умах — властные элиты имеют конкурентные преимущества над остальными членами общества. Они заключаются в доступе к распределению общественных ресурсов, генерируемых производительными экономическими предпринимателями, а также в праве на насилие. Оба преимущества акцептируются социумом и являются легитимными до определенной поры, пока элитная группа или домен не будут сменены другими. 

Такой вид конкурентного преимущества для максимизации материального и социального успеха является точкой приложения непроизводительного рентного предпринимательства. Он не предполагает активное создание добавленной стоимости, его основной результат — это замыкание обмена благами на одной персоне или ограниченной группе персон без дальнейшего мультиплицирования и социального проникновения благ. Фактически это — одна из иллюстраций модели неравновесия — левериджа: «деньги-товар», когда товара перед деньгами не существует. 

Тотальная глобализация привела мироустройство в состояние кризиса. Разность интересов, условий и возможностей, а также социоэкономических режимов участников изначально предполагали риски дисбалансов. В итоге неверная политика согласований — излишней интеграции с ресурсными автократиями либо форсированного физического (военного) принуждения к смене режимов — привела ситуацию к экономическим и идеологическим противоречиям. Мир вновь кластеризовался в демократический и авторитарный и очевидно уже находится в стадии конфликта двух полюсов, деглобализационных тенденций и ужесточения экономическо-социальных условий. 

 Интеграционные проблемы и деглобализационные процессы начались и в развитых странах, например, проблемы экономической гомогенности Евросоюза или Брекзит. Однако это проблемы однородных либеральных демократий. Соответственно, какими бы противоречиями они не обладали, процессы нахождения равновесия находятся в цивилизованной колее. Более того, на фоне переноса фокуса с внутренних противоречий на внешний контур, на угрозы со стороны авторитарного мира внутренние дисбалансы ослабевают, а интеграционные процессы, напротив, вновь начинают усиливаться. Яркий пример тому — создание различных альянсов в различных сферах, например, альянс англосаксонских стран, альянс особого режима обмена информацией США со странами тихоокеанского региона, потенциальный картель потребителей нефти, наконец, сплоченность демократий в отношении действий России в Украине. 

1. Рациональное невежество русской интеллектуальной публики перерождается в нерациональный воинствующий дилетантизм. Как известно, среда и внутренние факторы определяют стимулы. Соответственно этому постулату и российским реалиям в России среда и режим не способствуют расширению профильного знания, улучшению качества общего кругозора и развитию критического интеллекта. 

Старшее поколение остается в дефиците знания и каузального мышления благодаря советскому ущербному наследию, в лучшем случае поляризуется в сторону неприятия режимной пропаганды, но по-прежнему находится в состоянии “веры”. 

Новое поколение в том же дефиците из-за научного вакуума, направленного недофинансирования образования и пропаганды самодостаточности отечественной науки. И это является трагедией для качества социума… Все это в целом не дает расти качеству человеческого капитала, а значит, социальный выбор будет плохим: политическое, экономическое и этико-культурное состояние будет явно деградировать. Современная Россия- явная тому иллюстрация.

1.… я вновь читаю и слышу возмущенные реплики моих широко известных в публичном пространстве и узких профессиональных кругах либеральных коллег со следующим общим посылом: почему же власти поднимают ставку в условиях выдыхающегося постпандемического роста, 30% закредитованности населения (каждый третий рубль россиянин должен кредитной организации), неудовлетворенного спроса и сжатого предложения, снижающихся доходов населения и не уменьшающегося ковидного навеса? Разве не вернее сконцентрироваться на поощрении экономического роста, расширения выпуска и роста конкуренции и на облегчении регуляторных и фискальных барьеров, как более фундаментальных и долгосрочных факторах сдерживания инфляционного расширения? Ведь высокая ставка будет давить на кредитоспособность и инвестиционные предпочтения, увеличит затраты всех агентов и безусловно ограничит потребительскую активность? 

Действия властей развитых стран, по сути являющиеся расширением кейнсианского дискурса экономической политики, привели экономики в плохое состояние. Эти действия состоят в безмерном стимулировании и фактически ничем необеспеченной государственной индексации доходов избирателей в условиях ожидаемого обеднения на фоне ковида, локдаунов и прочих глобальных проблем. Государство делает деньги более дешевыми, угождая потребителям и плохим компаниям, только бы сохранить избирательскую поддержку. Это приводит к разгону спроса и росту числа зомби-компаний, это искажает стимулы здоровой конкуренции, это снижает деловую эффективность и убивает инновационный фактор экономического роста. Самое главное: это создает леверидж – доминирование потребностей над возможностями, спроса над предложением, другими словами, ведет к драматическому рыночному неравновесию. До ковидных времен такие дисбалансы на протяжении последних 20 лет купировались новым левериджем, и дисбалансы на время уходили, рождая неизбежные новые дисбалансы в будущем. Австрийские циклы прекрасно описывают этот процесс, его исходные точки и последствия. По сути, эта левая социальная повестка для покупки избирательной лояльности – новая политическая доктрина, основанная на примитивизации и упрощениях, а главное — на отмене какой-либо заботы о завтрашнем дне.