Тимур Турлов, Freedom Holding: пока не планируем платить дивиденды, будем наращивать капитал, надежность и рейтинги - текстовая версия интервью

В среду мы провели #smartlabonline с Тимуром Турловым и компанией Freedom Holding.
Запись интервью можно посмотреть на ютубе, подкаст можно заценить на Яндексе. 
Привожу текстовую версию интервью.

Компания отчиталась прекрасно, акции выросли на 4 процента, чистая прибыль выросла в 6,5 раз. С чем Вы связываете такой потрясающий финансовый результат, который случился за последний год?

Прошлый год был достаточно уникальный, он закончился максимально неожиданно, в принципе, он был максимально неожиданным и непрогнозируемым с самого начала, потому что сначала произошло одно из самых быстрых падений фондового рынка за всю историю, которое мы наблюдали прошлой весной, когда началась пандемия. Все в конце марта говорили, что это только начало, вот это падение на 40 процентов, и что будет не просто хуже, а радикально хуже с каждым месяцем, и в конечном счете мы все умрем. Панические настроения на рынке были колоссальные. Но зачастую после резкого падения происходит резкий рост, и рынок подарил нам не только быстрое восстановление, но и резкий приток инвесторов на рынок по всему миру на фоне нулевых процентных ставок, и в России, и в Европе, и на постсоветском пространстве, даже в США в прошлом году объем торгов более чем удвоился.

Было открыто сотни миллионов брокерских счетов во всей индустрии, и мы здесь тоже не оказались исключением, удвоилась наша клиентская база. Если в 2011 году мы открывали около тысячи счетов за год, то в этом году мы открывали тысячу счетов в день, и мы, конечно, были концептуально не готовы к этому, ни в каких бизнес-планах не закладывали такой взрывной рост рынка, и у нас появилось рекордное количество не только частных клиентов, но и институциональных, достаточно много банков с нами стало работать, других брокеров.

Рост выручки обеспечен несколькими вещами. У нас больше 290 тысяч открытых счетов клиентов, из них 140 тысяч активных, которые делали больше одной сделки за последний квартал, то есть там достаточно свежая клиентская база, но есть еще достаточно много институциональных клиентов, за которыми есть тоже сотни тысяч клиентов, причем эти клиенты есть и в России, и в Европе, и в Казахстане. На самом деле, это органическая история. Мы очень гордимся тем, что нам удалось в своей структуре доходов наш ключевой стрим, самый дорогой для инвесторов нарастить, не какой-то наш трейдинговый доход, а доход от операций с ценными бумагами, наш комиссионный доход был главным драйвером роста. Плюс наш баланс за последний год стал еще более консервативным, сейчас средний кредитный рейтинг ценных бумаг на нашем балансе стремится к суверенному российскому рейтингу, это кэши, ликвидные бумаги, то есть дебиторок и еще каких-то вещей нет, то есть не просто так висит сейчас позитивный апгрейд по кредитному рейтингу, который, я надеюсь, реализуется в ближайшее время.

Как вам удается генерировать почти столько же комиссионного дохода ($272 млн), сколько у ВТБ Капитал Мои Инвестиции ($290 млн) при том, что у ВТБ 1,2 млн клиентов, то есть в 4 раза больше чем у вас?

У нас база молодая и достаточно качественная, мы не открывали пустых счетов, маленьких счетов, у нас 140 тысяч активных счетов, подавляющее большинство счетов фондированные, и у нас есть достаточно много институционального бизнеса, который мы делаем. Мне сложно апеллировать к конкретным нашим конкурентам, у всех своя история, и у всех свои продукты, своя специфика продуктов. Может быть, активов под управлением гораздо больше, но при этом более низкомаржинальный бизнес.

Сама по себе экспозиция на растущий американский рынок, который аномально высокие объемы торгов показал в прошлом году, довольно высокую среднюю комиссионную нагрузку по клиентам. И сама суть продуктов, мы не самые большие торговцы с фиксированным доходом, но торговля акциями – это несколько более высокомаржинальный бизнес с точки зрения комиссии.

