"Война и Мир": Законы Экономики и Биологии в Судьбах Человечества, или Как Вы Заблуждаетесь о Добре и Зле

Очищение Разума от Гуманитарных Химер

На протяжении веков человечество, плененное собственной гордыней, упорно пыталось возвысить себя над безжалостными законами природы, создавая иллюзии о своей исключительности. Мы строили воздушные замки философии, лепили идолов «морали» и «справедливости», пытаясь оторваться от своей животной сути. Но истина, простая и жестокая, всегда была на поверхности: нет ничего уникального или особенного в социальном и индивидуальном поведении человека. Мы — лишь один из видов, продукт миллионов лет естественного отбора, и наши так называемые «цивилизованные» структуры, равно как и наши базовые инстинкты, подчинены единственной, всепоглощающей цели: эволюционному выигрышу, то есть выживанию и максимальному генетическому распространению. 

Пришло время сорвать покров мракобесного морализаторского лицемерия и взглянуть на общественные процессы с холодной, клинической ясностью и понять: единственными подлинными основами для понимания социального бытия являются релятивизм и биология, опирающиеся на неумолимые технические и фундаментальные базисы.

Инструментарий Понимания: От Генетического Кода до Геополитического Поля Боя

Для технического анализа социального поведения в нашем распоряжении мощнейший арсенал: теория игр, теория систем, физика и математика. Эти дисциплины позволяют моделировать взаимодействия, предсказывать исходы и выявлять оптимальные стратегии, не отягощенные нравственными предрассудками. 

Классические труды, такие как «Теория игр и экономическое поведение» Джона фон Неймана и Оскара Моргенштерна (1944), давно показали, что даже в сложнейших сценариях решения принимаются на основе рационального выбора, направленного на максимизацию индивидуальной выгоды. Поведенческая экономика, подтверждая это, выявила, как в «Дилемме заключенного» сиюминутный эгоизм может привести к субоптимальным коллективным исходам, если отсутствует жесткий контроль или предсказуемость многократных взаимодействий.

Дальнейшее развитие, эволюционная теория игр, разработанная Джоном Мейнардом Смитом (1982), перенесла принципы естественного отбора в мир стратегий. Концепция Эволюционно Стабильной Стратегии (ЭСС) объясняет, почему определенные поведенческие шаблоны — будь то агрессия, или кажущийся альтруизм — закрепляются в популяции. ЭСС — это та стратегия, которая, будучи принятой большинством, не может быть вытеснена никакой альтернативной. Это неопровержимо доказывает, что даже сложнейшее социальное поведение является результатом многовековой «игры на выживание», где критерием успеха служит исключительно адаптивность, а не мифические «добро» или «справедливость».

На фундаментальном уровне, наше понимание опирается на физиологию, химию, антропологию, нейробиологию и общую биологию. Эти науки, словно скальпель хирурга, вскрывают глубинные механизмы нашего поведения. 

Нейробиология, с её откровениями о роли гормонов (окситоцин для связи, кортизол для агрессии) и нейромедиаторов в принятии решений, или антропологические исследования эволюции кооперации в малых группах, лишь подтверждают: мы, Homo Sapiens, не более чем высокоразвитые животные, подчиняющиеся тем же универсальным законам природы. 

«Эволюция разума создала мозг, который, по сути, является машиной для выживания», — категорично заявляет эволюционный психолог Стивен Пинкер в своей работе «Как работает разум» (1997). Этот мозг, в первую очередь, озабочен не возвышенными идеалами, а прагматичным выживанием и репродукцией. Концепция «двойного наследования» (dual inheritance theory), разработанная Робертом Бойдом и Питером Ричерсоном (1985), дополнительно укрепляет эту позицию, утверждая, что человеческое поведение формируется не только генетической, но и культурной эволюцией, причем последняя сама подчиняется тем же эволюционным принципам, усиливая или ослабляя определенные поведенческие стратегии в зависимости от их адаптивной ценности. 

