Чем цивилизационное государство отличается от национального?

В медийном поле выражение «цивилизационное государство» стало своеобразным политическим штампом. Одновременно с этим отсутствует понимание качественных признаков и различий такого государства от «национального». Независимо от идеологической позиции и того верите ли вы существование подобного государства как явления, меня интересует концепт как таковой. Если попытаться максимально упростить, то можно дать следующее определение «цивилизационного государства» — это такой тип государства, который определяет свою идентичность и политическую организацию через весь контекст своего культурного наследия, а не через призму ((ре-)конструирующихся) государственных институтов и политико-правовых идеологий. 

Нижеследующее — выжимка статьи В.И. Спиридоновой о сравнении двух типов этих государств. В ней рассматривается возникновение «цивилизационных государств» как ответа на универсалистскую модель государства-нации европейского модерна, которая сыграла ключевую роль в процессах вестернизации и продвижения демократии. Такие страны как Китай, Россия, Индия, Турция, Египет и потенциально современный Европейский Союз публично заявляют о поддержке этой модели государства. Критики указывают на концептуальные противоречия в термине и рассматривают возврат к доклассическим цивилизациям как возврат к архаике.

В последние десятилетия XXI века мы наблюдаем возрождение интереса к «цивилизациям» в политической теории и дискурсе. Это связано с усталостью от универсалистских идей неолиберализма, особенно после того как казалось, что мир вступил в эпоху «конца идеологий» и американского доминирования. Однако к концу первого десятилетия XXI века стало очевидно, что политика «демократизация мира» сталкивается с явным сопротивлением в различных странах. В ответ на это на мировую арену вышли «цивилизационные государства» как новые политические субъекты, к таковым себя относят Китай, Индия, Россия, и вскоре к ним присоединились Турция, Египет и Армения. В Европейском Союзе также существуют попытки обращения к этой перспективе. Такое изменение часто рассматривается как конец эпохи постлиберализма и начало многополярного мира, где каждая цивилизация представляет собственную уникальную политическую концепцию, отличную от традиционного национального государства.

В 1990-х годах, на волне демократизации предполагалось, что страны, включая Россию, должны преобразоваться в национальные государства западного типа. Восточная Европа, состоящая из относительно маленьких и этнически однородных стран, встретила эту идею положительно. Однако для крупных стран с долгой историей, как Китай и Индия, принятие модели национального государства стало следствием «колониальной травмы». Россия, в отличие от них, оказалась в тупике, так как попытка внедрения идеи национального государства вызвала дезинтеграцию, противоположную интеграционному эффекту, наблюдаемому во Франции во время Французской революции.

Идея «государства-цивилизации», противопоставляемая западной концепции национального государства, утверждает, что такая модель основывается на социально-культурных основаниях и отражает универсальные принципы, в отличие от национального государства, ограниченного этническими и территориальными рамками. Эта концепция призвана преодолеть энтропию и дисперсию, свойственные многонациональным сообществам, таким как Россия, и предлагает новые формы организации, преодолевающие национальные и динамические барьеры, унаследованные от колониального периода.

В 1990-х годах модернизация в неевропейских странах протекала двумя основными путями: через прямое колониальное вмешательство, как в случае Индии, где местная элита становилась инструментом колониального управления, и через «реактивную модернизацию», как в России, где изменения проводились под влиянием и в ответ на западные модели. Эти попытки часто противоречили внутренним культурным основам обществ, вызывая «цивилизационные отказы» — сопротивление навязанным нововведениям.

Такие процессы подчеркивают необходимость переосмысления модернизации, предлагая альтернативную концепцию «государства-цивилизации». Эта идея предлагает форму наднационального синтеза, которая учитывает уникальные историко-культурные особенности стран, предоставляя альтернативный путь к модернизации, который включает не только экономическое, но и социальное, культурное и этическое развитие.