В декабре вы купили американскую брокерскую компанию. Какую выручку и прибыль вы ожидаете там увидеть?

Она относительно маленькая, в прошлом году принесла 2,5 миллиона, то есть это 1 процент от общего объема наших комиссионных доходов. Мы ее проконсолидировали в самом конце декабря-начале января, она просуществовала всего лишь квартал в общей структуре, и мы постепенно только начинаем на них поток переключать. Они больше для нас пока способ экономить издержки, чем зарабатывать большой доход, у них есть собственная выручка, но она относительно низкомаржинальная, мы сейчас зарабатываем $1,5 миллиона, в их бизнес-плане это чистая прибыль, которая на американских подразделениях заработает, выручка у них будет достаточно большая, но маржинальность бизнеса низкая. Но они нам должны позволить сэкономить много денег, и мы через это получим гораздо больший экономический эффект.

За счет чего возникает экономия? 

Prime, это член биржи, Nasdaq, фондовая биржа, у них есть свое место. Часть потока крупных американских институциональных инвесторов делается через Prime Executions, который сейчас вошел, и мы должны получить возможность расширить количество клирингов, через которые мы в Штатах работаем, и затраты на execution, исполнение приказов, которые тоже являются частью себестоимости для нас, снизить за счет того, что они члены биржи. 

$272 миллиона ваш комиссионный доход. В этой комиссии какая доля приходится на американские акции, которые приходилось раньше через сторонних брокеров исполнять?

Большая, процентов 80. Основной бизнес группы это Америка. Какие-то локальные истории чисто комиссионного дохода так много не генерируют. В американском обороте еще есть часть комиссии, которая связана с первичными размещениями и с андреррайтинговыми комиссиями, но основная маржа происходит от обычных сделок на бирже, именно американских.

Остатки ваших клиентов судя по отчету составляют $1,16 млрд. Это все средства?

Это кэш клиентов, который мы отражаем в бухгалтерской отчетности, клиентских бумаг он не содержит, то есть клиентские бумаги не являются нашим имуществом, они частью нашего баланса являться не могут. Это свободные остатки на клиентских счетах, которые висят, которые не размещены, это чистая ликвидность на наших собственных счетах и счетах наших клиентов.

Какова суммарная стоимость активов ваших клиентов?

Наши собственные клиенты меньше 10 млрд долларов, точно цифру не скажу, ее не так просто оценить, а есть еще институциональные клиенты. Мы много DVP-шного бизнеса делаем, есть довольно большой поток комиссионного дохода по клиентам, чьи активы мы не держим, но при этом зарабатываем на них.

Откуда берется доход от торговли ценными бумагами ($46 млн )?  

Там два ключевых источника. У нас спекулятивных позиций нет вообще, то есть у нас нет тех бумаг, которые мы покупаем дешево и продаем дорого, потому что мы считаем, что они вырастут. Это было для нас принципиальной позицией, мы по-максимуму расчистили весь свой портфель, повыкидывали из него любые условно спекулятивные позиции, и это часть истории, которую мы со своими инвесторами обсуждали. В основном это был маркетмейкерский доход, у нас есть большой бизнес: маркетмейкерство на Петербургской бирже, в Казахстане, на Московской бирже, с Фондом первичных размещений у нас материальная статья доходов была связана с маркетмейкингом этого актива.

Плюс часть инвестбанковских доходов, когда ты на первичном размещении у эмитента выкупил часть эмиссии, затем достаточно быстро продал в открытом рынке своим клиентам и на этом заработал, это ложится в трейдинговый доход, но это зачастую сделки, которые ты делаешь не для того, чтобы взять рыночный риск, а чтобы дать ликвидность в нужный момент времени, и хорошо понимать, когда и как ты эту позицию закроешь и кому будешь продавать в конечном счете.

То есть вы не держите рыночного риска на балансе?

Мы старались никаких позиций в акциях на книге не держать, там у нас были маркетмейкеровские операции, но все эти позиции в течение дня закрывались либо закрывались с очень понятной логикой. Условно, мы могли продавать актив, понимая, что мы потом выкупим у эмитента новый блок, чтобы закрыть шорт, который мы сейчас на рынке выстраиваем в рамках поддержания своих маркетмейкеровских обязательств. Мы не спекулируем активами, наши позиции даже близко к размеру собственного капитала не приближались.

