Посторонним П.

Разбуженные этим невиданным зрелищем, зашевелились народные толщи — забастовали шахтеры, усилились национальные движения в республиках. И хоть шахтеров кое-как удалось успокоить пустыми обещаниями, но угроза возникновения «Солидарности» в СССР продолжала висеть над страной. К концу 1989 — началу 1990 года страна была уже неуправляема, а стихийное народное движение грозило объединиться в требовании отмены монополии политической власти КПСС Горбачевским «перестройщикам» ничего не оставалось, кроме как подчиниться этому требованию, отменив статью 6-ю конституции, формально закреплявшую эту монополию.
Словом, если произошедшее и можно назвать революцией, то это была революция «снизу», случившаяся не благодаря, а вопреки Горбачеву и его подельникам. То, что планировалось как вполне умеренные, внутрисистемные изменения, вышло из-под контроля и переросло в революцию, обнаружив изначальное и несовместимое расхождение между намерениями вождей и чаяниями народа. Вожди слишком поздно это поняли, но уже начиная с 1990 года и до самого их падения все их усилия были направлены на то, как бы остановить цепную реакцию.
Первые попытки как-то затормозить процесс, особенно распад СССР на независимые республики, начались еще в 1989-м кровавым подавлением мирных демонстраций в Тбилиси и не менее кровавым стравливанием национальных меньшинств с основным населением (в Абхазии, Осетии, Нагорном Карабахе, в Сумгаите). Затем последовали военная операция в Баку и нагнетание обстановки в Прибалтике, где русские переселенцы использовались в качестве инструмента имперской политики. Сейчас уже никто не сомневается, что так называемые «этнические конфликты» были спровоцированы Москвой, действовавшей по старой имперской формуле — «разделяй и властвуй». Но, хотя эта откровенно преступная политика оставила в наследство стране затяжные и порою неразрешимые конфликты, остановить распада империи она уже не могла. Спровоцировать конфликты было легко, а контролировать невозможно.
В самой же России и попытка контролировать процесс через фиктивные «партии», созданные специально для этой цели КГБ, и инфильтрация самостоятельно возникавших политических организаций дала лишь временный успех. Этот «социалистический плюрализм», как и его исторический прототип дореволюционная «зубатовщина», — только способствовал дальнейшей дестабилизации. Как профсоюзники Зубатова кончили тем, что устроили революцию 1905 года, так и гебешно-горбачевские «плюралисты» по мере роста поляризации общества оказались перед выбором: либо остаться за бортом движения, либо идти на конфронтацию с режимом. Мало кто рискнул разоблачить себя и поддержать власть. К концу 1990 — началу 1991 года требование отставки коммунистических властей стало настолько единодушным, что его поддерживали, кажется, даже сами коммунисты.
Впрочем, большинство партийных руководителей к тому времени было уже в основном озабочено проблемой личного выживания, а процесс партийной «приватизации» приобрел характер панического бегства. Проследить, где осели все эти «партийные миллиарды», а с ними — и существенная часть западной помощи СССР того времени, практически невозможно, как невозможно проследить все запутанные связи международного отдела ЦК и КГБ с западными организациями и отдельными политиками. Тем более что после провала путча в августе 1991 года загадочным образом выпрыгнул из окна своей квартиры управделами ЦК Н.Кручина и то же самое сделал его предшественник на этом посту А.Павлов — два человека, непосредственно распоряжавшиеся партийной собственностью и финансами во времена «перестройки». Как-то незаметно исчезли со сцены и остальные начальники, руководившие процессом «партийной приватизации». Например, тихо, никому не мешая, живет в Германии у своих подельников — немецких социал-демократов последний глава международного отдела ЦК В.Фалин, как и многие его сотрудники — в других частях света. Никто их не разыскивает, не тревожит допросами: мир благодушно постановил, что это приемлемая цена за их «добровольный уход со сцены».

Но, если эти «реформы» оказались явно недостаточно радикальны для оживления экономики, они были слишком радикальны для политической системы Даже ленинский НЭП сильно подорвал партию, вызвав массовый выход из нее, а уж 60 лет спустя и партия стала другой (гораздо менее идейной и более бюрократической), в то время как доверия к ней у населения не осталось совсем К тому же за эти десятилетия вырос гигантский аппарат управления, вовсе не желавший расставаться со своей функцией «распоряжения», а подавляющее число предприятий в стране было фактически убыточным, жившим за счет дотаций и субсидий из центра. Их уже нельзя было «перестроить», оставалось только закрыть, выбросив на улицу десятки миллионов рабочих И, как ни мудрила партия, как ни крутилась, а уйти от этих проблем, свалив их на чьи-то плечи и оставив себе лишь «контрольный пакет» владельцев, им не удавалось.
Для решения этой проблемы приступили весной 1989 года к последней фазе «реформ»: к «советизации», то есть к переносу центра власти в советы. На бумаге опять все выглядело разумно и вполне по-марксистски: коли «правящий класс» решил поделиться правом собственности на средства производства с другими, он должен делить с ними и власть. Проще говоря, нельзя было рассчитывать на стабилизацию положения, не расширив социальную базу власти. Да и звучало все это очень по-ленински, возрождая лозунг «Вся власть Советам!» Но то, что казалось разумным в теории, обернулось катастрофой на практике: выборы на Съезд народных депутатов, как и последующие выборы в советы иных уровней, несмотря на все хитрые процедуры «выдвижения», «отбора» и «регистрации» кандидатов, несмотря на гарантированную законом треть мест для партийной номенклатуры и полный контроль средств информации, были полным провалом партии Повсеместно, где удавалось пробиться «альтернативным» кандидатам, народ голосовал за них, выражая свое полнейшее недоверие КПСС, если не сказать — ненависть к ней. Сама эта избирательная кампания впервые за 70 лет дала толчок политической активности населения, расшевелив запуганных десятилетиями террора людей, и вместо восторженного: «Вся власть Советам!» — у них вырвалось: «Долой коммунистов!» В известной степени эксперимент удался лишь на низшем уровне, где обкомовское и райкомовское начальство просто пересело в кресла предисполкомов местных советов, да и то это удалось только в провинции, но не в крупных городах.
В сущности, партийная «перестройка» кончилась в 1989 году, убедительно доказав, что социалистические утопии себя изжили. У них не осталось сторонников нигде, кроме Запада, а попытка их внедрения повсеместно приводила к потере контроля над экспериментом. Стоило лишь убрать колючую проволоку вокруг социалистического лагеря, как лагерники начали разбегаться. Первыми сквозанули восточноевропейские братья, похоронив этим самым идею «конвергенции» Европы в «общий социалистический дом». За ними потянулись республики СССР, где избранные с большой помпой республиканские Верховные советы первым делом проголосовали за «суверенитет» своих республик. Да и в самой Москве, где всеми правдами и неправдами удалось сохранить на Съезде народных депутатов «агрессивно-послушное большинство» (по выражению Юрия Афанасьева), подлинными народными избранниками были чудом пробившиеся 20 % «альтернативных депутатов». За ними не стояли ни партийные, ни финансовые структуры, ни общесоюзные организации — ничего, кроме народной воли. Но именно они были главными героями драмы, за которой неотрывно следили по телевидению сотни миллионов людей. Съезд как высший законодательный орган страны не сделал ничего значительного, но он имел колоссальное просветительное значение, впервые показав людям существо режима в неприкрытом виде.