К началу XXI века неолиберальный проект под начал сбоить в различных регионах мира, потому что его создатели не смогли воспользоваться историческим шансом и установить эффективный мировой порядок. Как замечает китайский профессор Ч. Венвэй в своей монографии «Китайская волна: подъем цивилизационного государства», это можно назвать «концом конца истории». В ответ на неолиберальное давление и попытки навязать модель «государства-нации», многие не западные страны разработали концепцию «государства-цивилизации». Это стало видно на примере Индии, где ученые утверждают, что Индия заслуживает собственной уникальной системы, не подходящей под западные стандарты.

Такая идея «государства-цивилизации» становится все более популярной, но одновременно возрастает и критика этого концепта. Одним из аргументов противников является то, что такая модель считается устаревшей и архаичной. Однако сторонники этого подхода видят в его уникальности и исторической основе значительные преимущества, отвергая западное доминирование как отход от истинного исторического пути.

Суть противоречий между двумя подходами заключается в разном видении развития государств: национальное государство представляло собой революцию и разрыв с традицией, в то время как «государство-цивилизация» стремится к возрождению нарушенной традиции, часто вследствие колониального влияния или модернизационного давления. Эта модель особенно актуальна для больших многоэтнических государств, таких как Китай или Индия, где общее культурное наследие и историческая судьба народов играют важную роль.

Что это значит на практике? Большинство государств, которые считают себя цивилизационными, занимают большие или очень большие территории. В отличие от них, национальные государства развивались как прогрессивная форма организации общества, управляя относительно небольшими территориями, которые были больше общин и феодов, но меньше империй, осколками которых они являлись. Национальные государства успешно справились с задачей объединения различных племён и этносов в единую гражданскую нацию, что и объясняет происхождение их названия.

Но территории больших стран обычно населены множеством этнических групп, которые нуждаются в объединении. Создание единой социально-политической среды в таких местах часто опирается на общее культурное и историческое наследие народов, проживающих на этих территориях. Их история зачастую значительно длиннее истории современных национальных государств. Примером может служить Китай, где национальное государство существует около 150 лет, в то время как цивилизационная история страны тянется на три с половиной тысячелетия. Цивилизации поддерживают своё существование, сохраняя и передавая через поколения устойчивые характеристики и ценности, что делает их релевантными даже в современных многонациональных и многоконфессиональных обществах. Поэтому обращение к цивилизационной идентичности не является шагом назад, а представляет собой устойчивую политическую практику в условиях современности.

К тому же современная ситуация меняется таким образом, что европейские национальные государства сами оказываются в процессе утраты своей мононациональности. Это происходит не только ввиду конструирования европейского цивилициционного проекта, но и вследствие интенсивных миграций и активизации политики мультикультурализма. Это подстегивает интерес к идее «государства-цивилизации», что может привести к переосмыслению европейского политического пути, особенно в контексте усиления мультикультурализма и миграционных процессов. Эта тенденция нашла отражение в высказываниях Еммануэля Макрона о роли Франции в формировании нового цивилизационного проекта для Европы.

С появлением концепции «цивилизационных государств», политический анализ начал углубляться в историческую перспективу, которая шире и более глубока, чем современный период. Эти государства, которые Фернан Бродель называл «старцами» мировой истории, стремятся привлечь внимание к своим многовековым культурным традициям. Например, Китай ссылается на свою три с половиной тысячелетнюю письменную историю и стабильные границы, Россия — на свое византийское и монгольское наследие, а Индия рассматривает свою долгую цивилизацию как ключ к пониманию современной идентичности. Страны, такие как Россия, Египет и Турция, также обращаются к своему прошлому, стремясь возродить и укрепить связи со своими культурными и цивилизационными традициями, делая это частью публичной политики, что отчасти усложняет . 