Это означает, что даже наши культурные нормы, законы и моральные кодексы, которые кажутся уникально человеческими, являются лишь отражением глубинных биологических императивов, прошедших через фильтр социального отбора и доказавших свою эффективность в жесткой борьбе за существование. 

Исследования в области нейроэкономики (Эрнст Фер, 2007) убедительно демонстрируют, как биологические механизмы мозга влияют на экономические решения, доказывая, что «рациональность» — это не чистая логика, а продукт эволюционных «эвристик», направленных на выживание.

Эволюционный Выигрыш: Две Стратегии, Одна Цель – Беспощадное Доминирование

Вся природа исключительно прагматична и подчинена одной цели – эволюционному выигрышу, который в конечном итоге выражается в максимизации генетического доминирования. Для этого используются две базовые стратегии: конкуренция и сотрудничество, а также экологическая адаптация к внешней среде. Те, кто лучше балансирует эти составляющие в любой ситуации и в своей деятельности, получают неоспоримое преимущество. Это касается как индивидов, так и любых социальных групп – от семьи до государств. В этом и заключается истинная политика – безжалостное искусство балансирования конкурирующих биологических императивов, где единственным критерием успеха является выживание и распространение.

На внешнем контуре индивид адаптируется к природе, на внутреннем – к особям своего вида и к другим живым существам в своей популяции или группе. Человеческий социум, включая государство, не исключение. Все работает точно так же. 

В своих аналитических статьях, Пол Толмачев (EurasiaReview, 2021-2024) неоднократно подчеркивает, что «самоинтерес – это новая концепция, результат деглобализации, геополитической фрагментации и вынужденного протекционизма». Этот «самоинтерес» на макроуровне является прямым отражением микроуровневой стратегии эволюционного выигрыша. Он аргументирует, что даже кажущиеся альтруистическими действия государств на международной арене мотивированы долгосрочными стратегическими интересами, которые в конечном итоге сводятся к обеспечению выживания и процветания собственного «вида» – нации или политической системы. 

Это согласуется с принципами реалистической школы в международных отношениях, которая рассматривает государства как рациональных акторов, преследующих собственные интересы в условиях анархической международной системы (Моргентау, Миршаймер). Даже концепция «мягкой силы» (Джозеф Най, 1990) может быть интерпретирована как изощренная форма конкуренции за влияние, направленная на максимизацию выгод при минимизации прямых издержек.

Конкуренция и сотрудничество – это две базовые стратегии для индивидуального выигрыша, который состоит в максимизации выживания для максимизации персонального генетического доминирования в будущем. У индивидов нет никакой общей осознанной стратегии. Есть лишь совокупность персональных конкурентных и экологических стратегий, которые все вместе и в хаотическом упорядочивании составляют видовую стратегию выживания и развития. Как отмечает биолог Ричард Докинз в «Эгоистичном гене» (1976), гены являются основными единицами естественного отбора, и поведение организмов, включая человека, направлено на их распространение. 

Концепция «расширенного фенотипа» Докинза (1982) далее утверждает, что влияние генов простирается за пределы тела организма, включая его воздействия на окружающую среду и поведение других организмов, что напрямую применимо к пониманию формирования социальных структур как инструментов для генетического распространения. Толмачев в своей статье «Altruism: Economics Or Biology? Both? – Analysis» (2023) детально описывает различные тактики конкуренции, включая активную (принудительную и открытую) или позиционную (скрытую или манипулятивную) агрессию, хищничество и даже антибиоз (причинение вреда другим организмам без прямой выгоды), все они направлены на получение лучших экологических возможностей или внутривидовых преимуществ для максимального индивидуального генетического распространения. Он также упоминает различие между r-стратегами (акцент на количественном размножении, высокая внутривидовая конкуренция) и k-стратегами (акцент на качестве потомства, адаптация к среде), подчеркивая, что человечество, будучи социальным видом, преимущественно относится к r-стратегам, что делает внутривидовую конкуренцию особенно ожесточенной и беспощадной.

