Лежа на кровати я размышлял, в чем смысл моего пребывания здесь. Будучи полубогом, я мог очень многое, особенно в сравнении с тем, что имело здешнее человечество. А значит, от моих решений круто зависит развитие мировой науки, значит и цивилизации в дальнейшем. Уж если мне суждено было творить альтернативную историю, то нужно делать это максимально эффективно.
Я ломал голову, по какому пути развивать прогресс, пока в один из вечером не решил снова вспомнить старую добрую игру «цивилизация». Возможно, она подскажет если не ответ, то хотя бы направление мысли. Я вновь начал перебирать последовательность открытия наук, необходимых для максимального прогресса. Строительство, земледелие, работу с керамикой — я уже, можно сказать, открыл. Колесо, бронзу, кирпичную кладку — тоже. Из элементарных наук оставался нетронутым алфавит, позволявший затем открыть письмо, но зачем это мне? Писать то особо не на чем, бумагу я вряд ли сварю, да и чернила не сделаю. Потом как ступенька — для меня этот этап пройден, ведь я умею писать. Также в игре были «обряд погребения», который в перспективе давал религию. Может в этом ключ? Да нет, бесполезная наука — я сам тут религия.
Получалось, что все базовые науки были мною открыты. Дальше начинались нужные для сценария захвата планеты, но не нужные мне сейчас астрономия и навигация. Письмо давало литературу и математику. Это открывало в свою очередь путь к деньгам, торговле, университету и дальше начиналась эра изобретений. Порох, металлургия, мануфактуры. Дойду ли я до такого прогресса за свою жизнь? Что мне может помешать сделать это максимально быстро?
И тут меня осенило. Я вскочил и нервно заходил по темной комнате. Конечно же! Гениальный Сид Мейер, придумывая игру Цивилизация, учел то, что столько времени упускал из виду я. Алфавит, письмо, литература — вовсе не бесполезные науки. Это те вещи, которые сохранят мои достижения, ускорив дальнейшее развитие человечества. В одиночку я уже сделал почти все что мог, и поэтому уперся в стену. Дальнейший прогресс должно делать общество, а я обязан ему в этом помочь. Пусть не это поколение, а через сто, да хоть тысячу лет, но потомки прочтут об авиации, телевидении, космосе. Но без умения хранить информацию — все мои достижения, вероятнее всего, пропадут после моей смерти.
Меня переполняли идеи. Обладая элементарными знаниями я все-таки смогу нарисовать самолет, танк, подводную лодку, вертолет или велосипед. Да мало ли вещей, которые для нас кажутся обыденными, я смогу описать.
Стоп! Второй раз за вечер я остановился, словно пораженный молнией.
Вертолет, парашют, танк. Это ведь те вещи, которые нарисовал Да Винчи. Гений изображал изобретения, ставшие доступными через пятьсот лет, возможно руководствуясь теми же принципами, что и я. А может он был вовсе не гений? Ни путешествия в космос, ни телевидение, ни какие-нибудь лазерные лучи предсказаны не были, но были и танк, и парашют, и вертолет. Может быть, в прошлое попал, скажем, мальчик из 1950-х годов? Скажи мне кто-то о такой версии пару лет назад, я бы покрутил у виска. А сейчас мне казалось это практически очевидным.
А Уэллс? Как можно было написать про мощную бомбу, которая высвобождает энергию при расщеплении атомов, когда в Англии его времени дома освещались свечами? Или предсказать посудомоечную машину, травелатор или центральное отопление? Возможно ли это сделать, не будучи очевидцем? Или все они были? А скольких еще подобных предсказателей мы не знаем потому что они не удосужились задокументировать свои фантастические мысли, или попросту потому что были сожжены на кострах?
Я понял, что мне нужно было делать, и объяснения для Тыкто явились сами собой. Получив четкое описание своего предназначения я как будто открыл дверь в новую эру. Мне хотелось бежать и строить новый мир прямо сейчас, и я с большим трудом заснул только под утро.