«Началась погоня за арендой, за передачей и продажей собственности огромному числу всяческих организаций и коммерческих предприятий, при этом капитал экспортировался туда, откуда элита могла бы в течение многих лет черпать его для удовлетворения своих расточительных замашек».
Важно, однако, понять, что это массовое ограбление страны, под конец производившее впечатление бегства крыс с тонущего корабля, изначально не планировалось как таковое. Уходить со сцены они отнюдь не собирались: напротив, идея «перестройки» состояла в том, чтобы укрепить свою власть, «спасти социализм» Но, будучи марксистами, они и спасались по-марксистски: ключевая идея «перестройки» исходила из известного положения Маркса о трех формах отношений «правящего класса» с собственностью — владение, пользование, распоряжение И если в течение последних 60-ти лет своего правления, практически с конца ленинского нэпа, партия держала в своих руках все три формы собственности на средства производства, «перестройка» была как бы возвратом к нэпу. Партия предлагала сохранить в своих руках владение, отдавая распоряжение собственностью в аренду желающим и обеспечивая таким образом совместное с производителем пользование всеми средствами производства страны. И, хотя западная пресса объявляла о «введении в СССР рыночной экономики» раз десять при Горбачеве (и раз пятнадцать после него), в реальности ни о каком «капитализме» и речи не шло (да и сейчас не идет). Горбачевские «реформы» в экономике никогда не пошли дальше поощрения кооперативов, семейных и бригадных подрядов, под конец — даже акционерных обществ, при одновременном уменьшении роли партии в распоряжении собственностью за счет снижения роли Госплана, центральных министерств и общего партийного контроля за производством на местах. В 1989 году с отчаяния заговорили об «индивидуальной трудовой деятельности» (кустарном промысле), но о легализации частной собственности и не помышляли. Любимым лозунгом Горбачева, вплоть до его отставки, было: «придать социализму второе дыхание».
Стоит ли удивляться, что вся эта переустройка не вызвала ни малейшего энтузиазма у рядового работяги? Сколько бы ни мудрили ученые господа, а он-то знал, что пока дело не его — толку не будет. Совместное с партией «пользование средствами производства» его явно не устраивало: и «партнерство» получалось слишком неравное, и репутация у «партнера» слишком скверная. Зато «теневая экономика», уже и так сильно спаявшаяся с партийными структурами, бурно расцвела в этих новых формах. Возникавшие кооперативы были в основном «посредническими», т. е. «перераспределявшими» социалистический продукт на частный рынок. В результате коррупция превратилась в норму, дефицит товаров стал еще больше, очереди к пустым прилавкам — еще длиннее, а тенденция партии к раздроблению и образованию региональных мафий только усилилась Этому же способствовали попытки децентрализации управления хозяйством, поощрявшие рост экономической автономии: вместо улучшения возникал управленческий хаос, а местная власть, спекулируя на извечных националистических настроениях своих республик, стремилась обрести бльшую политическую независимость.

«Приватизация» власти
Наконец, косвенным подтверждением наличия такого плана «выживания социалистической идеи» служат уже упоминавшиеся в начале книги настойчивые усилия политбюро перевести свою помощь компартиям «в каналы торговых отношений с контролируемыми братскими партиями фирмами» Как мы помним, первые попытки провести этот план начались еще в 87-м году, а в 88-м и 89-м заметно усилились: в предполагавшемся «общеевропейском [социалистическом] доме» требовались иные формы деятельности компартий и взаимодействия Москвы с ними. Конфронтация и «классовая борьба» должны были смениться «сотрудничеством» левых сил, и будущие хозяева «дома» спешили укрепить положение своих подручных.
Начиная с 1988 года аналогичные процессы «коммунистической приватизации» внедряются и в СССР. С одной стороны, структуры КГБ и международного отдела ЦК создают множество якобы коммерческих «совместных предприятий» со своими западными «друзьями»; с другой — под прикрытием нового закона о кооперативах партийно-хозяйственная номенклатура начинает прибирать к рукам государственную собственность, еще больше сливаясь с «теневой экономикой». К середине 1990 года процесс становится массовым, почти всеобщим по стране и служит, в основном, цели «отмывания денег» (как партийных, так и краденых у государства) и их перекачке в западные финансовые учреждения Евгений Новиков пишет:
«В августе 1990 г. аппарат ЦК составил сверхсекретный документ под названием „Записка“ (…), в котором предлагалось широкомасштабное вступление партитой элиты в международный финансовый рынок. „Записка“ была представлена заместителю генерального секретаря Ивагико, который, приняв предложение, изложенное в записке, отреагировал на это так:
„Всем партийным кадрам, которым доверяется подобная коммерческая деятельность, требуется поставить перед собой задачу изучить коммерческое дело. Они должны действовать скрыто и негласно, чтобы 8 исключить всякую связь между этой деятельностью и ЦК“.
В начале сентября 1990 года секретариат ЦК принял секретное решение, рекомендовавшее с целью сохранения необходимой партийной структуры быстрое проникновение элиты на международные финансовые рынки… В конце 1990 года ЦК начал создавать коммерческие банки для отмывания партийных денег. Три из них образовались в Москве (…) За ЦК последовала местная партийная элита, прибирая к рукам банки и используя их для финансирования коммерческих предприятий. Вдобавок ЦК и региональные партийные организации создали несколько сотен акционерных обществ».
К концу 1990 года «приватизировалась» даже газета «Правда» вместе со своим издательским комплексом и полиграфической базой, при полном одобрении Горбачева.
По оценкам Новикова, стоимость примерно 60 партийных «предприятий» составляла 1,3 млрд. рублей, а стоимость всей «партийной собственности», согласно докладу управделами ЦК Н.Кручины на XXVIII съезде КПСС, была 4,9 млрд. рублей (7,8 млрд. долларов по тогдашнему курсу).