Развенчание Гуманитарных Мифов: Мораль как Прагматическая Адаптация

Разумеется, все надуманные человеческие особенности, вроде толерантности, сентиментальности, справедливости и прочих мега-социальных гуманитарных условностей (моральных идиом или нравственных нарративов), сразу разрушаются при серьезном популяционном или экологическом катаклизме. 

Вспомните, как быстро рушатся цивилизованные нормы в условиях голода, войны или стихийных бедствий. «Подлинная природа человека проявляется не в салонах, а в окопах», – это жестокая, но правдивая максима, подтверждаемая, к примеру, исследованиями поведения в условиях катастроф, где базовые инстинкты выживания часто берут верх над социальными условностями. Поэтому биологические и эволюционные основания поведения человека как животного – единственное, на чем есть смысл основывать какую-либо социальную, политическую или экономическую стратегию. 

Ложный сентиментализм, религиозные догматы и нравственный идеализм – это химеры, которые разбиваются о биологию, математику и физику. «Мораль – это не набор божественных заповедей, а набор правил, которые максимизируют выживание и размножение в данной среде», – лаконично подытоживает великий социобиолог Эдвард О. Уилсон (1975), чьи работы стали краеугольным камнем понимания биологических корней социального поведения.

Даже кажущиеся «благородными» проявления, такие как альтруизм, могут быть объяснены с позиций эволюционной биологии и, как показывает Толмачев, даже экономики. 

Кинетический отбор (родственный отбор), разработанный Уильямом Гамильтоном (1964), и реципрокный альтруизм (Роберт Триверс, 1971) – вот те механизмы, через которые «доброе» поведение может быть эволюционно выгодным. Мы помогаем своим родственникам, потому что делим с ними гены, и мы помогаем тем, кто, вероятно, ответит нам взаимностью в будущем. 

Это не проявление какой-то высшей морали, а продуманная, хотя и бессознательная, стратегия для максимизации распространения собственных генов. Как отмечал сам Гамильтон в своей основополагающей работе «Генетическая эволюция социального поведения» (1964), «гены, предписывающие альтруистическое поведение, могут быть отобраны, если выгода для реципиента, умноженная на степень родства, превышает издержки для альтруиста». 

Это математическая формула, лишенная какой-либо сантиментальности, четко демонстрирующая экономическую выгоду альтруизма внутри рода. Аналогично, Роберт Триверс в своей статье «Эволюция реципрокного альтруизма» (1971) подчеркнул, что «альтруистические акты могут быть отобраны, если они совершаются между неродственными особями, при условии, что вероятность будущего возмещения достаточно высока». 

Это подтверждает модель Толмачева о «кредиторе-заемщике», где «альтруизм является кредитом, ожидающим погашения». Как отмечал Мэтт Ридли в «Происхождении добродетели» (1996), «человек не просто социален, он взаимно социален. Он не только дает и получает, но и отслеживает дачу и получение». 

Модель «Зуб за Зуб» (Tit for Tat) Роберта Аксельрода (1984), демонстрирующая успешность стратегии взаимности в повторяющихся «Дилеммах заключенного», служит ярким подтверждением того, как кооперация может возникать и поддерживаться даже среди эгоистичных акторов.

В своей статье “Altruism: Economics Or Biology? Both”, Толмачев углубляется в эту тему, рассматривая альтруизм как форму высокоразвитого взаимовыгодного сотрудничества, по сути, «взаимность с консенсуально отсроченной наградой от одного из участников». Он категорически утверждает, что «все номинальные виды альтруизма являются экономическим типом отношений», представляя собой «обмен благами между двумя сторонами с предварительно одобренным авансом: отсроченной отдачей выгоды донору-альтруисту от стороны-получателя». 

Эта модель «кредитора-заемщика» (lender-borrower) применительно к альтруизму, где «предоставление выгоды с отсроченным возвратом» является ключевым, снимает всякую мистическую ауру с концепции бескорыстия. Даже субъективный альтруизм, где донор получает психоэмоциональное удовлетворение (например, радость от помощи, гордость) без явного возмещения со стороны получателя, рассматривается как форма взаимовыгодного обмена, где «психоэмоциональные, сексуальные и другие нематериальные выгоды стали приобретать высокую степень ценности, сравнимую с материальными благами». Толмачев подчеркивает, что этот «субъективный альтруизм» является продуктом «высокого когнитивно-эмоционального развития, которое формируется в группах с высоким уровнем конкуренции и ограниченными ресурсами». 