Итак, у вас есть Россия, Казахстан, Европа. Какой рынок на ваш взгляд наиболее перспективный?

По чистому интенсивному росту это точно будет Евросоюз, он стал больше Украины, где у нас 12 филиалов, 12 построенных офисов, достаточно много персонала, и Европа, где мы полностью в онлайне продаем сейчас свои услуги, стала больше Украины за очень короткий срок. Для меня почти очевидно, что к концу этого года может стать больше Казахстана по объему продаж и по объему бизнеса, который мы собираем, несмотря на то, что в Казахстане существуем 10 лет. Поэтому по интенсивному росту наших комиссионных доходов, видимо, это будет Евросоюз. Немцы отлично покупают американский фондовый рынок, наши решения, с которыми мы выходим туда, весьма конкурентоспособны, мы можем конкурировать с теми компаниями, которые сильны там, а в Европе не так много конкурентов, которые являются брокерами первого круга, а не просто white label других брокеров.

Мы понимаем, что Россия принесет нам больше клиентов, чем Казахстан в ближайшее время, потому что доля у нас все еще меньшая, она продолжает расти даже при статичном рынке, мы, видимо, еще доберем органически долю, у нас есть шанс. В Казахстане у нас нет шанса увеличить долю рынка, мы и так на нем доминируем сейчас, там надо развиваться, тестируя гипотезы и расширяя спектр услуг, потому что под нашим брендом там есть две страховые компании, закончили консолидировать банк, видим очень много возможностей, для того чтобы оказывать дополнительные финансовые услуги нашим клиентам, с которыми мы уже построили отношения, и это то, что должно защитить нас от конкуренции со стороны крупных финансовых холдингов, как это происходит сейчас в России.

Где сейчас самый большой рост клиентов?

Мы больше всего в России открыли клиентов за последний квартал, но именно темпы роста в Европе больше, там база низкая, но мы прирастаем. Европа имеет шансы обогнать Казахстан по количеству клиентов достаточно быстро к концу этого года. Россию она не обгонит к концу года, потому что мы в России в абсолютном числе растем больше, чем в Европе. Но концептуально мы понимаем, что емкость российского рынка гораздо меньше, и конкуренция, что самое смешное, в каких-то сегментах выше, чем в Западной Европе.

Какой из ваших рынков на первом месте по маржинальности, кто на последнем: Казахстан, Россия, Европа, США?

Мы пока в Штатах не торговали розницу, розница сама по себе более высокомаржинальная, чем чисто институциональный бизнес, то есть бизнес по организации прямого доступа к торгам. Пока Штаты для нас чисто институциональный бизнес, розницы вообще нет, это другая маржинальность по умолчанию.

Если смотреть на Европу, то там очень интересная история. У нас маркетинговая стоимость клиента в абсолютной величине выше, чем в России, и гораздо выше, чем в Казахстане, но средний размер клиента, которого мы получаем, тоже гораздо больше. Если эту маркетинговую историю пересчитывать на удельный вес активов клиентов, который мы получаем, а следовательно, комиссионного потока, то выясняется, что это выгоднее. В России у тебя предел эффективного маркетинга в каком-то сегменте 4 миллиона долларов, то есть ты можешь 4 миллиона долларов потратить на маркетинг, а потом уже не можешь, потому что у тебя начинает падать эффективность конверсии твоей рекламы, и лучше ее уже не давать, потому что это не окупается. В Европе у тебя стоимость клика больше, но и клиенты качественнее приходят, и ее глубина гораздо больше, мы еще не до конца понимаем этой глубины, теоретически какой бюджет Европа может проглотить, и мы все еще экспериментируем.

