефицита в рамках OBBB часто апеллирует к правильной идее о том, что налоговые сокращения должны стимулировать экономический рост, который автоматически увеличит доходы бюджета и снизит расходы на социальные программы (например, пособия по безработице — UI). Однако эта базово-верная концепция, плохо соответствует современной структуре бюджета США и реальным последствиям проводимой десятилетиями губительной кейнсианской политики.

Федеральные доходы определяются номинальным ВВП. Базовый прогноз CBO, лежащий в основе оценки дефицита в 22 трлн долларов, предполагает среднегодовой рост номинального ВВП на 4.2%, который достигнет совокупного объема в 371.5 трлн долларов за десятилетие 2026-2035. 

Этот показатель практически соответствует росту за период 2007-2025 годов, составившего 3,9%, отмеченного беспрецедентной денежной экспансией ФРС и роста госдолга на 8,3% в год, что в 2 раза быстрее роста экономики. С учетом среднегодового дефлятора ВВП в 2,6%  за рассматриваемый исторический период, среднегодовой рост реального госдолга, обесцененного за счет инфляции составил 5,7%, более чем в 4 раза превысив рост реального ВВП (1,3% в год). В отсутствие подобного токсичного монетарно-долгового стимула, достижение даже 3,9% роста номинального ВВП выглядит несбыточным прогнозом, не говоря о 4,2%, заложенных CBO.  

Если говорить о росте реального ВВП (номинальный ВВП минус инфляция), то CBO закладывает 1,9% в год, при прогнозируемой инфляции — ставки дефлятора ВВП (PCE)  — в 2,3% в год. Оба прогнозных значения весьма оптимистичны. Но даже при снижении прогнозной ставки инфляции на один процентный пункт до 1,3% в год (что крайне маловероятно с учетом новых геополитических и экономических гиперсдвигов) и заложенном росте реального ВВП на 2,9%, бюджетные дисбалансы существенно не изменятся. Также, как и в случае более высокого, чем прогнозируется, роста номинального ВВП (что является нереальным предположением) при сохранении заложенной в прогноз ставки дефлятора на уровне 2,3%. 

В чем же причина?  

Главная проблема заключается в структуре расходов. В бюджете сегодня доминируют не циклические программы, чутко реагирующие на экономическую конъюнктуру (как, например, страхование по безработице — UI), а гигантские постоянные обязательные расходы на «государство всеобщего благосостояния» — программы социального обеспечения и поддержки доходов (Social Security, Medicare, Medicaid, пособия ветеранам, продовольственные талоны — SNAP, и др). В 2026 финансовом году, по оценке CBO,  расходы  на эти программы («государство всеобщего благосостояния») составят 4.2 триллиона долларов, тогда как расходы на UI – лишь 38 миллиардов — менее 1% бюджета “государства всеобщего благосостояния”! То есть теперь потребление поддерживается не просто расходами на создание рабочих мест или выплатами по безработице, а фактически государственным содержанием экономических агентов.

Число получателей основных пособий превышает 145 миллионов человек, большинство из которых не связаны напрямую с текущей конъюнктурой рынка труда (пенсионеры, инвалиды, постоянные получатели Medicaid/SNAP). 

Из всего этого следует, что:

• рост реального ВВП практически не влияет на объем расходов по основным социальным программам. Они индексируются на инфляцию, но не сокращаются автоматически при росте занятости;

• снижение уровня безработицы (если оно произойдет) оказывает крайне ограниченное влияние на общие федеральные расходы из-за ничтожной доли UI в бюджете;

• дополнительные доходы от более высокого роста будут минимальны без фундаментального расширения налоговой базы или повышения ставок. 

Даже если номинальный ВВП достигнет прогнозируемого CBO уровня, а реальный ВВП даже превысит свой прогнозный уровень, это само по себе не решит проблему дефицита. Расходы на социальные программы растут по своим траекториям, часто опережая рост ВВП (из-за демографического старения, роста стоимости медицинских услуг, законодательной индексации). 

Без структурных реформ, направленных на замедление роста самих расходных обязательств, дополнительный доход от роста номинального ВВП будет поглощен растущими затратами на социальные программы. 

Более того, как отмечает теория общественного выбора (Джеймс Бьюкенен), любое временное улучшение доходов бюджета стимулирует требования к новым расходам, сводя на нет потенциальный выигрыш.