Это подтверждает, что даже кажущиеся «бескорыстными» действия имеют свою биологическую и, по сути, экономическую подоплеку, направленную на максимизацию индивидуального «выигрыша» в широком смысле, будь то повышение репутации, социального статуса или получение доступа к лучшим репродуктивным возможностям. Феномен сигнализации (signaling theory), особенно дорогой сигнализации (costly signaling theory), далее подтверждает это: демонстративно альтруистические поступки, будь то щедрые пожертвования или рискованные спасательные операции, могут служить сигналами высокой приспособленности, здоровья, богатства или социальной ценности индивида, что, в свою очередь, увеличивает его привлекательность для потенциальных партнеров или усиливает его статус в группе, обеспечивая косвенные репродуктивные преимущества.

Сотрудничество и Конфликт: Диалектика Выживания и Утверждение Власти

Сотрудничество, несомненно, является оптимальной и наиболее проградационной стратегией поведения, поскольку она построена и нацелена на созидание и эффективное использование ресурсов. Однако, как только теряется баланс или стороны меняют оценку своих выгод-издержек, градус сотрудничества снижается и увеличивается градус конфликта. Это соответствует принципам теории рационального выбора, где акторы постоянно пересчитывают свои предпочтения и стратегии в зависимости от меняющихся условий и информации.

Необходимо помнить, что конфликт – это способ сбалансировать интересы и обратно вернуться к сотрудничеству, то есть к созиданию и расширению индивидуального генетического будущего через оптимальную стратегию в конкретной действительности. Это может быть кооперация, индивидуализм или коллективизм – именно так распределяются популяционные взаимодействия в природе. 

В этом смысле конфликт и сотрудничество можно приравнять к подобию экономических циклов с накоплением кредитного, производственного и потребительского напряжения и – его сдуванием. Например, Толмачев часто проводит параллели между геополитическими сдвигами и фундаментальными экономическими принципами, подчеркивая, что «рынки – это не просто экономические механизмы, а живые организмы, реагирующие на стимулы и вызовы по законам биологической конкуренции и адаптации». Он указывает, что даже торговые войны и протекционистские меры, на первый взгляд деструктивные, могут быть интерпретированы как попытки пересмотра условий сотрудничества в условиях изменившегося баланса сил, что, в конечном итоге, должно привести к новому, более стабильному равновесию. В статье «Altruism: Economics Or Biology? Both?» он описывает тактики кооперации: мутуализм (взаимная выгода), комменсализм (одна сторона получает выгоду, другая – нет, но и не несет издержек) и симбиоз (взаимозависимость, где прекращение связи влечет гибель обоих), а также различные гибридные отношения, подчеркивая, что даже они имеют нелинейную, но прагматичную основу. Например, Толмачев описывает «согласованный эгоизм» (synergistic egoism), который является «формой взаимодействия, при которой все участники достигают желаемого для себя результата, используя минимальные издержки», что является квинтэссенцией рыночной эффективности и эволюционного прагматизма. Он также говорит о «паразитизме», который в социальном смысле является «формой неэквивалентного обмена», где одна сторона получает выгоду за счет другой, что является распространенной стратегией в природе и обществе. Это соответствует концепции многоуровневого отбора (multi-level selection), которая предполагает, что отбор может действовать не только на уровне генов или индивидов, но и на уровне групп, способствуя развитию таких черт, как кооперация, если они повышают выживаемость группы в конкуренции с другими группами (Дэвид Слоан Уилсон, Эллиот Собель, 1994). 

