2022 Год: "Не Верь Глазам Своим", или Как Мы Обманываемся. Печальные Итоги и Перспективы Российской Экономики

Итоги 2022 года в российской экономике уже определены и сформулированы большинством российских экономистов. Это определяет их качество. Общее место и консенсус состоит в следующем.

Во-первых, властные элиты максимально облегчили давление на малый и средний бизнес, уменьшив поборы всех видов и снизив регуляторное давление. Цель такой «невиданной» щедрости очевидна: необходимо сохранить социальную стабильность и максимально смягчить негативные социально-экономические последствия новых условий для России. Разумеется, это не имеет отношение к проградационной либеральной экономической политике, направленной на качественное развитие, это всего лишь подобие нового НЭПа. Что последовало после НЭПа 20-х годов 20 века мы помним. 

Во-вторых, накопленные запасы позволили значительно амортизировать резкое падение импорта в первой половине 2022 года и удержать товарный ассортимент от критического дефицита.

В-третьих, адаптивность российских предпринимателей оказались выше ожиданий: накопленный опыт 30-ти лет фактического выживания и отношений с государством, беспрерывно расширяющем свои права и притязания, позволили предпринимателям практически моментально найти новые возможности. Более того, для тех бизнесов, чьи интересы сконцентрированы на глубоком внутреннем спросе, наступила, возможно, эпоха краткосрочного процветания: государство ослабило хватку, а необходимость замещения сжатого импорта импортом из других источников или собственным производством позволяет значительно расширить продажи даже в условиях снижающегося спроса. Ослабление конкуренции и одновременно фактическое акцептирование государством «параллельного импорта» уравновешивают крен в сторону увеличения себестоимости и способствуют сохранению и даже расширению маржинальности.

В-четвертых, «параллельный импорт», являющийся, фактически узаконенной контрабандой, позволяет сгладить девиации в предложении потребительских товаров и является положительным контрибьютором в инфляционную стабильность.

В-пятых, федеральные трансферты и поддержка большого бизнеса, сосредоточенного в рентных секторах, отраслях первых переделов, оборонном комплексе и так или иначе аффилированных с государством, позволили не допустить открытой безработицы.

Тем не менее, эта картина приобретает совсем другой вид по мере углубления в детали и нюансы. Четыре пункта: умеренное падение ВВП, рекордно высокая занятость, поддержание товарного ассортимента за счет параллельного импорта и не драматическая инфляция — взяли на вооружение безудержные оптимисты-экономисты, чтобы твердить мантру «экономика устояла, экономика выжила, все стабильно, мы справились». Но при более пристальном внимании эти позитивные заключения изменяются и рассказывают нам совсем другую, куда менее оптимистичную историю. И эта история такова: благосостояние населения неуклонно и интенсивно снижается, а перспективы теряют все обнадеживающие переменные.

Итак, по порядку.

Утверждается, что падение ВВП в 2022 году составит 3%-4% против консенсус-прогнозов в 8-10%. Говорить об этом как об успехе — подлинная аберрация. Прогнозы роста ВВП в России в 2021 году консенсусно говорили о 3%-4% росте на постковидном восстановительном импульсе. Этот рост был рукотворно свернут, вместо него было обеспечено 3%-4% падение. В нынешних условиях и по причинам, к ним приведшим, справедливо говорить о фактическом 10% падении ВВП, отсчитывая не от базы 2021 года, а от очевидного потенциала роста 2022 года, который, с большой вероятностью реализовался бы в случае отсутствия специальных и прочих «операций». Такой подход к определению базы расчета более адекватен в создавшихся или вернее сказать созданных условий, чем общепринятый способ определения темпов изменения ВВП. Мы должны закладывать в расчет динамики ВВП очевидно упущенные возможности для получения реальной картины экономической ситуации.

Но что еще более важно, так это то, что ВВП в нынешних, мягко говоря «экстремальных” условиях» милитаризации и изменения структуры экономических обменов — практически низко релевантный показатель. Почему?  Потому что ВВП — это объем всех сделок в экономике. В случае, когда перед вами автократия, нацеленная на максимальную ренту и «интенсивное развитие военно-оборонного комплекса», ВВП отражает экономическую специализацию, но вовсе не отражает рост и разнообразность обменов среди экономических агентов. Другими словами, производство бессмысленных товаров, например, спецодежды или “машин с гусеницами и железными колесами”, не имеющих экономического мультипликатора, будет учтено в ВВП. Но в реальности к инклюзивному росту экономики это не имеет отношения.

Вдобавок к этому, добыча полезных ископаемых и их продажа вносит наиболее существенный вклад в российский ВВП, однако в этих процессах задействована небольшая часть населения, а основными бенефициарами этих доходов являются политические рентоориентированное элиты, контролирующие бюджетное перераспределение.

В автократии ВВП отражает вертикальную ренториентированную структуру перераспределения благ. Добавленная стоимость не создается на базе сложных технологических продуктов и их широкой коммерциализации. В создании добавленной стоимости не участвует максимальное кол-во экономических агентов: в автократии они заняты добычей природных ресурсов и бюджетным сервисом. Большая часть ВВП создается небольшой частью населения, а выгодоолучателями остаются политические элиты, бюрократия и прочие аффилианты, приближенные к бюджетному перераспределению.