В свою очередь процессы преобразований в государствах Восточной и Центральной Европы проходят под знаком демонтажа социализма, нарастания элементов «дикого капитализма», снижения уровня социальной защищенности трудящихся. Это вызывает обеспокоенность у ведущих европейских партии, входящих в Социалистический Интернационал. Ими ведется поиск способов противодействия нежелательным тенденциям в общественном развитии. В этой связи Итальянская социалистическая партия (ИСП), Испанская социалистическая рабочая партия (ИСРП), Социалистическая партия Австрии (СПА) и Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) высказались за создание общеевропейского центра по изучению проблем отношений между социалистами и коммунистами, — докладывал в ЦК международный отдел 7 июня 1991 года.
Наиболее активно за обсуждение возникших проблем высказывается Французская социалистическая партия (ФСП), что объясняется прежде всего ее положением правящей партии и позицией руководства, которое, по-видимому, встревожено проблемой выживания социалистической идеи в условиях ее кризиса в Восточной Европе.
Так, представители ФСП в последнее время неоднократно высказывались за то, чтобы обсудить в европейском левом движении новую концепцию действий социалистических и социал-демократических партий в условиях изменяющейся Европы. При этом П.Моруа неоднократно выражал свою готовность приехать в СССР и обсудить этот круг вопросов с руководством КПСС.
Стоит ли удивляться, что президент Миттеран, очевидно, так сильно «встревожился проблемой выживания социалистической идеи», что был готов поддержать даже путчистов в августе 91-го?

Не возникает сомнения, что вплоть до октября 1990-го, то есть до самого дня объединения Германии, в Москве все еще надеялись добиться этого объединения на своих условиях. Но с самого начала все пошло не совсем так, как планировали: из-за чистого недоразумения стену между Востоком и Западом открыли на день раньше, чем предполагалось, отчего потеряли контроль за миграцией населения («Роковая ошибка» — передача Би-Би-Си 6 ноября 1994). Миллионы людей ринулись в эту дырку, раз и навсегда похоронив миф о ГДР как отдельном государстве.
Затем, вопреки ожиданиям, выборы в ГДР 18 марта были полной катастрофой для ПДС, что предопределило исход переговоров о статусе объединенной Германии между союзниками по Второй Мировой войне и двумя Германиями («4+2»), так же, как и заключение договора 18 мая о валютном объединении обеих Германий. Наконец, именно благодаря этим выборам возникшее христианско-демокра-тическое большинство в парламенте ГДР (Народной палате) 23 августа просто проголосовало за воссоединение восточных земель с ФРГ на основе еще довоенного закона, и все было кончено. У Москвы не оказалось ни малейшей возможности диктовать свои условия объединения, хотя до самого последнего момента Горбачев пытался удержать ГДР в Варшавском блоке. Даже летом 1990-го он все еще настаивал на сохранении армии ГДР в составе Варшавского договора, что было уже просто смешно.
Конечно же, предполагалось нечто совсем иное: и разрушение стены должно было стать их триумфом, а не случайностью; и миграция населения через границу должна была строго контролироваться, существенно уменьшая политическое проникновение Запада; и тем более выборы 18 марта должны были выиграть их «обновленные» ставленники из ПДС. Вот тогда Москва продиктовала бы свои условия объединения, мало чем отличавшиеся и от сталинских, и от бериевских, и от хрущевских: нейтрализм, демилитаризация, социализм. Вряд ли западные немцы отвергли бы любые условия достижения своей мечты объединения с восточными братьями, тем более, что социал-демократы вполне готовы были эти условия поддержать и даже вести избирательную кампанию на их основе.
А получивши «нейтральную» Германию, развалив НАТО и отправив домой американцев, нетрудно было бы удержать и остальные страны Восточной Европы «в рамках социализма». Свершилась бы, наконец, та самая «конвергенция», о которой так долго мечтали западноевропейские меньшевики. Скажете, я преувеличиваю? Ни капли. Ведь даже в 1991 году, за несколько месяцев до краха, продолжались международные усилия партий Социнтерна по спасению КПСС, дискредитации Ельцина, поддержке Горбачева.

По словам Гизи, обнародование документов из архива было бы «настоящей катастрофой». Председатель ПДС настоятельно просит советское руководство, «пока еще есть время», оказать влияние на канцлера Коля, добиваясь от него либо снятия ареста с архива СЕПГ, т. е. возвращения его законному владельцу — ПДС, либо если канцлер не сочтет это возможным — уничтожения архива.
Гизи этот вопрос ставит повторно: в начале этого года по личному указанию М.С.Горбачева совпосольство в ФРГ доверительно обращалось в ведомство федерального канцлера, но безрезультатно. Гизи полагает, что единственный путь к решению — включение этой темы в ближайший телефонный разговор на высшем уровне между Москвой и Бонном. (Быть может, имело бы смысл затронуть этот вопрос и в ходе предстоящего 18 марта с.г. приезда в Москву министра иностранных дел ФРГ Х.-Д.Геншера в ходе его беседы с М.С.Горбачевым).
Невозможно поверить, что, если бы произошедшие в ГДР события целиком соответствовали замыслам, Москва не позаботилась бы убрать оттуда заранее хотя бы компрометирующие ее материалы. А ведь под угрозой оказались не только секретные документы, дискредитирующие советских руководителей, но и люди, наиболее верно им служившие, которым тоже было что рассказать.
В начале марта с.г. (международный) Отдел посетил бывший начальник разведслужбы ГДР (бывшего Первого Главного управления МГБ ГДР) т. Маркус Вольф. В беседе с т. Фалиным Вольф сообщил, что «над его головой сгущаются тучи»: германское руководство под давлением правого крыла правящей коалиции не оставляет своего намерения возбудить против него уголовное дело. Это противоправно, поскольку, признав в 1973 г. суверенитет бывшей ГДР, руководство ФРГ тем самым признало за ней и все государственные функции, включая, разумеется, и разведывательную деятельность. Поэтому кадровые сотрудники бывшей разведслужбы ГДР не подлежат судебному преследованию, если они не совершили уголовных преступлений, что в случае с Вольфом бесспорно. Какие бы обвинения ни выдвигались в адрес бывшего МГБ ГДР, на кадровый состав разведслужбы, действовавшей в его рамках, они распространяться не могут. (…)
Понимая шаткость своих правовых позиций, германское руководство готовит на территории земли Бавария, где у власти находится реакционная партия ХСС, «показательный процесс», в ходе которого перед судом предстанут несколько раскрытых агентов разведки с группой бывших офицеров и генералов ПГУ МГБ ГДР, непосредственно руководивших их работой. Расчет прост
— баварский суд (…) вынесет обвинительный приговор не только агентам, но и офицерам МГБ ГДР за «соучастие в шпионаже». Федеральное правительство делает все от него зависящее, чтобы провести этот процесс возможно скорей, ибо у немецкой общественности ширятся настроения в пользу генеральной амнистии бывших кадровых сотрудников ПГУ МГБ ГДР.
В настоящее время М.Вольф находится в Москве и занимается литературной деятельностью. Возвращаться в Германию он не может — там его немедленно арестуют. Вольф просит советское руководство повлиять на канцлера ФРГ Коля, тем более, что даже в непосредственном окружении последнего есть люди, высказывающиеся в пользу амнистии (например — министр внутренних дел Шойбле).
Вольф и возглавлявшаяся им служба в течении десятилетий оказала неоценимые услуги Советскому Союзу. Следует учесть и то, что Вольф с самого начала поддержал курс на перестройку в Советском Союзе и в 1986 г. вышел в отставку из-за разногласий с Хонеккером по этому вопросу.
Учитывая вышеизложенное, представляется целесообразным помочь одному из самых верных наших друзей, включив и эту тему в ближайший телефонный разговор между М.С.Горбачевым и Г.Колем.
Забеспокоились и старые «друзья» в ФРГ — социал-демократы. Наш старинный знакомец Эгон Бар о чем-то озабоченно толковал с Яковлевым уже в апреле 1990-го. О чем — неизвестно, но после доклада об этой беседе Горбачев распорядился:
Т.Т.Шеварднадзе Э.А., Язову Д.Т., Фалину В.И. Прошу учесть при выработке нашей позиции, — и ниже дописано: — Материалы были использованы для подготовки беседы тов. Горбачева М.С. с премьер-министром ГДР Л. де Мезьером 29 апреля 1990 года.