Сидя напротив Тыкто я старался донести до его сердца то, что понял ночью сам.
— Когда я пришел, и стал кидать дерево в огонь — никто не знал зачем это. Но сейчас вы все понимаете. Когда я бил крапиву палками, и делал из нее нити — никто не понимал, что я делаю. А сейчас вы ловите веревками зверей и рыбу. Когда я клал в огонь руду — никто не думал.., — я продолжал приводить примеры моих простых действий, приводивших к прогрессу. Видно было, что Тыкто понимает о чем я говорю, но не понимает куда я клоню. Простыми словами я очень старался объяснить ему смысл своего монолога.
— Там, откуда я пришел, люди умеют очень многое. Они видят и слышат друг друга на расстоянии, они носят оружие, которое пробивает любую броню, они летают по небу как птицы. Я хочу научить твое племя удивительным вещам. И если я делаю что-то и никто не понимает — это потому, что я делаю что-то новое. Вот для чего я прошу помощи твоих людей, и буду просить в дальнейшем. Ты их вождь, они слушают тебя. И если ты веришь мне, то будешь помогать, чтобы ты тоже смог делать удивительные вещи.
Произнося эти пафосные слова я старался делать большие паузы, но когда закончил, Тыкто все-равно задумался очень надолго. Видно было, что мозг старается изо всех сил понять больше, чем то, на что был способен. Наверное, это как если бы мне кто-то рассказывал теорию струн, убеждая, что именно эта система объясняет мой мир. Я бы понял каждое слово в отдельности, но общий глубинный смысл...
Тыкто внимательно посмотрел мне в глаза преданным взглядом и наконец сказал:
— Гном, я хочу летать по небу как птица. Я верю тебе.
Я не удержался и крепко обнял его.
Предстояло разработать план для интеллектуального рывка вперед.
Очевидно, что ставку следовало делать на молодое поколение, которое и должно было построить новый мир через пару десятилетий. Сравнивая здешних обитателей с современными людьми я уже давно понял, что взрослый туземец доходит до уровня развития примерно пятилетнего ребенка. Нет, физическое развитие было на высоте. Наблюдалась даже акселерация. Но вот интеллектуальное: как и пятилетние дети туземцы учились считать до ста, обладали простыми эмоциями и скудным словарным запасом. При этом я был уверен, что возьми я шефство над младенцем, через пять лет он начал бы считать не хуже Тыкто, а вдобавок выучил бы алфавит и русский язык без акцента.
Но обучение карапузов хоть и значилось в списке моих задач, сконцентрироваться я решил на подростках. Буквально через пару лет от них можно ожидать серьезного подспорья в быту и производстве. Том был тому наглядным примером. Я решил повторить историю успеха и объявил интеллектуальную мобилизацию.
По всем трем племенам был брошен клич, что мальчики и девочки от 10 до 15 лет должны прибыть на вступительный экзамен. Через три дня около моего лагеря толпилось примерно 80 подростков, которых я расселил по вновь построенным шалашам. Во избежание конфузов, были организованы женские и мужские кампусы.
Для начала мне нужно было отделить сливки. Подросток проходил десятиминутный тест, в котором я определял его потенциал. Система баллов была простая. Знаешь сколько тебе лет — проходишь дальше. На взгляд сравниваешь кучки из пяти и шести зерен, отвечая какая из них больше — еще один балл. В куске глины я проделал отверстия, в которые надо было вставить цилиндр, кубик, треугольник и еще пару форм. Справился за пол-минуты — отличные мозги. Не понял что от тебя хотят — возвращайтесь в кампус.
Подобная методика давала примерно двадцатипроцентный фильтр. Имена тех, кто проходил тест — я записывал в свою табличку и переселял в другие шалаши. К концу второго дня я обработал почти всех абитуриентов и уже имел семнадцать или восемнадцать поступивших. Утомленный долгими упражнениями с весьма слабыми интеллектуальными визави я устало попросил зайти следующего кандидата. Это была девушка. Лет тринадцати.