Если мы хотим посмотреть на реальное экономическое положение и его динамику, мы должны обращать внимание на метрики, показывающие реальное состояние экономических агентов, их предпочтения и изменения этих предпочтений, темпы обмена благами. Нужно смотреть на более глубокие и детализированные метрики, показывающие реальную ситуацию: на поступление налогов от не сырьевого сектора, на реальные располагаемые доходы, на сбережения, на розничные продажи и их кластеризацию, на транспортные перевозки, на прибыль и выручку бизнесов по секторам, и пр.

Например, номинальные доходы населения выросли приблизительно на 1,5%, в то время как реальные располагаемые доходы снизились приблизительно на 2% в 2022 году, по данным Росстата. Уже эта цифра не выглядит правдоподобной: как, при 12 % инфляции и при 1,5-2% номинального роста доходов получается это оптимистическое значение? Очевидно — с помощью манипуляций в методологии расчета обязательных платежей, составляющих переменные в калькуляции реальных доходов. Росстат, как мы знаем большой мастак на эти дела.

Одновременно с этим сбережения в виде рублевых вкладов увеличились в среднем на 15% до 32 трлн руб. Однако с учетом инфляции, реальный рост депозитных сбережений будет составлять приблизительно 2,5%, что в целом соответствует темпу снижения реальных располагаемых доходов. Рост наличных денег на руках населения вырос на 4,8% и составляет чуть меньше половины депозитных сбережений — около 14 трлн руб.

При этом, доля расходов домохозяйств стабильно удерживается в диапазоне 75-78%. Но как в таком случае, с учетом инфляции в 12%, можно объяснить рост сбережений и сохранение доли расходов при уменьшающихся реальных располагаемых доходах? Очевидно, только одним — снижением и упрощением потребления: доля расходов относительно доходов у вас та же, но ассортимент и объем товаров значительно меньше.

Если же посмотреть правде в глаза и привести номинальный рост доходов в соответствие с инфляцией, вы получите более значительное снижение располагаемых реальных доходов, которые более или менее соответствуют снижению потребительской активности, то есть качества жизни. Именно это будет реальный картиной снижения благосостояния, а не ВВП, учитывающий, в нынешней ситуации, преимущественно не мультипликативные затраты ресурсов. Впрочем, в рамках нарративов первичности государственных интересов перед личными, а значит централизации перераспределения и обеднение обменов благами, в этом нет ничего странного.

Взглянем чуть подробнее на то, каким образом падает социальное благосостояние, то есть экономика в реальности.

Розничные продажи упали в среднем на 9% в апреле год к году и сохраняются вблизи этого уровня. Продажи непродовольственных товаров по данным на октябрь 2022 года снизились на 14,3 % год к году. Продажи продовольственных товаров на тот же октябрь снизились на 4,3%. Учитывая существенное падение розничных продаж, в первую очередь непродовольственных товаров, можно уверенно говорить о том, что население сжимает свои потребительские предпочтения и ухудшает ожидания, переходя в режим сбережений, экономии, и упрощения потребления. Все это иллюстрирует реальное падение потребительской активности, которое неизбежно отражается на стороне предложения и  депрессируют экономическую активность в целом.

Таким образом реальное падение потребительской активности, упрощение потребления и сжатие доходов и сбережений за счет инфляции и ухудшения ожиданий (по вполне понятным причинам) говорит о 9%-10% снижении экономической активности, т.е. обменов благами. Что это, как не реальный показатель ситуации в экономике?

Теперь о безработице. Безработица оценивается приблизительно в 3 миллиона человек, что составляет менее 4% трудовой силы. Однако скрытая безработица, т.е. люди в отпусках без оплаты, в простое или на неполной занятости составляет около 5 млн. человек. Совокупно, официальная плюс скрытая безработица составляет более 10%. Росстат утверждает, что в обрабатывающей промышленности скрытая безработица составляет около 25% всей рабочей силы. Примем это без дисконтирования, хотя это сложно, если речь идет о Росстате. Но даже уточнение этих официальных данных говорит нам о куда худшей картине, нежели нам рисуют правительственные агентства.

Очевидно, что большие предприятия, так или иначе работающие на интересы государственных бенефициаров, имеют возможности безработицу скрыть или купировать. Но почему не было увольнений и серьезных сжатий в малом бизнесе?

Ответ не сложен. Во-первых, потому что уровень расходов домохозяйств остался тот же. Во-вторых, сами расходы были однотипны и имели стабильный и не сложный состав: у большинства населения, проживающего вне крупных индустриальных агломераций потребительские предпочтения не слишком изощрены, на них не так сильно повлияло изменение ассортимента, который был достаточно примитивным. Серьезно изменение товарного состава прилавков и его разнообразие почувствовали только жители мегаполисов и городов с населением свыше 500 тысяч человек. Таких жителей — около 25 % населения. Безусловно ухудшение потребительских условий и возможностей почувствовали предприниматели, белые воротнички и высококвалифицированные специалисты, которых менее 15%. Остальное население — 75% — это население малых урбанистических формирований и село, где не было того изобилия и разнообразия выбора, которым отличались большие города. Как говорится в русской пословице — не жили хорошо и не надо начинать.

