Геополитика и глобальные дисбалансы: новая архитектура мирового хаоса

Глобальные экономические дисбалансы не исчезают, как это ожидалось после пандемии, а постепенно меняют форму. При этом характер этих изменений становится всё более опасным — не только для отдельных экономик, но и для всей структуры мировой торговли и финансовых потоков. В центре этих процессов — растущий китайский экспортный профицит, защита американского рынка через тарифы, хроническая слабость промышленной базы Европы и попытки Германии адаптироваться к новой конкурентной реальности.

То, что раньше считалось привычным перекосом — избытком китайских мощностей или недостатком европейского промышленного спроса, — сегодня всё больше превращается в геоэкономический конфликт, способный изменить траекторию мировой экономики на годы вперед.

Исторически глобальные дисбалансы рассматривали прежде всего через призму избыточных сбережений одних стран и избыточного потребления других. Теперь же логика смещается к моделям, в которых ключевым фактором является политика промышленного доминирования, перераспределение цепочек добавленной стоимости и конкуренция индустриальных стратегий.

Китай: избыточные мощности как геоэкономический инструмент

Инвестиционная модель Китая привела к формированию огромных избыточных мощностей в ряде отраслей — от машиностроения до электротранспорта и солнечной энергетики. На протяжении десятилетий эти излишки потреблял американский и европейский рынок. Однако после введения жёстких тарифов США китайский экспорт неизбежно перенацеливается на Европу, где барьеры пока системно ниже. Именно это создаёт новую волну экспортного давления, которое усиливается слабостью евро, снижением внутреннего спроса в ЕС и спадом производственной активности.

Параллельно эксперты отмечают, что официальные данные Китая могут занижать реальный размер его текущего счёта. Из-за особенностей учёта доходов и распределения добавленной стоимости через офшорные структуры, китайский профицит, по мнению ряда аналитиков, фактически выше, чем отражено в статистике. Если это так, реальный масштаб глобального дисбаланса значительно больше, чем видит МВФ.

Европа: промышленная слабость как системный риск

Европейская промышленность переживает затяжной упадок. Германия, Франция, Италия и Испания показывают снижение производства, причём именно в тех сегментах, которые раньше считались несомненным ядром конкурентоспособности: машиностроение, оборудование, комплексная промышленная продукция.

Эти отрасли сталкиваются не просто с циклическим спадом, а с нарастающим структурным сжатием. Китай предлагает аналогичные товары — зачастую более дешёвые, в ряде случаев более технологичные, а при массовом производстве безусловно более конкурентные по цене. В условиях, когда германский внутренний спрос ограничен, а фискальная политика остаётся консервативной, способность Германии удерживать позиции на глобальном рынке становится всё более сомнительной.

Чтобы сохранить промышленную базу, Германии необходимо либо расширять внутреннее потребление через стимулирующие меры, либо проводить масштабную технологическую модернизацию. Однако политические условия и бюджетные ограничения делают этот процесс трудным, если не невозможным в краткосрочной перспективе.

Еврозона: дезинфляция как макроэффект перенаправленного экспорта

Перенаправление китайского экспорта в Европу формирует новый макроэкономический механизм воздействия — канал дезинфляционного давления. Увеличение объёмов поставок дешёвых промышленных товаров способно снизить темпы роста цен в еврозоне, особенно в компонентах непродовольственных товаров длительного пользования. Некоторые оценки показывают, что этот эффект может составить до нескольких десятых процентного пункта, что уже существенно для политики Европейского центробанка.

Но этот же канал — риск для экономики: если импорт давит на цены, а промышленное производство продолжает сокращаться, ЕЦБ сталкивается с дилеммой. С одной стороны, инфляция замедляется — это может требовать смягчения. С другой — экономика не готова к агрессивному снижению ставок из-за рисков нового роста пузырей и возможного усиления инфляционных импульсов со стороны энергетических рынков.

Таким образом, дезинфляция здесь — не благоприятный эффект, а симптом глубинной структурной слабости.

Именно Германия оказалась в центре новой конфигурации мировых перекосов. Её промышленность становится мишенью для китайского экспортного давления, а слабость внутреннего спроса делает экономику крайне уязвимой. Профицит Германии в текущем счёте всегда был источником глобальных дисбалансов, но теперь он сокращается, а значение китайского профицита растёт.

Иными словами, происходит перераспределение “центра тяжести” мирового дисбаланса: главная избыточная экономика теперь — Китай, а не Германия, но именно через Германию, как через ключевой элемент европейской промышленной системы, проходят все последствия этого сдвига.

Хотя Китай способен производить дешёвые и технологически сложные товары, он сталкивается с ужесточением внешних ограничений. США усиливают тарифы, Европа вводит расследования по поводу субсидий, рассматривает ограничения в электромобилях, солнечных панелях и инфраструктурных технологиях. Становится очевидно, что стратегия экспорта избыточных мощностей сталкивается с политическими стенами.

При этом внутренний спрос Китая не может полностью поглотить объём производства, а структурная модель экономики не позволяет быстро сократить мощности без серьёзных социальных и экономических последствий. Это означает, что Китай продолжит искать рынки сбыта — и Европа неизбежно останется основным направлением давления.

Все эти процессы накладываются друг на друга и постепенно формируют новый набор рисков:

1. Финансовая фрагментация мира. Усиление блоков и тарифов повышает вероятность долгосрочного разрыва торговых потоков.
2. Структурная дезинфляция в Европе. Импорт дешёвых товаров снижает инфляцию, но ухудшает условия для собственных производителей.
3. Рост политизации торговли. Решения о тарифах, ограничениях и субсидиях становятся инструментами геополитического давления.
4. Перераспределение глобальных излишков. Китай превращается в ключевой источник мирового профицита, тогда как Европа и США становятся ещё большей зависимой стороной.

Глобальные дисбалансы перестали быть темой узких макроэкономических дискуссий — теперь это один из крупнейших политико-экономических вызовов современности. Избыточный китайский экспорт, промышленная слабость Европы и нарастающие тарифные войны меняют структуру мировой экономики структурно и надолго.

Ситуация уже не сводится к “китайскому шоку” или недостатку фискальных стимулов в Германии. Речь идёт о формировании новой, более напряжённой архитектуры глобального экономического порядка, в которой дисбалансы становятся политическими и стратегическими факторами, определяющими ход международных отношений.