Мы понимаем, что европейский рынок совсем другой, правила продаж там другие, маркетинговые подходы другие, мы целый год экспериментировали, прежде чем у нас начало получаться. Буквальное копирование российских практик вообще не работает, регулирование другое, законодательство другое, но мы подобрали этот ключик, и если ты хорошо автоматизировал процесс, если весь онбординг происходит дистанционно, ты почти все делаешь в мобильном приложении для клиента, то в Европе работать очень выгодно. В Европе невыгодно нанимать людей и арендовать офис, это гораздо дороже, сложнее и менее эффективно, чем в России и Казахстане. Тем не менее, по чистому бизнесу кажется, что в Европе он получается более рентабельным, даже несмотря на более высокий базовый уровень издержек, который мы несем.

65% вашего бизнеса это физлица. Какая доля из них приходится на долгосрочных инвесторов, какая — на краткосрочных спекулянтов?

У нас не очень спекулятивно настроенные клиенты, они не являются активными трейдерами, но они инвесторы с достаточно высоким уровнем воспринимаемого риска. Мы специально в своей методологии показываем клиентов, которые делают одну сделку в квартал, а не в месяц, как это делает Московская биржа. С нашей точки зрения это более честный подход для наших внутренних, по крайней мере, нужд, потому что у нас действительно есть много клиентов, которые проводят ротацию своего портфеля раз в квартал, и они платят сравнительно высокие комиссионные, могут до 0,5% платить от сделки за транзакции, но они раз в квартал какую-то часть своего портфеля пересматривают, плюс участвуют в первичных размещениях, но относительно небольшую часть своего портфеля.

Почему процент за ротацию такой высокий?

Если клиент сам через торговую платформу это делает, он может платить в 15 раз дешевле, но когда он садится со своим инвестиционным консультантом, когда берет всю нашу аналитику, когда консультант помогает ему сформировать портфель, делает подборки, то выясняется, что люди готовы платить за качественную аналитику, за своего персонального брокера. Если они делают мало сделок, то понимают, что качественный сервис стоит денег. Если у него портфель 100 тысяч долларов, он заплатил 500 долларов, 0,5 процента за ребалансировку этого портфеля, это абсолютно нормально, это окупается. Понятное дело, если бы он каждый день это делал, то был бы полный кошмар, так нельзя, мы всегда снижаем комиссию.

У Freedom Holding потрясающая рентабельность по прошлому году, 50% маржа чистой прибыли, и Вы так искренне, спокойно отвечаете на все вопросы. Нет опасения, что конкуренты, например, Олег Тиньков или Дмитрий Панченко прочитают это интервью, сделают необходимые выводы и станут зарабатывать еще больше? 

Наши конкуренты зарабатывают еще больше все время, и теми же самыми Олегом Тиньковым и Дмитрием Панченко я восхищаюсь, более того, я очень боюсь, что если сейчас мы не предпримем усилия, то у нас такой же конкурент появится в Казахстане, очень сильный и серьезный. Тиньков сделал большое дело для всего рынка, он был одним из популяризаторов инвестиции как феномена в России, ВТБ внес большой вклад, вообще банки внесли большой вклад в популяризацию темы, и от этого мы все выиграли, у нас не было перетока клиентов. Мне не известно о массовом бегстве клиентов от меня к конкурентам, у нас на рынок пришли миллионы новых людей, которые инвестициями не занимались. Наоборот, очень грустно, что в Казахстане сейчас конкуренция очень ограничена, и мы там одни торчим, как небоскреб в степи с гигантской долей рынка и с практикой розничного брокериджа. Только последний год банки начали с нами конкурировать, что меня радует. Хорошая конкуренция стимулирует двигаться быстрее.

А видите ли Вы обратный приток, чтобы клиенты Сбербанка или Тинькофф приходили за более качественным, кастомизированным, индивидуальным сервисом во Freedom?

Наш инструментарий сложнее, чем те инструментарии, которые сейчас дали розничные банки своим клиентам. Розничные банки сделали классные интерфейсы, очень простые продукты, и это оказалось ровно то, что нужно для начинающего инвестора. Потом, когда инвестору начинает нравиться, он зачастую хочет большего, и банки не всегда успевают ему это большее дать, и некоторый переток есть, но нельзя сказать, что он колоссальный. Все мы боремся все еще за ничьих клиентов, у нас нет принципиальных перетоков внутри индустрии, мы их не ощущаем в большом объеме, но, может быть, мы просто их не ощущаем, мне сейчас однозначно сказать довольно тяжело.

