50 000 BC. #10

Я выложил круглый колодец, примерно 1.2 метра в диаметре и столько же в высоту, сужающийся кверху. Размер был такой, чтобы человек мог залезть в нее и починить в случае трещин. Снаружи и внутри печь была плотно обмазана глиной, чтобы избежать потерь тепла. На уровне примерно 30 см от дна печи было сделано отверстие, в которое я планировал вставить меха.

Несмотря на простоту конструкции, которую все помнят из картинок кузницы, сделать меха с наскоку не получилось. Я сидел несколько часов, рисуя чертежи палочкой на земле, прикидывая необходимые детали, и наконец понял, что делать. Для начала мне потребовались плоские деревянные основания. Большое бревно я расщепил на доски. С появлением топоров такая процедура стала довольно простой: в дереве делаются насечки в тех местах, где будут расщепы, затем, в щели вставляются деревянные клинья. Легонько подбивая их, дерево начинало отслаиваться по волокнам. Добавлялся еще клин. Так получались хоть и не идеально гладкие доски, зато прочные. Волокна в стволе, в отличие от распила пилой, не повреждались.

Из досок были сделаны две основы — верхняя и нижняя часть мехов. Затем изнутри они были обиты плотной кожей, и по бокам, также из кожи, были сделаны треугольные мешки, как на баяне. Пришлось потратить время, чтобы понять, почему воздух в мехах из трубочки должен только выходить, но не входить обратно, и как сделать чтобы происходило насыщение мехов новым кислородом. Нужна была система «нипель», и я наконец нашел подходящее решение: на дне мехов было проделано отверстие сантиметров 8 в диаметре. К нему была приделана заплатка, закрепленная только с одной стороны. При раскрывании мехов она с легкостью откидывалась, открывая доступ кислороду, а при складывании — падала на отверстие, не давая возможности воздуху выйти. Для герметичности все соприкасающиеся части были смазаны жиром, после чего я испробовал меха. Струя воздуха была очень мощной, при этом усилия на ручки мехов требовалось совсем небольшое.

Можно было начинать испытывать новую печь. Я засыпал углей до середины, затем насыпал слоями дробленую руду перемешанную с углем и разжег на вершине печи костер. Туземец начал ритмично работать мехами и поступающий снизу кислород стал опускать жар вниз. Потребовался примерно час, чтобы печь зажглась вся (я понял это по горячим нижним кирпичам) и дальнейшее раздувание углей только увеличивало температуру.



В принципе, зная динамику процесса можно было отлучиться на несколько часов, но я стоял около печи, ожидая нечто нового. И вот, через примерно шесть часов. я увидел то, что ждал все это время. По желобку, продолженному в фундаменте печи, тонкой струйкой потек расплавленный металл. Я специально сделал конусообразное дно и проделал тонкое отверстие по центру, с выводом наружу, в надежде, что разогретый желоб не даст сразу застынуть жидкой меди. Я подставил керамическую чашу с толстыми стенками и смотрел, как она наполняется чистым металлом. Когда ручеек прекратился у нас было около трех килограммов бронзы. Двухнедельная норма.

Но не объем меня обрадовал больше всего. Меха давали такую температуру, что появилась возможность на несколько секунд иметь жидкий металл, что открывало двери литью. А это значит, что наконечники копья, кирки, кинжалы и множество других вещей могут просто быть отлиты в заготовленные глиняные формы!

Впрочем, этот прорыв не отменял классической ковки. Изделия, как правило, все равно требовали доведения до ума, а такие вещи как серп или тонкий бронзовый лист изначально делались кузнецом.

Итак, после выковки пары серпов начался сбор первого урожая. Зерно, как я и предполагал ранее, получилось двух культур. Поэтому для детей была задача сразу после срезания — сортировать колоски. В следующую посадку я уже не хотел подобной мешанины.

Начался процесс обработки зерна, включающий массу проб и ошибок. Мы расчистили площадку на открытой местности и подмели ее вениками из прутьев. Затем, 20 человек из племени прыгали как зайцы по площадке несколько часов, утаптывая землю — я не хотел, чтобы зерно вминалось в почву после обмолота.

Срезанные снопы сносились на эту площадку и разбрасывались на солнце. Мое первое поле было небольшим, поэтому срезали все быстро: меньше чем за пару дней. Получилось два приличных стога, которые равномерно раскидали для хорошей просушки. Через три дня я решил начать обмолот. Палками мы стучали по стеблям, с которых на землю падало выколоченное зерно. После дня обмолота я осмотрел стебли. Зерно было выколочено примерно на 90%, что я счел вполне приемлемым для перехода к следующему этапу. Солому отнесли под крытый навес — с появлением топоров такие хозяйственные постройки стали делом одного дня. Зимой пригодится для коз, решил я.

Оставшееся на земле зерно вместе с шелухой смели в кучу. Зерно мы получили, но встал простой казалось бы вопрос: как отделить мусор? Почему-то вспомнилась поговорка «отделять зерна от плевел», — похоже, это как раз об этом, — усмехнулся я. Первое что пришло в голову — это флотация. То есть я просто бросил горсть в воду, но зерно, как и шелуха, в основном плавало. Утонула лишь малая часть. Я был очень близко, но все равно не находил разгадки. Зерно лежало передо мной, но использовать его было нельзя.

Решение пришло неожиданно, и, как и многие изобретения, случайно. Маленький ребенок играя бросил в другого землю со всяким мусором. Ветер был сильный, поэтому в цель попала только тяжелая земля, а всякий древесный мусор полетел в сторону. Это была идея. Я взял большой кусок коры в качестве лопаты, и дождавшись хорошего ветра, который был в этих местах не редкость, стал подбрасывать зерно вверх. Легкая шелуха отлетала далеко в сторону, тогда как зерно падало почти в то же место. Через день все зерно было провеено. 

После того, как зерно было разложено по горшочкам получилось, что мы собрали примерно 50 килограммов. То есть урожайность была меньше 1 центнера с гектара. На Кубани получают по пятьдесят, вспомнилось мне. Есть куда расти.

Два килограмма зерна из каждой партии я решил истолочь в муку. В конце концов я уже больше полугода не пробовал хлеба. Можно побаловать себя и немного потратить семенной фонд.

Для толчения пригодилась моя старая чаша в камне, в которой я когда-то варил мидий. Зерно растиралось другим камнем, и получалась грубая, но мука. Чтобы ее просеять, пришлось пойти на еще одно изобретение. У нескольких женщин были отрезаны длинные волосы, после чего закреплены между деревяшками. Волосы служили отличным ситом, и мука получилась почти без шелухи.

Трем короткостриженным расстроенным женщинам в награду пришлось подарить шнурки с кружочком блестящей меди в знак благодарности. И уже через несколько минут почти все племя принесло мне отрезанные волосы. Я не учел женскую психологию, и посеял в их рядах еще большее расстройство.

Муку я настоял на воде и полученное тесто испек в глиняной сковороде. Получилось черти что, но племя съело этот странный блин с интересом. Для хлебопечных экспериментов требовался объем, поэтому муку из второго типа зерна я фантазируя употребил тем же способом, решив отложить кулинарные пробы до следующего урожая.

Все, что осталось от зерен после просеивания я заварил в кипятке и, наконец, поел каши. Она имела весьма отдаленное напоминание того, что мы все готовим дома на молоке, но разбухшие кожурки зерен с солью были все-таки ни чем иным как кашей, и пережевывая ее мое сердце вдруг сжалось от тоски по цивилизации. Неужели всё это навсегда?!