Анатолий Рапопорт, один из основоположников математического моделирования в биологии и теории игр, показал, как даже в, казалось бы, случайных взаимодействиях можно выявить стратегии, ведущие к доминированию или коллапсу, подтверждая математическую предопределенность социальных процессов. Его работы по моделированию конфликтов и кооперации подчеркивают, что человеческое поведение не является иррациональным хаосом, а подчиняется строгим математическим закономерностям.

Феномен конфликта и доминирования ярко проявляется даже в приматологии. Известный приматолог Франс де Вааль в своих работах, особенно в «Политике у шимпанзе: Власть и секс среди обезьян» (1982), убедительно демонстрирует, что борьба за власть, манипуляции, создание коалиций и даже «моральные» нормы (например, наказание за несоблюдение правил обмена) являются неотъемлемой частью социальной жизни наших ближайших родственников. Шимпанзе не просто сотрудничают; они конкурируют за ресурсы, статус и репродуктивный успех, используя сложные поведенческие стратегии, которые поразительно напоминают человеческую политику. «Если бы этически мыслить, то это была бы этика шимпанзе, которая во многом похожа на нашу», – отмечает де Вааль, подчеркивая биологические корни даже самых сложных социальных норм.

Война: Экономическая Нецелесообразность и Безжалостный Путь к Сделке

Война, как форма прямого физического конфликта, имеет смысл только тогда, когда победитель получает в результате больше, чем он потратил. С 1871 года, после франко-прусской войны, любой победитель, за редким исключением, получал в войне меньше, чем затратил. Современные конфликты с их колоссальными разрушениями, человеческими потерями и долгосрочными экономическими последствиями лишь подтверждают эту аксиому. 

Это прекрасно иллюстрируется, например, работами Нормана Энджелла «Великая иллюзия» (1909), где он задолго до Первой мировой войны утверждал экономическую невыгодность крупномасштабных войн в условиях взаимозависимости мировых экономик. Как уже было сказано, любая война или конфликт – это предельный способ добиться сотрудничества с максимальной выгодой-издержками каждой из сторон, в зависимости от позиции: возможностей и угроз. Это торг, где ценой является кровь и ресурсы, а результатом – перераспределение власти.

Поэтому, в целом, война – бессмысленная трата ресурсов и слишком затратный путь для достижения сделки – договоренности о сотрудничестве на условиях, на которые соглашаются стороны. Для получения наиболее приемлемых условий с точки зрения выгоды-издержек, сторона должна обладать значительной мощью, ресурсами и выигрышной стратегией для реализации своего преимущества и победы. К тому же, необходимо использовать соответствующие политические стратегии и манипуляции, включая асимметричные тактики и информационную войну, которые являются современными формами конкуренции за влияние и ресурсы, что подробно анализируется в теории асимметричной войны (Иван Аркилла, Дэвид Ронфельдт, 2001). 

Пол Толмачев в своей статье «Information Modeling Of Social Political Consciousness» (2022) указывает, что «то, что часто называют пропагандой, не является таковой. Это не что иное, как информационное моделирование социально-политического сознания», целью которого является достижение «целевого „условного поведения“» и «безусловного преимущества — доминирования — в политическом поле». Он даже приводит пример «вздыбливания шерсти у конкурирующих самцов за власть в сообществах шимпанзе», как аналог, подчеркивая, что не всегда самый сильный, но самый убедительный (через сигнализацию) индивид может добиться лидерства.

Надо помнить, что нормальное развитие общества происходит не за счет моральных эфемерных нравственных императивов – утопических когнитивно-эмоциональных иллюзий, приводящих, обычно, к антиутопии – а на основе соответствующих институциональных и экономико-ресурсных ограничений, которые не дают свободе превратиться в анархию. 

Это созвучно концепции «порядка» и «беспорядка» в теории систем и эволюционной экономике, где институты (правила игры) являются критически важными для снижения транзакционных издержек и обеспечения предсказуемости поведения. Дуглас Норт, лауреат Нобелевской премии по экономике, в своей работе «Институты, институциональные изменения и эффективность экономики» (1990) убедительно показал, как формальные и неформальные институты формируют стимулы, определяют распределение ресурсов и влияют на экономический рост. Именно природные рыночные стимулы и ограничения создают эндогенные и естественные правила и традиции (институты), которые формируют биологическую стратегию достижения индивидуального и группового выигрыша и не превозносят мораль и религиозный идеализм в ранг безусловной сакральной нормы.

