Почему так сложно признавать свои ошибки?

Качественная работа мозга всегда строится на умении правильно оценить свои предыдущие действия. Понять где были допущены ошибки, чтобы постараться избегать их в будущем. Это работает как на уровне выработки неосознанных безусловных рефлексов, так и на более сложных уровнях сознания.

В моей трейдерской карьере такая «работа над прошлыми ошибками» это вообще основа основ, без неё не то что нельзя развиваться и двигаться вперёд, но даже и на месте не устоишь, как учил нас mr. Кэрролл.

Для деятельности сообществ и организаций качественный анализ проделанной работы не менее важен, чем для конкретного индивидуума.

И на уровне компаний это хорошо понимают, из года в год анализируя финансовые показатели, деятельность руководителей высшего звена и линейных подразделений, принимая решения о поощрениях за прорывы и наказаниях за провалы.

Но почему-то на уровне государства это совершенно не принято. Мы клинически боимся ворошить свою историю и называть вещи своими именами. Нам категорически внушают, что всё, что происходило в Великой России – происходило только во благо, не давая ни секунды критическому мышлению подвергнуть этот тезис сомнению. Да и само «подвержение сомнению» в некоторых вещах уже вполне официально становится преступлением.

Но рот-то людям заткнуть несложно, а мозг выключить уже сложнее. И нарастает когнитивный диссонанс как в старобородатом анекдоте: Воспитательница в детском саду спрашивает: «Дети, в какой стране самые красивые игрушки?» Дети (хором): «В Советском Союзе!» Воспитательница: «А в какой стране самые нарядные детские одежды?» Дети (хором): «В Советском Союзе!» Воспитательница: «А в какой стране самое счастливое детство?» Дети (хором): «В Советском Союзе!» Вдруг Вовочка заревел. Воспитательница: «Вовочка, почему ты плачешь?» Вовочка (сквозь слезы): «Хочу жить в Советском Союзе!».

Как промежуточный итог такой политики – тотальное недоверие у людей к любой информации, особенно когда она касается истории. И вечный экзистенциональный народный спор о роли личности в истории государства российского.

Нет, в  советском 1991 году мне идея наделить неприкосновенностью всех эти депутатов, президентов и прочих госслужащих категории «А» действительно казалась неплохой затеей – ну как же они бедные будут страну реформировать без такой защиты, а вдруг не получится? Не наказывать же их? Но с годами всё-таки больше хочется, чтобы они хоть как-то отвечали за свои действия и бездействия.

Как? Не знаю. В исторической параллели напрашивается только одно сравнение – Нюрнбергский процесс. Когда обиженные государства решились-таки показать свой гневный фак как организаторам, так и исполнителям всего этого беспредела, вылившегося во Вторую мировую войну. Одних казнили, других посадили, третьих пожурили, а четвёртых и вовсе отпустили восвояси. Плохо ли, хорошо ли, но был создан прецедент СПРАВЕДЛИВОСТИ – зло наказано и тем самым немецкая нация как бы очищена от бесчестья.

И вот интересно, насколько вели бы себя ответственней чиновники и руководители страны, если бы в конце «службы» такой процесс был бы гарантирован… Нет, совсем не обязательно чтобы процесс был карающий, может он будет поощряющий местами. Вот, например, умер или ушел в отставку очередной генсек, после этого собирается процесс из совершенно независимых ни от политики, ни от бизнеса двенадцати активистов-общественников – учитель года, режиссёр, писатель, практикующий врач, художник, продавец-кассир, сталевар, плотник, балерина, дворник, рыболов и академик нетеологических наук. И решают они насколько полезен для страны был генсек и главные его приспешники. Не напакостили? Ну и живите с миром. Казнили много неповинных? Не обеспечили работу системы правосудия? Снизили уровень жизни? Ну, тут уже можно подумать, кого-то пожурить за некомпетентность, а кого-то и расстрелять.

И мнится мне, что при такой системе уже не столь рьяные были бы «перегибы на местах» у эффективных менеджеров товарища Сталина, и господина Горбачёва такой процесс не приласкал бы. Да и сегодня сенаторов, требующих перевода на русский язык, явно бы поубавилось.

Кафка? Утопия? Скажете вы… ну и ладно, жизнь-то зачастую бывает утопичнее самой утопической утопии.