к 1989 году произведены были дальнейшие кадровые перестановки в советском руководстве, приведшие наверх еще больше специалистов по внешним делам: например, главой международного отдела ЦК стал Фалин, бывший посол в ФРГ, специалист по Германии; главой всего КГБ стал Крючков, бывший начальник Первого Главного управления (разведки); куратором всей международной политики в ЦК стал Александр Яковлев, а целый ряд членов политбюро и секретарей ЦК — уволены в отставку. Похоже, что команда, разрабатывавшая «новое мышление» еще с конца 70-х, вышла, наконец, на поверхность и заняла ключевые посты.
Далее, с конца 1988-го и особенно в 1989 году постоянной темой выступлений Горбачева стало создание «общеевропейского дома». В то же время произошло и довольно резкое изменение отношения СССР к процессу интеграции Европы: если в 70-х и первой половине 80-х СССР относился к этим процессам весьма подозрительно, а то и крайне враждебно, то к 1989 году это отношение полностью изменилось. Вплоть до 1984 года тогдашний глава разведуправления КГБ Крючков давал своим резидентам в Европе инструкции усиливать проникновение во все структуры Европейского сообщества и противодействовать его дальнейшей интеграции, потому что:
Очевидно, что прогресс интеграции Западной Европы, в особенности в военно-политической сфере, противоречит интересам Советского Союза.
Однако со второй половины 80-х, по мере дальнейшей интеграции, как политическое направление самого Европейского Сообщества, так и отношение к нему СССР начинает меняться: чем больше социалисты и социал-демократы господствуют в структурах ЕС, тем более благосклонно смотрит на всю затею Москва А к 1989 году создание «общеевропейского дома» становится их общим кличем, хотя, разумеется, ни те, ни другие не говорят открыто, что этому «дому» предстоит быть социалистическим.
Наконец, само по себе падение Берлинской стены и последовавшее за ним воссоединение Германии не было неожиданностью для Москвы и вовсе не подразумевало катастрофы для их «друзей» в ГДР. Создается впечатление, что до определенного момента, по крайней мере до весны-лета 1990 года, все как будто шло «по плану» и никто из них даже не предполагал краха. Паника, судя по тем немногим документам, что удалось увидеть, началась только в марте, в преддверье и после выборов в ГДР, на которых «обновленные» и переименовавшие себя в Партию демократического социализма коммунисты понесли сокрушительное поражение.
Во время пребывания в служебной командировке в ФРГ с 7 по 12 марта с.г. встретился с Председателем ПДС т. Г.Гизи, который конфиденциально просил передать руководству КПСС следующее, — докладывает заму Горбачева по партии ВА.Ивашко сотрудник международного отдела ЦК Н.Португалов 13 марта 1990 года — Федеральное правительство в ближайшее время собирается внести в бундестаг законопроект о конфискации у ПДС и передаче в собственность государства архива бывшей СБПГ. В ожидании решения бундестага, который, безусловно, одобрит упомянутый законопроект, на архив уже наложен арест.
Архив содержит большое количество секретных документов, опубликование которых привело бы к крайне нежелательным последствиям не только для ПДС, но и для КПСС. Речь идет, в частности, о подробных протокольных записях практически всех встреч и бесед руководителей СЕПГ с руководителями коммунистических и рабочих партий, начиная с КПСС; документах, связанных с деятельностью нелегальных компартий, которым СБПГ оказывала (по согласованию с нами) материальную поддержку, об отчетности по финансовой помощи СЕПГ прогрессивным организациям в ФРГ до объединения Германии и т. д.