-Четырнадцать, — показала она на пальцах, когда я спросил ее о возрасте. Довольно легко были пройдены и остальные тесты, порой ставившие в полнейший тупик моих собеседников. Я заинтересовался этим подростком. Девушка из племени команчей была спортивного телосложения, как большинство дикарей проводящих время в охоте за едой, но не худющая, как многие недоедающие подростки. Правильные черты лица я бы назвал даже симпатичными, особенно на контрасте с тем, что я видел последние пару лет.
Не желая отпускать ее я предложил еще несколько тестов. Зерна были разложены в на столе определенном порядке, затем я убирал одно из них, предлагая восстановить фигуру. Сначала зерен было три, затем четыре, пять, шесть… Похоже, что я имел дело с доисторическим вундеркиндом.
— как тебя зовут? — спросил я, приготовившись написать ее имя
— Лиа, — ответила она и подняла на меня глаза.
Луч заходящего солнца прошел через узкую щель моего окна и осветил ее лицо. По моему телу пробежали мурашки. На меня смотрел тот взгляд, который сложно перепутать. Это иногда встречаешь, находясь за рубежом. Ты встречаешься глазами с человеком и понимаешь, что перед тобой именно русский. И более того, ты точно знаешь, что про тебя думают точно также, нисколько не сомневаясь в наличии красного паспорта в твоем кармане. Не знаю, описал ли я этой аллегорией свои чувства в тот момент, но этот взгляд как будто заглянул в мое сознание.
— я тебя понимаю, — говорили эти глаза, — и гораздо больше чем остальные.
— Лиа, — повторил я. — Ты молодец. Тебя проводят в новый дом.
Оставшиеся собеседования я провел не выпуская из головы эту встречу. В результате экзамена я отобрал двадцать человек, которым предстояло пройти обучение многим элементарным и не очень вещам. Оставшихся шестьдесят я определил в подмастерья к своим отцам, если таковые где-то работали, или на те участки, где не помешала бы помощь. Вот так походя, было изобретено ПТУ.
Новый подход к подросткам требовал новой дисциплины. Помимо основной работы мальчики проходили двухдневную практику добывая пищу рыбалкой или охотой. Вечерние часы были посвящены спорту, а раз в месяц, по воскресеньям, все могли видеться со своей семьей на большой ярмарке. Девочки же факультативно работали со шкурами (для этого пришлось убедить Ыкату разрешить подобную практику), делали веревки, посуду, готовили еду и плели корзины.
Быт простых подростков стал более упорядочен, а двадцать умников получали, вместо трудовой практики, дозу интеллектуальных инъекций. Я не стал мудрить, по сути скопировав начальную школу. Были обязательными русский язык с алфавитом, русский язык с изучением слов, письмо, пока через рисование палочек и кружочков, математика и что-то вроде труда с природоведением. Последний урок — было что-то внеклассной прогулки с учителем. Мы ходили по различным производствам, где объяснялись основные принципы почему что-то делается именно так, а не иначе. Я объяснял принцип палки металки, вращения водяного колеса и кипения воды от костра.
Не буду скрывать, что я часто обращал внимание на Лиу. У меня были к ней скорее отеческие чувства, ведь по сути я годился ей в папы, а она была еще ребенком, но это были именно чувства. Несколько месяцев, проведенных мной в качестве учителя начальных классов невольно сблизили нас, и не редки были случаи, когда Лиа оставалась после уроков.
Начало №2 №3 №4 №5 №6 №7 №8 №9 №10
№11 №12 №13 №14 №15 №16 №17 №18 №19 №20
№21 №22 №23 №24 №25 №26
Лолита=)
интересно
Вы случайно идею не оттуда подхватили?)
Там тоже Урфин на умении добывать огонь воссел на трон)
А между прочим, где Седой? Когда он наконец появится?
И ещё, в природе всегда соблюдается баланс. Если наши «провалились» в прошлое, наверняка парочка туземцев перенеслась в будущее. Идея для следующего романа! Дарю)))