Локальная конкуренция не кажется слишком уж страшной, потому что главная конкуренция не локальная, она глобальная, мы больше конкурируем с тем же Interactive Brokers, и часто именно туда теряем своих клиентов, вот это более серьезный вызов, потому что мы начинаем конкурировать с английскими и американскими брокерами, мы должны быть не хуже их. Недостаточно быть самым крутым брокером в России, чтобы выжить, это некая мысль, к которой мы идем. Мы им еще не стали, но даже стать им будет недостаточно, чтобы выжить.

Вы видели, что у нас происходит в последнее время, даже Interactive Brokers наш регулятор, Центральный банк, внес в список компаний, с которыми не рекомендовано работать, черный список Центрального банка. У вас как обстоят дела с регулятором, нет никаких претензий к вам?

Мы прошли колоссальную проверку со стороны Банка России по всей группе, очень глубокую, очень широкую, более глубокую, чем полномочия регулятора распространяются, по нашим ощущениям, и мне очень хочется верить, что мы прошли ее крайне достойно, не разочаровали. Наших компаний в этом списке нет, но там другой фактор. Когда Банк России формирует список недобросовестных участников, и там появляется Interactive Brokers, вопрос, кому вообще люди больше доверяют. У Interactive Brokers есть своя собственная stand alone репутация, которая готова конкурировать с репутацией Банка России в каких-то вопросах в глазах отдельных инвесторов.

У нас пока такой крутой репутации нет, мы только работаем над этим, и нам еще надо большой путь пройти. Мы стали системно значимым брокером в России, наша роль с точки зрения шлюза, доступа на американский фондовый рынок сложно переоценить сейчас. Мы уже много лет системно значимый брокер в Казахстане, мы стали significant CIF на Кипре, мы самый крупный брокер на Кипре по всем параметрам. Мы сами удивились, когда узнали об этом. У нас же институциональный брокер, то есть отсюда дальше идет коннект в Америку, с нашей Freedom Finance Европа, является брокером для России, Казахстана, Украины, для брокера в МФЦА, это переводчик с английского на русский, из английского законодательства в национальное законодательство. Мы везде уже находимся под колоссальным надзором. Когда прямые счета в EuroClear открывали, они очень неформально подходят к нашему аудиту, глубоко всю группу раскапывают.
   
За 2020 год ваша чистая рентабельность резко выросла. Можно ли и дальше масштабировать выручку без существенного увеличения издержек?

Ее очень сложно наращивать дальше без увеличения издержек, и у нас прошлый год был годом великого подвига всей команды. Наращивать издержки в 2020 году было еще и технически очень сложно, просто в период ковида нанимать людей и открывать офисы, даже оборудование покупать было тяжело. Мы купили рекордное количество IT-инфраструктуры, оборудования и огромное количество денег вкладывали в железо в течение прошлого года. Уровень цифровизации наших процессов гораздо выше, чем уровень цифровизации для любого банка, который сейчас работает на рынке.

Другое дело, что мы столкнулись с колоссальным ростом объема при разумном и небольшом росте наших операционных расходов, очень хочется надеяться, что мы сможем удержать достигнутые показатели. Говорить о том, что у нас есть какой-то потенциал наращивания нашей маржи, наверное, нет, та маржа, которую мы видим сейчас, очень похожа на нашу мечту об идеальной марже.

Как планируете распорядиться прибылью, вы будете платить дивиденды либо будете делать инвестиции, и если инвестиции, то какие планы по инвестициям, если дивиденды, то какие планы по дивидендам? 

Мы сейчас пишем в своем годовом отчете, и это является частью проспекта, что мы пока не планируем платить дивиденды. Пока такая большая история роста, нам нужно наращивать собственный капитал, собственную надежность, свои кредитные рейтинги, мы над этим очень активно работаем, поэтому увеличивали капитал своего банка, увеличивали капитал нашего банка в Казахстане, покупали активно небольших конкурентов в прошедшем периоде. И тот свободный денежный поток, который у нас есть, для нас это способ добиться еще лучшего кредитного качества с точки зрения возможности вести бизнес с более крупными компаниями, в том числе в Европе, России, и я надеюсь, что мы сейчас дорастем по всем рейтингам, требованиям, чтобы хранить активы кого угодно, где угодно, и это нам позволит больше комиссионных генерировать просто за счет органического роста капитала.