самые деликатные решения в Кремле не документировались — в лучшем случае, лежит где-нибудь в архиве бумажка с загадочным постановлением политбюро: «Одобрить предложения т. т… Поручить т. т… информировать ЦК о проведении этих мероприятий». И гадай, какие такие мероприятия богатого событиями 1989 года имеются в виду?
Все, что мы можем сделать, — это попытаться домыслить детали их плана, опираясь на косвенные данные. Так, мы знаем, что разделенная Германия была неприемлема уже Сталину, пытавшемуся в 1947–1948 гг. «воссоединить» ее на основе блока восточных коммунистов (переименовавших себя ради этого в Социалистическую единую партию Германии) с западными социал-демократами. По замыслу вождя и учителя, единой Германии полагалось стать нейтральной, демилитаризованной и… социалистической, что открывало путь к мирному захвату Западной Европы при помощи аналогичной операции — «союза» коммунистов и социалистов (об этом, в частности, рассказано в англо-американском документальном фильме «Вестники Москвы», показанном по Би-Би-Си в феврале 1995 года).
Проект, однако, провалился, не в последнюю очередь благодаря «плану Маршалла»: массированная американская помощь, разряжая социальную напряженность, выбила из-под ног левых сил почву и помогла Европе сделать «капиталистический выбор» вместо «социалистического». ГДР да и остальные страны «соцлагеря» возникли не от хорошей жизни: «железный занавес» был своего рода признанием Сталина в понесенном поражении. Последующие правители СССР — каждый по-своему — пытались от этой проблемы избавиться. «Воссоединить» Германию пытался и Берия (см. книгу Судоплатова), и даже Хрущев (для чего ему, однако, нужно было сперва добиться признания ГДР Западом). Но планы Берия кончились восстанием в ГДР 1953 года, а планы Хрущева — строительством стены.
К тому же, в сущности, сводилась германская политика СССР и при Брежневе, когда пытались добиться тех же целей путем «детанта», т. е. опять же — союза с социал-демократами. Как и при Хрущеве, начали с признания ГДР Западом, Хельсинских соглашений, узаконивавших советские завоевания и открывавших путь к дальнейшему «мирному» захвату Европы. А кончили опять «холодной войной»
Как я уже писал, стремление сделать Европу «социалистической», поставить на службу дела социализма ее промышленный потенциал было главным направлением советской внешней политики еще со времен Ленина: от этого зависело и выживание СССР, и успех всего социалистического эксперимента. А ключом к решению этой проблемы всегда была Германия. Особенно это стало актуально в послевоенное время: «воссоединение» Германии на советских условиях — нейтральности, демилитаризации и т. п. — означало конец НАТО, уход американцев из Европы и почти полное господство СССР от Тихого океана до Атлантического С моей точки зрения, нет ничего удивительного или даже оригинального в том, что к этим же планам обратились в момент нарастающего кризиса 80-х Разрабатывавшийся с конца 70-х план поворота к «детанту» уже сам по себе не мог не поставить вопрос воссоединения Германии во главу всего проекта В чем же и была суть «детанта», как не в идее «конвергенции» на базе «союза» левых сил Европы? И как же эту «конвергенцию» осуществлять, если не устранить «железный занавес», прежде всего — Берлинскую стену? Ну, а то, что две Германии не могут существовать без стенки, выяснилось еще при Хрущеве.
С другой стороны, «воссоединение» Германии на советских условиях, последующий развал НАТО и дальнейшая интеграция Европы на принципах социализма и были тем самым «отсутствующим элементом плана», без которого невозможно было стабилизировать новые режимы Восточной Европы, а вся затея с «бархатной революцией» оказалась бы самоубийственной для СССР Удержать эти режимы под контролем можно было лишь в контексте общеевропейской «конвергенции», не оставлявшей им никакой четкой альтернативы. Даже мятежная Польша никуда бы не делась, имея с одной стороны СССР, с другой объединенную социалистическую Германию, а вдобавок сильно полевевшую Европу, стремящуюся к интеграции под руководством просоциалис-тической еврократии.

УСТИНОВ. А.А.Громыко здесь подробно изложил основные моменты нашей беседы с Ярузельским. У меня складывается мнение, что он, конечно, не был с нами полностью чистосердечен. В целом наш разговор продолжался почти девять часов. Он показал, что нынешнее положение в Польше в целом Ярузельского устраивает. Он слабо связан с партийными организациями на местах и с рабочими коллективами, не понимает важности задачи укрепления первичных ячеек партии. Вот почему мы вынуждены были ему прямо сказать, что в Польше сейчас нет настоящей крепкой партии. Ведь известно, что из ПОРП за последние годы вышло более одного миллиона человек. Сейчас в ней осталось около двух миллионов членов партии, причем значительная часть из них ведет себя довольно пассивно.
Мы много говорили с Ярузельским по проблемам отношений с молодежью. Особенно тревожно, что в польской армии сейчас уже служит около ста процентов, если можно так сказать, детей «Солидарности». Причем в военные учебные заведения они недобрали примерно 25 процентов контингента. Вот почему нам пришлось прямо сказать Ярузельскому о том, что они плохо работают с молодежью, с комсомолом (как известно, в Польше действует четыре молодежные организации). Он вынужден был признать отсутствие плодотворной работы с молодежью, особенно в вузах. В связи с этим я думаю, что нам надо гораздо более активно посылать в Польшу наш комсомольский актив, коммунистов. Причем тех наших товарищей, которые едут в Польшу, надо основательно готовить.
Пришлось указать Ярузельскому и на слабую работу партии в профсоюзном движении Польши. Как известно, до событий членами профсоюзов являлись более 12 миллионов рабочих и служащих. Сейчас в польских профсоюзах всего 4 миллиона членов. Причем профсоюзные организации работают чрезвычайно слабо.
ТИХОНОВ. Главный вопрос заключается в том, что нам делать по отношению к Польше, какие шаги надо предпринимать.
РУСАКОВ. По-моему, товарищи Устинов и Громыко подробно и правильно охарактеризовали здесь положение в Польше. Надо учитывать, что Польша, называясь социалистической страной, никогда не была социалистической в полном смысле этого слова. Что касается руководства ПОРП, то в кадровом плане мы в целом сделали правильный выбор. В данной ситуации фигура Ярузельского является единственно приемлемой фигурой для руководства этой страной.
Мне думается, что наши товарищи выдвинули перед польским руководителем все самые важные вопросы. С Ярузельским нужно работать и работать настойчиво. Предварительная беседа с польским руководителем двух самых авторитетных членов Политбюро ЦК КПСС является очень важным и очень нужным шагом в преддверии визита Ярузельского в Москву.
ГОРБАЧЕВ. Да, действительно, это был наш дальновидный шаг. Важно, что он осуществлен накануне визита Ярузельского в Москву. Поэтому, мне думается, что можно было бы одобрить итоги бесед, проведенных т.т. устиновым и Громыко. Я внимательно ознакомился с записью этой беседы, которая составляет более 100 страниц. Из нее явствует, что Ярузельский несомненно хотел представить положение лучше, чем оно есть на самом деле. Мне кажется, что подлинные замыслы Ярузельского нам еще предстоит выяснить, предстоит разобраться, не хочет ли он иметь в Польше плюралистическую систему правления. В то же время ясно, что положение в ПОРП имеет тенденцию к обострению и прежде всего к обострению отношений государственной власти с рабочим классом. Это же факт, что недавно на одной из верфей Гданьска вышло из состава ПОРП более 1200 человек. Значит, польское руководство плохо работает с партийными организациями на местах, формально к ним относится. Вот почему нет сомнения, что на нашу делегацию, которая будет беседовать с Ярузельским в мае этого года, ляжет большая и сложная задача. В ходе этой беседы нам надо активно проводить в жизнь линию, которая была намечена Политбюро ЦК КПСС.