Необходимость смены парадигмы  и призрак коллапса

Эмпирические данные последних десятилетий не оставляют сомнений: текущий курс фискальной политики США, включая TCJA и OBBB, ведет к нарастанию кризисных явлений, несмотря на “красивую обложку”, на которой написаны правильные слова: снижение налогов и стимулы для производства. Стратегия, воплощенная в TCJA и воспроизводимая в OBBB – временные налоговые льготы, финансируемые за счет наращивания государственного долга при систематическом уклонении от реструктуризации основных расходных программ – несет в себе значительные риски долгосрочной финансовой устойчивости.

Накопление непроизводительного государственного долга, достигающее 30+ триллионов долларов (22 трлн базовый дефицит + 5 трлн от OBBB + проценты) в предстоящем десятилетии, создает невыносимую нагрузку на экономику, даже с учётом иллюзорного экономического роста выше 3%. Эффект Кантильона предполагает, что основное бремя этого долга ляжет на широкие слои населения через будущее повышение налогов, инфляционное обесценение сбережений или комбинацию этих факторов, что может усугубить стагнацию реальных доходов.

Политика временных налоговых послаблений, не подкрепленных структурным сокращением государственных расходов, особенно в области социальных программ и обороны, доказала свою неэффективность и даже контрпродуктивность в условиях, искаженных десятилетиями монетарного вмешательства ФРС и лево-кейнсианской экономической политики правительства. 

Необходимость монетизации значительных дефицитов может подтолкнуть ФРС к политике, ведущей к устойчивому снижению покупательной способности доллара. Рынки могут начать требовать значительно более высоких премий за риск при покупке казначейских обязательств, резко увеличивая стоимость обслуживания долга и усугубляя дефицит.

Сохранение этого курса неминуемо ведет к бифуркации: гиперинфляция или фактически “гибридный дефолт” (который уже имел место в истории США в 1971 году) станут единственными «решениями» накопившихся дисбалансов.

Подлинная альтернатива требует радикального пересмотра роли государства. Путь к устойчивости лежит через смелый пересмотр подходов. 

Структурная реформа расходов. Необходим честный диалог и конкретные меры по реформированию программ Social Security, Medicare и Medicaid и пр., статей, с целью замедления темпов роста их расходов, повышения эффективности и адресности, а также пересмотра оборонных приоритетов и расходов в рамках реалистичной стратегии национальной безопасности.

Комплексная налоговая реформа. Разработка моделей, минимизирующих искажающее воздействие на экономические решения (например, переход к системе налогообложения потребления с механизмами защиты малоимущих), способных упростить налоговую систему и расширить базу. Новый Закон добавляет вычеты и усложняет налоговую систему.

Необходимо ее радикально сократить, в том числе числе за счет урезания вычетов, в частности. SALT, благотворительных вычетов, процентов по ипотеке. Снижение ставки налога на прибыль корпораций до 10 процентов, при 20 процентах на доходы, полученных за рубежом мотивирует на возврат части производства в США. Одновременно с этим, высокие налоги на опционы на акции руководителей и выплаты более 1 000 000 долларов, могли бы стимулировать снижение эффективности финансовых схем и сохранение денежных потоков внутри бизнеса в качестве капитальных инвестиций. В части индивидуального налога было бы разумно и эффективно снизить ставку и установить автоматический вычет в размере 35 000 долларов. Компенсировать потерю дохода мог бы небольшой НДС, но не налоги на продукты питания, лекарства или жилье.

Долгосрочная фискальная привязка. Разработка и соблюдение надежных среднесрочных и долгосрочных фискальных правил, ограничивающих рост расходов и дефицитов независимо от политического цикла.

Переосмысление роли и мандатов ФРС. Обсуждение мер по укреплению независимости ФРС в борьбе с инфляцией и ограничению ее роли как кредитора правительства в последней инстанции.

Продолжение политики временных тактических выигрышей, финансируемых за счет будущих поколений и создающих новые фискальные обрывы, лишь углубляет системные проблемы. Законопроект OBBB, несмотря на свое название, рискует стать не решением, а очередным шагом в направлении нарастающих фискальных вызовов.

Мы вступили в новую эпоху геополитических разломов, деглобализации и поляризации.  Время для смелых стратегических решений, основанных на принципах долгосрочной устойчивости и экономической рациональности, настало.