Гуманизация: Прагматизм Эволюционной Стратегии и Жесткая Свобода

Гуманизация и лояльность к интересам меньшинств или групп, вызывающих эмоциональное отторжение большинства сообещества – глубоко больных, гомосексуальных, и пр. – это просто стратегия эволюционного группового преимущества, тип видовой проградации. Это эволюционный процесс, а не проявление «доброты» в ее привычном, культурно-обиходном понимании. 

Современные исследования в области поведенческой генетики и эволюционной психологии показывают, что даже черты, которые мы традиционно связываем с «гуманностью», могут иметь под собой генетическую и эволюционную основу, способствуя адаптации и выживанию группы. Например, эмпатия, часто приводимая как пример высшей морали, имеет нейробиологическую основу (система зеркальных нейронов) и эволюционировала для облегчения кооперации и координации в группе, обеспечивая более эффективную коллективную адаптацию. Единственное, что этому способствует – производительное созидание для выживания и генетического (индивидуального, группового, популяционного) расширения. Все остальное, человеческое  — побочный эффект.

Это само по себе означает необходимость свободных и разумных, контролируемых ограничений и стимулов – институтов – и фактической демократии для нормального развития социума, вне зависимости от вида той самой демократии – всеобщей или элитарной. Ведь индивидуальная свобода и ее эволюционные деривативы – индивидуализм, коллективизм и кооперативизм – это естественный базис для эволюционного – персонального или группового – выигрыша, а значит – максимально обоснованный аргумент к гуманизации, демократии и созиданию. Но это заход с другого конца, относительно левых и религиозных идеалистов-утопистов. Это обосновано природой. 

Именно свободные рыночные механизмы, лишенные чрезмерного государственного вмешательства, создают условия для максимального раскрытия индивидуального потенциала и конкуренции, что в конечном итоге ведет к прогрессу и эволюционному успеху всей группы. Концепция «спонтанного порядка» (Ф.А. Хайек, 1960) также подтверждает, что сложные и эффективные социальные структуры могут возникать без централизованного планирования, исключительно за счет индивидуальных взаимодействий, направленных на максимизацию собственной выгоды. Права собственности, будучи базовым институтом, создают предсказуемость и стимулы для производства, что является ключевым для выживания и процветания.

Разумеется, возникает трудность с культурно-исторической колеей и устоявшимся равновесием конкретной эволюционной стратегии. Другими словами, действительность говорит о том, что необходимы политические манипуляции для мотивации людей для принятия рыночного и биологического нарратива в социальной этике. 

Здесь возникает риск редукции свободы и укрепления тирании и диктатуры. Поэтому «реализм свободы» заключается в том, чтобы принять суть вещей. Люди и общество меняются постепенно, в первую очередь под влиянием материальных триггеров – социальных норм. Если вы хотите изменить их во что бы то ни стало, то  это возможно через политическое давление и пропаганду – но это может привести к крену в диктатуру и вождистскую тиранию. И здесь либертарианский принцип невмешательства в естественный ход событий, если это не нарушает прав индивида, становится ключевым. 

Это подтверждается теорией общественного выбора (public choice theory), разработанной Джеймсом М. Бьюкененом и Гордоном Таллоком (1962), которая применяет экономические методы анализа к политическому процессу, показывая, что политики и бюрократы, как и любые другие люди, действуют из собственных интересов, что может приводить к неэффективности и искажению общественного блага. Неудивительно, что попытки построить «идеальное» общество через утопические идеалы всегда заканчивались провалом, ведь они игнорируют фундаментальную, эгоистичную природу человека, движимую генетическими императивами.