Была Польша, где режим держался еле-еле, практически — на штыках польской армии. Более того, в Москве никогда и не обольщались насчет успехов стабилизации в Польше, а истинное положение вещей знали в политбюро еще в 1984-м:
ГРОМЫКО…Выполняя поручение Политбюро, мы сказали Ярузельскому о том, что особое беспокойство вызывает у нас незначительное продвижение вперед в деле усиления руководящей роли ПОРП в польском обществе? Ведь по сути дела костел уже превратился здесь в партию, стоящую на антигосударственных позициях. Мы обратили внимание Ярузельского на недостатки в подборе и расстановке кадров, в последовательном проведении в жизнь партийных решений. В ответах Ярузельского на наши замечания не чувствовалось, что он глубоко понимает роль партии в массах. В целом вопросы партийного строительства, если можно так сказать, не соответствуют его душе. Он больше заботится об усилении президентской власти в Польше.
В беседах с Ярузельским мы особо остановились на экономических вопросах, отметив, что центральное и среднее звено хозяйственного аппарата в ряде случаев тормозит развитие польско-советских экономических отношений и продолжает смотреть на Запад. Ярузельский признал, что это так, но сказал, что с данными явлениями ПОРП ведет настойчивую борьбу.
Оценивая положение в сельском хозяйстве, мы прямо сказали Ярузельско-му о том, что происходит налицо фактически дальнейшее расслоение крестьянского населения Польши, что практически партии, если ситуация будет оставаться такой же, придется рано или поздно идти к социализму вместе с кулаком. Правда, Ярузельский заявил, что кулака в Польше нет, хотя, как известно, в стране имеется немало хозяйств, располагающих земельными угодьями до 100 гектаров, в которых активно используется наемный труд. Ярузельский сказал, что польское руководство «в очень узком кругу и очень секретно» обсуждало эту проблему, но не сказал, к каким же иыводам пришли руководители Польши в данном вопросе. Так что налицо фактически линия на развитие частного хозяйства в деревне, на прямую или косвенную поддержку кулацкого хозяйства.
ТИХОНОВ. И после этого они просят у нас зерно.
ГРОМЫКО. Мы сказали Ярузельскому о том, что в Советском Союзе не может не возникнуть беспокойство в связи с тем, что ПОРП пока не ведет активную идеологическую работу и, в частности, слабо борется с костелом. Дело доходит до того, что перед папой римским на коленях ползают тысячи и тысячи люден. Однако беседа показала, что в этом отношении у польского руководства нет ни конструктивной программы, ни ясного понимания стоящих перед партией задач.

Так, значит, ни в 1989 году, ни даже в начале 1990-го советское руководство вовсе не собиралось отказываться ни от империи, ни от экспансии. Чего же тогда хотели они добиться «бархатной революцией»?
* * *
Конечно, их цели были иными: фиктивная «народная революция» должна была, по их замыслу, привести к власти в Восточной Европе новую генерацию манипуляторов, таких же, как они сами. Им нужен был спектакль повторения «пражской весны», фикция «социализма с человеческим лицом», возникшего якобы по воле народных масс. Им требовался энтузиазм и на Западе, и на Востоке, который позволил бы стабилизировать ситуацию дома и получить необходимую поддержку Запада. Но, если на Западе эта затея полностью удалась, на Востоке их ждал столь же полный провал. В результате, единственной страной, где их замыслы в общем осуществились, была Румыния. Во всех остальных странах их ставленники не смогли удержаться на волне народной стихии, отвергнувшей социализм с любым лицом.
Просчет кремлевских стратегов весьма симптоматичен: как и многие другие реформаторы-манипуляторы в истории, они переоценили силу своих структур и недооценили силу народной ненависти к своему режиму. Быть может, результат оказался бы совсем иным, проведи они эти «реформы» еще в 70-е годы. Между тем, к 80-м наступило вырождение даже элитарных структур партии: десятилетия «естественного» отбора привели наверх оппортунистов и конформистов, неспособных к импровизации, а в обществах не осталось и крупицы веры в способность режима к обновлению. В то время как на Западе манипуляции горбачевского руководства охотно принимали за чистую монету, на Востоке режим уже настолько дискредитировал себя, что в искренность намерений его лидеров к 1989 году перестала верить даже интеллигенция. А уж люди попроще после десятилетий постоянной лжи склонны были скорее к излишней подозрительности, почти паранойе.
Наконец, сама идея социализма изжила себя к 80-м годам. Особенно это было очевидно именно в Восточной Европе (Венгрии, Польше, Югославии), где за 20 лет перепробовали все возможные варианты реформ и убедились на практике, что система не реформируема. Имре Пожгай, лидер венгерских коммунистов, был, наверное, первым среди руководителей Восточной Европы, кто открыто признал это еще в мае 1989 года, добавив, что «ее нужно просто ликвидировать».

Слышу негодующие возгласы: да это же все были происки «консерваторов» и «реакционеров» в политбюро против «либералов» и «реформаторов»! Нет, дорогие мои. Я могу привести копии документов со всеми подписями: они подписаны, например, главным «зодчим перестройки» Александром Яковлевым, коего даже на Западе в консерваторы не зачисляли.
Более того: похоже, эти «спецуслуги» планировалось расширять по мере перестройки. Вот еще один документ (тоже подписанный Яковлевым), где об этом сказано достаточно ясно.
Руководство ряда братских партий несоциалистических стран ежегодно обращается в ЦК КПСС с просьбами о приеме на спецподготовку своих активистов. За последние десять лет было подготовлено свыше 500 зарубежных партработников для 40 коммунистических и рабочих партий (в том числе члены Политбюро и члены ЦК). В соответствии с поручением ЦК КПСС их прием и обслуживание осуществляют Международный отдел и Управление делами ЦК КПСС, а обучение — Комитет государственной безопасности СССР, — писали Фалин, Кручина и Крючков в апреле 1989 года. — Спецподготовка зарубежных партработников, а также прием руководителей некоторых нелегальных партий, которые прибывают в СССР для переговоров или спецучебы, осуществляется на квартирах Управления делами ЦК КПСС. Использование квартир в этих целях требует их специального оборудования средствами защиты в интересах предотвращения возможной расконспирации и утечки информации, создания дополнительных соответствующих удобств для осуществления учебного процесса.
В связи с вышеизложенным считаем целесообразным принять дополнительные меры, направленные на совершенствование условий спецподготовки представителей братских партий. В частности, из имеющегося в распоряжении Управления делами ЦК КПСС жилого фонда предлагается выделить ряд квартир исключительно для проведения спецподготовки, оборудовав их необходимыми техническими средствами защиты, а также бытовой видеотехникой и радиоприемниками с широким диапазоном коротких волн.
КГБ СССР можно было бы поручить разработать и согласовать с Международным отделом ЦК КПСС комплекс мер по обеспечению безопасности и секретности мероприятий, проводимых на спецквартирах.
И ЦК постановляет выделить 12 таких «спецквартир» исключительно для проведения спецучебы и 5 — для приема руководителей нелегальных партий.