Плюс это будут слияния и поглощения, навскидку мы сейчас не видим каких-то конкретных таргетов, над которыми мы могли бы работать. Один из ключевых бенефитов публичности – это возможность легче делать крупные сделки по слиянию, поглощению. Мы находимся в глобальной конкуренции, когда ты не можешь позволить себе остаться очень успешным и рентабельным бутиком, глобальная конкуренция нарастает, выживет очень маленькое количество розничных компаний во всем мире, даже не в масштабах России их останется мало, а в масштабах мира их будет очень мало, но они будут очень сильными и большими. Мне бы очень хотелось, чтобы мы смогли сейчас в своем регионе стать лидирующей экосистемой с точки зрения охвата финансовыми услугами наших клиентов и через это смогли влиться, потом, может быть, стать частью какого-то другого большого бизнеса, но позже и сделать это на очень выгодных условиях для наших акционеров.

То есть Вы не исключаете тот вариант, что Freedom Finance когда-то будет продан более крупному игроку?

В моем понимании у нас появится пара-тройка десятков розничных финансовых компаний с глобальным футпринтом. Гуглом пользуются по всему миру, есть Россия, небольшое исключение, где силен Яндекс, а во всем остальном мире кроме Гугла почти ничего нет. Во всех остальных индустриях происходят похожие вещи. Поэтому хватит ли нам амбиций, ума, везения, для того чтобы нам стать одними из этих 10-20 глобальных лидеров, или мы присоединимся к более крупному игроку, который окажется богаче нас и эффективнее, покажет время. Я бы не питал иллюзий, что мы всех победим, но хочется сделать максимум как независимая компания.

Но потерю своей независимости Вы тоже не исключаете? 

Мы и сейчас не являемся супер-независимыми, мы уже публичная компания, где есть много интересов разных акционеров, которые нам постоянно приходится учитывать. Поэтому я к этому совершенно нормален, мне очень нравится идея с нормальным корпоративным управлением и с тем, чтобы стать одним из директоров более крупной компании, получить еще больше возможности делать крутые штуки, меня, как менеджера, такая перспектива крайне привлекает.

Вы сейчас стоите 3,5 миллиарда. Предложат 5, согласитесь?

Я осмелюсь предположить, что на 5 мы сейчас не согласимся, мы пока чувствуем возможность для роста, мы не уперлись еще в потолок. 

Есть такая сумма, которая, будучи озвученной сегодня, все-таки дала бы Ваш положительный ответ?

Я думаю, сумма есть, потому что у меня есть ответственность перед акционерами, я должен был бы спросить их, потому что это и их компания тоже, я не могу однозначно решить за всех. Но если бы это была моя частная компания, других интересов там бы не было, то навскидку такой суммы бы не существовало, я совершенно не знаю, что я буду делать с деньгами и зачем мне деньги без бизнеса.

Нет ли риска что комиссионные доходы в будущем снизятся по сравнению с прекрасным 2020 годом и такой капитализации через год уже не будет, что Freedom будет стоить, как и год назад, миллиард-полтора?

Конечно, есть, нас рынок оценивает очень хорошо. С другой стороны, у нас есть в Казахстане конкурент под названием Kaspi.kz, который стоит 18 миллиардов долларов. И выстраивая сейчас свой пазл, мы понимаем, что он делает и как нам можно было бы с ним эффективно поконкурировать, и почему мы можем делать какие-то вещи концептуально лучше, чем они, и оттянуть на себя какую-то часть их доли рынка и концептуально рыночную капитализацию, которую они строят, занимаясь этим бизнесом. Это как один из примеров.