Другой аргумент против концепции «цивилизационного государства» заключается в том, что цивилизации по своей природе являются органическими и целостными, их сложно полностью рационализировать. В то время как государство основано на рациональных и прагматических принципах. Профессор Дж. Прабху утверждает, что аморфная природа цивилизации несовместима с юридическим статусом государства. Другой исследователь, П. Б. Паршин, объясняет, что в то время как цивилизации развиваются и умирают подобно живым организмам, государства функционируют как социальные машины, используя структурно-механические метафоры, такие как «государственный механизм» или «аппарат».

Это различие в понимании выявляет глубокие мировоззренческие различия между Востоком и Западом. Запад традиционно видит государство как одну из множества общественных организаций, созданных для управления, в то время как в незападной традиции государство воспринимается как хранитель общественной гармонии и добродетели, что делает концепцию «государства-цивилизации» более релевантной.

Это связано с холистским мировоззрением, которое акцентирует внимание на коллективных действиях, в отличие от индивидуалистического подхода Запада. Американский исследователь Востока, Тан Чунг, утверждает, что преимущество коллективного подхода перед индивидуальным лежит в основе предпочтения Индии и Китая «пути цивилизации», который теперь принимает форму «цивилизационного государства». В Индии это видно в отношении между параматманом и атманом, а в Китае — между конфуцианскими категориями дао и сяо. В современном Китае эта идея о «общей сущности» превращается в триаду: общая судьба, общие интересы и общая ответственность.

В европейском контексте, как и понятие национального государства, так и цивилизация получили инструментальное значение, что привело к созданию дихотомии «цивилизация» против «варварства». Эта классификация превратила идею цивилизации в шкалу для оценки развития различных стран. Для стран с тысячелетними традициями, таких как Китай и Индия, такой подход означал либо игнорирование их исторического пути развития, либо принятие модели запоздалого следования за Западом. Это не соответствовало их самоосознанию, что стимулировало их отказ от концепции государства-нации в пользу цивилизационной перспективы.

«Цивилизационное государство», противопоставляя себя национальному государству, возможно, становится промежуточным этапом в формировании новой мировой организации. Цивилизационное основание содержит в себе латентную форму грядущей макрорегиональной организации, которая адекватно передается формулой «миры-цивилизации», представляющих собой оформление «сверхбольших пространств» на основе общих ценностей, исторической судьбы, культурных и религиозных факторов. Это понятие подразумевает возможность объединения крупных регионов на основе общих ценностей, исторической судьбы и культурно-религиозных особенностей. Так, термин «синосфера» (китайский мир) описывает концепцию, которая включает страны Юго-Восточной Азии, объединенные общими культурными и мировоззренческими характеристиками, включая древнюю культуру влажного риса, иероглифическую письменность и конфуцианскую этику.

Вывод 

Переход от универсалистской модели европейского модерна, где в центре стояло государство-нация, к разнообразию современных форм, связан с поиском новых организационных принципов, основанных на древних цивилизациях. Это смещение акцентов предвещает замену идеологии глобализации с американским преобладанием на идеологию многополярности и многоцивилизационности. Возрастающее влияние цивилизационного подхода может привести к формированию нового мирового порядка с центром в Евразии, основанного на альтернативных ценностях, которые могут способствовать созданию нового «суперконтинента».

Этот переход вызывает опасения, аналогичные прежнему блоковому противостоянию времён холодной войны между США и СССР, которые представляли собой «империю свободы» и «империю справедливости». Эти страхи отражают борьбу двух идеологических систем, что также подчеркивает потенциал новой цивилизационной перспективы в глобальном развитии. Существует западный проект цивилизации, основанный на индивидуализме и личной свободе, но для достижения высших гуманистических целей развития человечества важно, чтобы существовал также проект, основанный на справедливости и общем благе.

Выжимка статьи Спиридоновой В.И. (д. философских наук, Институт философии РАН) «Цивилизационное государство» versus «национальное государство» как отражение кризиса неолиберального порядка», «Знание. Понимание. Умение», 2022, №2.
Сфера научных интересов: проблемы глобализации, модернизации, войны и мира, власти, бюрократии, становления и эволюции современного российского государства