Руководство Коммунистической партии Чили (КПЧ) обратилось в ЦК КПСС с просьбой оказать содействие в поездке из СССР в одну из стран Западной Европы для получения чилийского паспорта с целью последующего легального возвращения на родину бывшему Генеральному секретарю КПЧ т. Луису Корвалану.
Тов. Л.Корвалан приедет в г. Москву в конце июля 1989 года на отдых и лечение в соответствии с имеющимся приглашением ЦК КПСС. Он выедет из Чили нелегально, с измененной внешностью…
Хватало же им времени и на такие детективные сюжеты: чего не сделаешь для мировой революции. Да ведь не одни чилийцы — и ливанские террористы, и турецкие подпольщики, и «трудовой народ Кипра» не были брошены на произвол судьбы. Их тренировка, снабжение, финансирование продолжались, несмотря на все катаклизмы советской империи. Вот планируется принять в 1989–1990 гг. «на специальную военную подготовку Министерством обороны СССР» по 20 ливанских террористов в год. И это не исключение, а правило, причем деньги, которые шли на эти расходы, получали от Запада — на «спасение перестройки».

Наконец, трудно поверить, что результаты этой операции вполне соответствовали замыслу наших режиссеров. Мы только что видели, с какой тщательностью разрабатывался вывод советских войск из Афганистана, где советские вожди готовы были на любой обман, лишь бы сохранить там режим, «который, — пишут они, — во всем мире ассоциируется с нами». Однако Восточная Европа не просто «ассоциировалась» с ними, она была частью их самих. Невозможно поверить, чтобы Афганистан был для них важнее Польши, Чехословакии, ГДР, Венгрии, Румынии и Болгарии вместе взятых, тем более что разрыв между выводом войск из Афганистана и «бархатной революцией» — всего несколько месяцев. В случае Польши, например, — всего два месяца: из Афганистана «ушли» в феврале, а «круглый стол» состоялся в апреле-мае.
Да что говорить о Восточной Европе или Афганистане, если Москва продолжала финансировать все компартии мира вплоть до 1990 года, несмотря на трудности с валютой. Спрашивается, неужто какая-то чилийская компартия была им важнее всего социалистического лагеря? А ведь речь шла не только о деньгах — коммунистических братьев по всему миру продолжали тренировать, снабжать оружием и «техническими средствами». Вот, например, в феврале 1990 года, уже после падения Берлинской стены, в ЦК планируют работу с ними:
1. Удовлетворить частично просьбы руководства коммунистических партий Аргентины (КПА) и Чили (КПЧ) и принять в СССР в 1990 году сроком до трех месяцев для обучения вопросам обеспечения безопасности партии и ее лидеров, включая техническими средствами пять представителей КПА и четырех — КПЧ.
2. Прием и обслуживание указанных товарищей возложить на Международный отдел и Управление делами ЦК КПСС, а их обучение, содействие в документировании и специальной экипировке ш Комитет государственной безопасности СССР.
3. Расходы по проезду представителей КПА и КПЧ от страны пребывания до г. Москвы и обратно до места назначения, включая самолетами иностранных авиакомпаний, по их проживанию в СССР сроком до трех месяцев, специальной экипировке и другие расходы, связанные с выполнением просьб руководства этих партий, отнести за счет резерва в партбюджете.
Курьезная деталь: как раз в то время, как разрабатывается операция по «освобождению Восточной Европы», мой «подельник-побратим» Луис Корвалан, который, оказывается, с 1983 года жил нелегально в Чили «с измененной внешностью» и руководил подпольной борьбой чилийских коммунистов против режима Пиночета, обращается в ЦК с просьбой «легализовать» его. Прятаться более не имеет смысла: кровавый Пиночет провел выборы и ушел в отставку даже раньше, чем началась «перестройка» в СССР. Но — вот задача! — товарищ Корвалан так и застрял в подполье, а для легализации надо опять вернуться в СССР, заново изменить внешность, получить паспорт законным образом.
Руководство Коммунистической партии Чили (КПЧ) обратилось в ЦК КПСС с просьбой оказать содействие в поездке из СССР в одну из стран Западной Европы для получения чилийского паспорта с целью последующего легального возвращения на родину бывшему Генеральному секретарю КПЧ т. Луису Корвалану.

Сделанный по материалам этого расследования документальный фильм демонстрировался в Англии по Би-Би-Си еще в 1990 году. В пятую годовщину этих событий генерал Лоренц появился на наших экранах и подтвердил все это, добавив, однако, что они со своей задачей не справились: в результате «революции» им полагалось поставить у власти либерального коммуниста, а не Гавела.
Более или менее к таким же выводам пришли журналисты, расследовавшие события 1989 года в ГДР. Например, в показанном Би-Би-Си документальном фильме «Падение стены» все бывшие лидеры ГДР подтверждают, что Горбачев практически открыто требовал снятия Хонеккера и поощрял заговорщиков. Конечно, они многого не договаривают, однако не трудно заключить, что первые демонстрации, требующие «либерализации», были организованы ими с санкции Москвы. Бесспорно хотя бы то, что по их распоряжению не применялась сила для подавления этих волнений.
Даже румынские события, хотя их никто не расследовал, а новое руководство, как мы видели выше, «отвергло советское вмешательство», тем не менее крайне подозрительны. Например, ключевые фигуры этой «революции» были опознаны как агенты Москвы еще задолго до этих событий сбежавшим на Запад в 1978 году главой румынской разведки генералом Пачепой. Назвать их «группой диссидентов» можно лишь с известной долей иронии.
Итак, не остается сомнения, что «бархатная революция» 1989 года была советской операцией. Зачем же понадобилось кремлевским режиссерам устраивать такое грандиозное и опасное шоу, если они могли просто сменить руководство любого своего сателлита на сколь угодно «либеральных» деятелей по своему усмотрению? Механизм таких «перемен» был отработан за 40 лет до совершенства и никогда не требовал устраивать народные волнения: все делалось тихо, келейно и без риска. Мы видели, как решали в Москве, кого назначить правителем Польши, и как легко это осуществлялось. В сущности, они даже не притворялись между собой: Москва, скажем, назначала Ярузельского, а он благодарил Брежнева за доверие. Так кого же в данном случае хотели обмануть спектаклем «революции»? Запад? Свои народы? И тех, и других?