Безусловно, нам всем страшно, что в следующем году не будет такого же роста, как был в прошлом году, но мы накопили колоссальный запас прочности, колоссальный технологический отрыв. Мы никогда не чувствовали себя комфортно, ни один год, и то, что произошло за 2020 год, меня тоже очень вдохновляет. Страшно, что рынок может это все переоценить, но я вижу само пространство возможностей по тому, какие сделки нам стали приносить, что нам позволяет сейчас делать наша лицензия. Мы экспериментируем со страхованием в Казахстане, сейчас там наша страховая компания в одном из направлений бизнеса, в автостраховании, 50 процентов рынка заняла в онлайне, причем достаточно быстро, что говорит о том, что у нас довольно неплохая команда, которая умеет делать реально прикольный финтех. И когда ты смотришь на то, когда какая-то компания умеет делать половину того, что умеет делает одно из твоих подразделений, стоит 25 миллиардов долларов, у тебя появляется азарт, и ты думаешь: у нас тоже получится, а что нам мешает тот же сервис в Европе развернуть. И вот этого вдохновения у нас хватает.

Если какие-то из тех идей, которые мы сейчас активно отрабатываем, смогут взлететь как на наших национальных рынках, так и в Европе, то не исключено, что мы сможем и больше стоить, потому что мы пока еще чувствуем в себе силу поконкурировать с ребятами, которых венчурный рынок сейчас оценивает в миллиарды долларов без какой-то выручки и доходов. У нас есть ощущение, что мы можем делать такие же технологические решения.

Почему вы не публикуете презентации к корпоративной отчетности?

Первая причина заключается в том, что очень агрессивная американская культура раскрытия информации говорит о том, что, с одной стороны, ты можешь однозначно power point положить все цифры, раскрытые в годовом отчете. Если ты не расширяешь радикально этот годовой отчет каким-то образом, то делать это можно. Дешевле этого не делать, профессионалы и так разберутся, непрофессионалы читать не будут.

У нас с тобой была несколько лет назад дискуссия про ту же самую презентацию, и сейчас слайды, которые показываются, это одна из тех попыток сделать презентацию нашей годовой отчетности, которую мы переведем на английский язык, опубликуем на своем корпоративном сайте, прогоним через всех американских юристов, потратим на это деньги, время. Но мы поняли, что мы сейчас очень скупы в своих публичных коммуникациях с американскими инвесторами, поскольку мы публичная компания, в частности, акции Freedom входят в десятку наиболее популярных среди российских инвесторов ценных бумаг на Санкт-Петербургской бирже по их статистике, которую они публиковали, по-моему, на 6 месте.

У нас здесь есть много акционеров, и они нас слышат, мы с ними достаточно много взаимодействуем, я посты пишу, прямые эфиры делаем, довольно много интервью даем. И у нас сейчас возникло большое желание свой корпоративный сайт сильно доработать и перевести для наших американских акционеров огромное количество информации, которую мы публикуем на русском языке. Это еще и некая юридическая бюрократия, которую надо постоянно бороть. Когда тебя за любое неверно сказанное слово, за любую презентацию может прилететь куча судебных исков, то это очень сильно выхолащивает.

У нас очень долго был вопрос про гайденсы, наши прогнозы, сколько мы будем зарабатывать в будущем. У меня есть армия юристов, которая говорит, что ни за что, никому, никогда, лучше этого не делать, потому что это такой сложный процесс с точки зрения менеджмента, там столько подводных камней.

Как раз хотел спросить: сколько вы будете зарабатывать в будущем?

Мы сейчас не даем официально никаких гайденсов, у нас появился ресерч, независимый по нам. Месяц назад Sidoti публиковал свой ресерч, они сделали некий прогноз своей финансовой модели по доходам, она кажется нам вполне разумной, их цифры не вызывают принципиальных вещей. Sidoti – это брокерская компания в Штатах, они не покрывают большие имена, а покрывают средние и маленькие компании. Мы очень сильно надеемся, что у нас появится ресерч от банков первого круга, мы по размерам почти доросли, для того чтобы попасть на их радары. Но первая тысяча компаний в Штатах более сильно обласкана, чем остальные 10000 публичных компаний, которые в Штатах тоже существуют.

Вторая часть интервью выйдет позже.