Малый бизнес нашел способ заработка, пусть и небольшого, в «глубинной России», и в ситуации, когда потребительские предпочтения и возможности не слишком волатильны даже в экстремальных условиях, этот малый бизнес продолжает существовать в прежнем режиме, обеспечивая т самую стабильность, так вожделенную и правительством, и населением.

Теперь что касается параллельного импорта. Параллельный импорт действительно налажен, но при всех прочих его преимуществах, надо понимать две вещи. Во-первых, это, очевидно, более дорогая логистика и соответственное увеличение конечной потребительской цены — путь дольше, новые поставщики пользуются возможностью и увеличивают цены. Во-вторых, если это альтернативные выбывшим товары, то в подавляющем большинстве случаев это худшее качество, в сравнении с прежними ассортиментом. В итоге, упрощенно, вы платите столько же за меньшее кол-во товаров или за худшее качество, а точнее вы платите даже больше за меньший ассортимент худшего качества.

Но в любом случае параллельный импорт — это проинфляционный фактор. Население вынуждено покупать такие товары параллельного импорта по завышенным либо неадекватным качеству ценам, поскольку эти товары невозможно заместить отечественным производством, которого попросту нет, или его качество еще хуже. Те же отечественные товары, которые сравнимы с импортными по своим потребительским свойствам, в условиях уменьшенной конкуренции имеют практически такую же цену, что и импортные товары — насколько неэффективна, порочна и губительна концепция импортозамещения, протекционизма и прочих государственных потуг в области экономического стимулирования мы знаем. Восемь лет потребления несъедобного отечественного или уругвайского пармезана по цене итальянского останутся в памяти поколений.

В итоге параллельный импорт — это безусловный фактор инфляции. То, что инфляция не разогналась до немыслимых пределов, не является исключительной заслугой ЦБ с его жесткими репрессивными мерами в первом квартале 2022 года, как это принято представлять российскими экспертами. Умеренная инфляция была обеспечена, как это не странно, западными партнерами России и их политикой в отношении российского экспорта и импорта. Именно эта политика позволила сформировать российскому правительству значительный профицит счета текущих операций. Вторая немаловажная причина — неблагоприятные, если так можно выразиться, условия, в которых население принимает решения, как экономический агент, сокращая и упрощая потребление, а также сжимая горизонты планирования. Эти две причины помогли сдержать инфляционный галоп, стабилизировать инфляцию на уровне 12%, несмотря на резкое сокращение импорта в условиях нехватки отечественного производства.

В заключение, два слова о перспективах.

С сокращением экспортных доходов бюджета за счет уменьшения экспортных объемов, и одновременном развитии альтернативного импорта, инфляционное давление неизбежно будет усиливаться: национальной валюты будет больше относительно резервной, т.е. долларов, которые будут притекать в меньшем объеме в силу сокращения экспорта. Соответственно ценность национальной валюты относительно товаров упадет, что сделает товары в целом более дорогими, а импортные товары еще более дорогими, поскольку за них придется платить больше в силу обесценивания национальной валюты. Инфляция будет неизбежно расти, а инфляция, как мы знаем -  главная угроза для любого правительства в любом государстве, вне зависимости от политического режима.

С другой стороны, если альянс стран, названными российской стороной “недружественными”, более плотно начнет заниматься вторичными санкциями и купированием возможностей параллельного импорта, инфляция неизбежна все равно, поскольку нехватка даже плохих или дорогих товаров сделает их еще более дорогими — как импортные, так и немногие отечественные.

Именно поэтому я не вижу дезинфляционного сценария для российской экономики. Развитие импортозамещающих производств просто невозможно как в силу особой “ситуации-операции”, так и в силу рентоориентированной политической системы и ее бенефициаров. Сжатие потребительских предпочтений на фоне исчезающих или удорожающихся товаров не сможет существенно повлиять на рост цен, скорее увеличит долю расходов на фоне снижающихся доходов из-за стагнации предложения и инфляции, триггированной падением экспорта и ужимающимся импортом. Расширение потребительских предпочтений и возможностей в силу какого-то “чудесного чуда”, например, увеличения экспортной выручки, все равно не выровняет ситуацию на фоне ограниченного и “очень параллельного” импорта. Единственный дезифнляционный сценарий — это тотальная социальная и экономическая депрессия и переход в состояние… в которое не хотелось бы переходить.

Однако переход в такое нежелательное состояние депрессивной автаркической “вакуумной” экономики — вполне вероятный исход, поскольку никто не отменял обратной «негативной спирали». Удорожание товаров на фоне ужесточения внешних экономических условий при недостатке внутреннего производства будет сопровождаться снижением покупательской способности и доходов населения. В нормальном мире это называется стагфляцией.

Итак, мы в 2023 году.  «Улыбаемся и машем».