Итак, почему важен реализм и биологизация морали? Потому что они дают возможность основываться на реальных биологических мотивациях и причинах поведения и принятия решений, а не на шатких гуманистических догмах и идеалах культуры и религии, которые гиперэластичны и беспрерывно меняются и также обусловливаются экологией и физиологией. Психологическая гибкость и способность адаптироваться к меняющимся условиям – это также результат эволюционного давления, а не моральных предписаний. 

«Человеческий мозг – это не чистый лист, а продукт естественного отбора, и он несет в себе эволюционные адаптации, которые формируют наше мышление и поведение», – подчеркивают Леда Космейдс и Джон Туби (1992), пионеры эволюционной психологии, нанося сокрушительный удар по наивным представлениям о неограниченной пластичности человеческой натуры.

Более того, нейробиологические исследования, особенно работы Роберта Сапольски, демонстрируют, что наша «свобода воли» является гораздо более иллюзорной, чем принято считать. В своем фундаментальном труде «Биология добра и зла: Как наука объясняет наши поступки» (2017) Сапольски объясняет, что «мы — это сумма наших биологических предикторов и среды, и каждый наш выбор обусловлен миллионами лет эволюции, минутами нейронной активности и секундами гормональных всплесков». Это не оставляет места для «моральной» вины или заслуги в традиционном понимании, а лишь для анализа причинно-следственных связей. Сапольски убедительно показывает, что даже агрессия и альтруизм — это не просто «выбор», а сложная каскадная реакция нейронных и гормональных систем, сформированная эволюцией для достижения определенных прагматических целей, будь то защита территории или укрепление социальных связей для взаимной выгоды. 

Исследования Сапольски окончательно разрушают миф о «чистом» сознательном решении, возвращая нас к пониманию человека как сложного биологического механизма, оптимизированного для выживания и репродукции.

Власть Реализма и Прагматизма – Путь к Подлинному Доминированию

В конечном итоге, вывод очевиден и беспощаден: необходимо принять биологический реализм в обосновании социального и политического поведения. Мы должны стремиться влиять на институты – правила, нормы и традиции групп – и выигрывать политические преимущества, использовать их, осуществлять политические манипуляции, но только в рамках свобод и прав, не пытаясь насильственно навязывать точку зрения и нарратив помимо воли граждан – фактически членов “стаи” — коллективного образования. Это является краеугольным камнем “правого” либертарианства, где максимальная индивидуальная свобода, ограниченная лишь ненарушением свободы других, является основой процветающего общества, способного к динамичной адаптации и, главное, к доминированию.

Это не цинизм, а глубочайший прагматизм, ведущий к подлинному прогрессу. Отбросив мифы и иллюзии, мы получаем возможность строить действительно эффективное общество, способное к адаптации, развитию и, главное, выживанию в мире, где единственным непреложным законом является закон эволюции. 

Свобода, в таком понимании, становится не абстрактным идеалом, а важнейшим инструментом для достижения генетического и социального доминирования, а следовательно – для истинной прогрессии нашего вида. Как писала Айн Рэнд, основоположница объективизма, тесно связанного с правым либертарианством: «Человек должен жить своей жизнью и добиваться собственного счастья, а не жертвовать собой ради других или требовать от других, чтобы они жертвовали собой ради него». В этом утверждении, очищенном от романтики, звучит эхо миллионов лет естественного отбора и беспощадной борьбы за место под солнцем.

Линки (если кому то интересно):

• Аксельрод, Роберт. «Эволюция сотрудничества». (The Evolution of Cooperation). Basic Books, 1984.

• Аркилла, Иван, и Ронфельдт, Дэвид. «Нетократия: Война в эпоху информации». (Networks and Netwars: The Future of Terror, Crime, and Militancy). RAND Corporation, 2001.

• Бойд, Роберт, и Ричерсоном, Питер Дж. «Культура и эволюционный процесс». (Culture and the Evolutionary Process). University of Chicago Press, 1985.

• Бьюкенен, Джеймс М., и Таллок, Гордон. «Расчет согласия: Логические основания конституционной демократии». (The Calculus of Consent: Logical Foundations of Constitutional Democracy). University of Michigan Press, 1962.

