Трейдинг в XIX в.

     Вся эта комедия была мало интересна политикам и историкам, потому дошла до нас только в виде устного рассказа, о чем есть свидетельства в архивах НКВД. Если будет желание порыться — Welcome.
                                                                 
                                                                                Арбитраж Ганса

— Развернутая дискуссия о ваших результатах начнется через полчаса! — услышал ротмистр и крепко призадумался. 
Ганс, — так звали ротмистра, — служил в русской артиллерии трейдеров, в 4-м полку, под начальствованием полковника трейдеров Квасцова. Служил уже полгода, но частые продажи опционов в Берлине, к слову, запрещенная форма инвестиций в полку, стали его страстью. Ганс был немец, потому, имея прямых родственников в Пруссии, подличал в русской армии, делая невозможное: отпрашивался к «больной матери» в Берлин, где на вверенные ему суммы продавал опционы местному נוזלי Мойше по самым неприличным ценам. 
Спреды у Мойши были фантастические. До 10% стоимости. Но и продажи опционов колл давали некислый профит, ибо являли собой не что иное, как дериватив русской кампании вна Аляске по отлову бобров. 
В успех бобровых воротников в Петербургском свете Ганс не верил, потому ровно месяц назад его матушка снова заболела. Прихватив с собой капиталец, выданный Квасцовым на спекулятивные сделки с монгольскими сусликами, Ганс загнал пару десятков почтовых, чтобы вступить в контакт с Мойшей. 
Однако ж, — кто бы подумал, — Мойша захеджил сделку, продав купленные у Ганса опционы самому Квасцову, общающимся и совершающим подпольные сделки голубиной почтой. Данная схема была разработана еще при Императоре Николае I и неизменно просуществовала до описываемых событий. Покупатель и продавец направляли взаимные заемные письма, с условиями расчетов. Подтверждал же сделку чухонский нотариус, бывший в доле и живший близ перевальной голубятни на Выборгской. 
Всего этого Ганс не знал и не мог знать, ибо из прусского Берлина был командирован вышвырнут третьего года, как успешный трейдер в махинациях прусского генералитета. Ловок был: скупал акции во Франкфурте на бюджетные. Прибыль делилась между небольшой группой участников, убытки — государственные. Но попался, взял вину на себя и с волчьим билетом выдворен в посылке в «дикую» Россию. (Как будто у нас он исправится). Однако ничего. Наговорил гадостей о бывшем короле, был принят, получил паспорт и направился прямиком старшим трейдером в полк Квасцова. 
Не отвлекаясь, продолжим. 
Квасцов получил известие, что бобры с Аляски эшелонами прут северными морями к Архангельску, аккурат к концу летнего сезона. Мойша, натурально, не знал оного, однако подозревал за Квасцовым осведомленность. Жгучее желание срубить на спредах подогревала еще и мысль о слабоумном Гансе, который шортил не столько во имя прибыли, сколь во имя искусства. И Ганс прибыл как раз к пику сомнений берлинского опционщика. 
Мойша принял гостя с напускным видом отчаянного поху**зма: даже не вышел, а попросил Сару, старую служанку, постелить бедолаге в предбаннике, сославшись на отсутствие места. Мойша все рассчитал: Ганс должен измучиться ночь (азартен был). И с утра, уже тепленького, он одарит шортАми аляскинских бобров, успешно уже выгружаемых в Архангельске.
Так все и случилось. 
Опционы Мойша продал по самой нескромно низкой цене: гульден за контракт. Ганс истратил сорок тысяч золотых на короткую позицию. Получил расписку от Мойши, выпил пива и, не заехав к матушке, которая, к слову, и не знала, что ее сынок в Берлине по два раза в квартал бывает, рванул в Петербург.
Тут-то мы и застали нашего пройдоху спустя некоторое время в неприятнейшем расположении перед совещанием.
Полчаса минуло скоро. Уставшие артиллеристы-трейдеры собрались у костра, где, открыв бутыль шампанского, слово взял Квасцов.
— Господа офицеры, — начал он, — считаю своим долгом сообщить, что августейший Император добазарился с Европейскими торговыми домами о продажи им… бобровых шкур с Аляски!
— Урааа, — прокричали голоса обрадованных трейдеров.
— Чё? — вырвалось у Ганса.
Далее последовало тихое, сквозь зубы, немецкое ругательство.
— Наш полк будет маркет-мейкерами, а так же проведет IPO бобровой кампании! — обрадованно прокричал полковник.
— Beschissen, — прошептал Ганс и осунулся, практически обмякнув на ружье.
Пламя костра отражалось во влажных от слез глазах Ганса. Квасцов хитро и победоносно взглянул на него. 
— Да здравствует Император! — прокричал полковник, не сводя яростно блестящих глаз с контрагента.
Излишне описывать сцену. Крики и рукоплескания заполнили атмосферу. И среди этих возгласов чрезвычайно четко можно было обнаружить хищный взгляд Квасцова на обмершего Ганса, который как-то неестественно, как жертва, смотрелся на фоне общего веселья.
«Он все знает — думал Ганс, полоща язык в шампанском и дико озираясь, — и обо мне и о том, что кампания будет успешной».
Ганс не слышал, как прискакал курьер со срочным посланием, не слышал и не видел, как полковник Квасцов упал в обморок, не понимал ничего вокруг. Все смешалось в голове у Ганса. Только шум в ушах стоял, а к щекам сильной горячей волной прилила кровь.
«Das ist großße pisdez, — решил Ганс. Он передернул затвор и облокотился на дуло ружья, — застрелюсь тут же!»
Он в последний раз обвел взглядом окружающих. И услышал только одно — крик курьера:
— Аляска продана!
В этот момент раздался выстрел. Ганса не стало. 
Полковник вроде бы выжил.