• Вааль, Франс де. «Политика у шимпанзе: Власть и секс среди обезьян». (Chimpanzee Politics: Power and Sex Among Apes). Johns Hopkins University Press, 1982.

• Гамильтон, У.Д. «Генетическая эволюция социального поведения, I & II». (The Genetical Evolution of Social Behaviour, I & II). Journal of Theoretical Biology, 1964.

• Докинз, Ричард. «Эгоистичный ген». (The Selfish Gene). Oxford University Press, 1976.

• Докинз, Ричард. «Расширенный фенотип: Длинная рука гена». (The Extended Phenotype: The Long Reach of the Gene). Oxford University Press, 1982.

• Космейдс, Леда, и Туби, Джон. «Психологические основания культуры». (The Psychological Foundations of Culture). In: Barkow, J. H., Cosmides, L., Tooby, J. (Eds.), The Adapted Mind: Evolutionary Psychology and the Generation of Culture. Oxford University Press, 1992.

• Мейнард Смит, Джон. «Эволюция и теория игр». (Evolution and the Theory of Games). Cambridge University Press, 1982.

• Миршаймер, Джон Дж. «Трагедия великой державы». (The Tragedy of Great Power Politics). W. W. Norton & Company, 2001.

• Моргентау, Ганс Дж. «Политика между народами: Борьба за власть и мир». (Politics Among Nations: The Struggle for Power and Peace). Alfred A. Knopf, 1948.

• Най, Джозеф С. младший. «Связанные лидерством: Природа американской силы». (Bound to Lead: The Changing Nature of American Power). Basic Books, 1990.

• Норт, Дуглас К. «Институты, институциональные изменения и эффективность экономики». (Institutions, Institutional Change and Economic Performance). Cambridge University Press, 1990.

• Пинкер, Стивен. «Как работает разум». (How the Mind Works). W. W. Norton & Company, 1997.

• Рапопорт, Анатолий. «Конфликт в человеческих обществах». (Conflict in Human Societies). In: «Handbook of Mathematical Psychology», Vol. 2. John Wiley & Sons, 1963.

• Рэнд, Айн. «Атлант расправил плечи». (Atlas Shrugged). Random House, 1957.

• Ридли, Мэтт. «Происхождение добродетели: О человеческой природе и истоках сотрудничества». (The Origins of Virtue: Human Instincts and the Evolution of Cooperation). Viking Adult, 1996.

• Сапольски, Роберт М. «Биология добра и зла: Как наука объясняет наши поступки». (Behave: The Biology of Humans at Our Best and Worst). Penguin Press, 2017.

• Собель, Эллиот, и Уилсон, Дэвид Слоан. «Неравенство и многоуровневый отбор». (Inequality and Multilevel Selection). The American Economic Review, 1994.

• Толмачев, Пол. «Altruism: Economics Or Biology? Both? – Analysis». Eurasia Review, 19 апреля 2023.https://www.eurasiareview.com/19042023-altruism-economics-or-biology-both-analysis/

• Толмачев, Пол. «Information Modeling Of Social Political Consciousness – Analysis». Eurasia Review, 14 сентября 2022.https://www.eurasiareview.com/14092022-information-modeling-of-social-political-consciousness-analysis/

• Триверс, Роберт Л. «Эволюция реципрокного альтруизма». (The Evolution of Reciprocal Altruism). Quarterly Review of Biology, 1971.

• Фер, Эрнст. «Экономика и биология: Новые направления». (Economics and Biology: New Directions). CESifo Economic Studies, 2007.

• Фон Нейман, Джон, и Моргенштерн, Оскар. «Теория игр и экономическое поведение». (Theory of Games and Economic Behavior). Princeton University Press, 1944.

• Хайек, Фридрих А. «Конституция свободы». (The Constitution of Liberty). University of Chicago Press, 1960.

• Уилсон, Эдвард О. «Социобиология: Новая синтез». (Sociobiology: The New Synthesis). Harvard University Press, 1975.

• Энджелл, Норман. «Великая иллюзия». (The Great Illusion). G. P. Putnam's Sons, 1909.