Даже о Румынии, где по сути ничего не изменилось, кроме того, что коммунист Илиеску сменил коммуниста Чаушеску, сказано:
«Предпринятая властями 16 декабря 1989 года попытка выселить протестантского пастора Пасло Токеша из его дома в Тимишоаре вызвала общественный протест, который вылился в массовую антиправительственную демонстрацию. Несмотря на то, что против демонстрантов была использована армия, восстание перекинулось на другие области страны. 21 декабря правительство собрало народ на официальный митинг в Бухаресте, который обернулся против правящего режима. Было объявлено чрезвычайное положение, однако армия примкнула к восставшим, Николае и Елена Чаушеску бежали из столицы. Национальный фронт спасения — группа диссидентов, развернувшая активность перед восстанием, — объявил себя временным правительством. Предложенное Советским Союзом вмегиательство было отвергнуто».
В общем, цепь случайностей и совпадений.
В то же время никто вроде бы не сомневается, что эти перемены произошли по решению Москвы и даже под определенным давлением из Кремля: Горбачев, как мы помним, даже стал лауреатом Нобелевской премии мира за проведение этой операции. Он, говорили нам тогда, распространил свою политику «гласности и перестройки» на «реакционные режимы» Восточной Европы. Однако остается без ответа вполне очевидный вопрос: коли это так, что же была тогда «бархатная революция»? Спектакль? Заговор Кремля?
Действительно, там, где обстоятельства революции 1989 года расследовались, этот вывод неизбежен. Заметим, что из новых правительств Восточной Европы такое расследование проводили только чехи, но они установили, что все начальные этапы волнений, приведших к падению руководства Якеша, осуществлялись чешской госбезопасностью, а организовывались под руководством генерала Алоиза Лоренца — главы управления разведки ЧССР — по распоряжению начальника разведуправления КГБ генерала Виктора Грушко. Например, выяснилось, что и демонстрация 17 ноября, и ее крайне жестокое подавление, в результате которого якобы погиб студент, были частью их плана, а «погибший студент» оказался вполне живым сотрудником чехословацкой госбезопасности.

Впечатляющие перемены 1989 года в коммунистическом мире до сих пор остаются загадкой, которую почему-то упорно никто не желает разгадывать. Казалось бы, на наших глазах произошло грандиозное, в чем-то невероятное событие: практически бескровно и даже без особой борьбы распался могучий советский блок в Восточной Европе. Однако ни одно западное правительство или международная организация — НАТО, Европарламент, ООН — не расследовали, как и почему это произошло. Во всяком случае, мне неизвестно ни одного публичного отчета о таком расследовании, а стало быть, если оно и проводилось, то в глубокой тайне. Нам, простым смертным, полагается тихо радоваться результату, не задаваясь сложными вопросами.
Между тем, официальная, или, точнее, «общепринятая» версия этих событий настолько нелогична, если не сказать смехотворна, что ее теперь стараются не повторять, хотя и не оспаривают. О ней просто предпочитают забыть, не предлагая взамен никаких иных объяснений. В самом деле, справочная литература (The Statesman's Year-Book. Ed. by Brian Hunter. 131st Edition, 1994-95. London, Macmillan, 1994) без тени иронии сообщает, что, например, в Чехословакии:
«Массовые демонстрации с требованием политических реформ начались в ноябре 1989 года. После того, как власти применили силу для разгона демонстрации 17 ноября, коммунистический лидер ушел в отставку. 30 ноября Федеральное собрание лишило коммунистическую партию права единовластного правления, и 3 декабря было сформировано новое правительство».

Будучи профессиональным лжецом, Горбачев не лгал лишь в одном его новая политика была действительно ленинской Понимали это и его коллеги- как хорошие ученики Ленина, советские вожди отлично знали, что могут позволить себе все что угодно до тех пор, пока власть остается в их руках. Подобно Ленину в 1921-м, Сталину — в 1941-м или Хрущеву после Сталина, они не боялись «потрясать основы» своего режима ради его спасения. Требовалось лишь одно: сохранять инициативу, не позволять «реформам» выйти из-под контроля партии.
Между тем, ничто из их «реформ», столь сильно поражавших убогое воображение мира, не угрожало вначале потерей контроля. Я уже достаточно подробно описывал, как вводилась «гласность», как «освобождались» политзаключенные и Сахаров, как одновременно жестко пресекалась всякая попытка создать реальную оппозицию в стране, а создавалась фиктивная «многопартийность" так называемый «социалистический плюрализм». В результате достигли того, чего не могли добиться за 18 лет брежневских репрессий, — роста авторитета партийного руководства. Впервые за послесталинский период общество с энтузиазмом вос принимало решения партийных съездов и конференций. И чем больше вскрывалось прошлых преступлений режима, тем как бы меньше ответственности за них несла партия. Даже развязанная ими публичная критика партийного руководства на местах лишь укрепляла контроль центрального руководства над аппаратом управления, грозившего, как мы помним, распасться на региональные «мафии». В известном смысле, «гласность» осуществляла функцию чистки партии, вроде «культурной революции» при Мао Цзэдуне.
Соответственно, новая система контроля вводилась и по всей империи, как «внешней», так и «внутренней». Даже республикам СССР предлагали некоторую культурную и экономическую автономия, а сателлитам ее просто навязывали. С одной стороны, обанкротившийся режим не мог больше целиком содержать их; с другой — его внешнеполитические цели требовали изменения образа «империи зла». Трудно было, например, рассчитывать на «детант», пока советские войска воюют в Афганистане. Да и остальные «локальные конфликты», спровоцированные советской глобальной экспансией, требовалось по крайней мере «заморозить».
Все это, однако, вовсе не означало отказа от империи или даже от глобальной экспансии. Напротив, и то, и другое только выигрывало от подобной видимости, а советский контроль при этом ничуть не слабел. Вывод советских войск из Афганистана — самый яркий тому пример.

Необходимо сказать, что дискуссии вокруг практики работы в соцстранах с инакомыслящими и неконформистами живо ведутся и в кругах, лояльно и дружественно относящихся к СССР и КПСС. Зачастую задаются вопросы, которые нельзя отвести или обойти общими словами. Например, почему в Советском Союзе почитаются Пикассо и Леже и преследуются свои модернистские художники, а работы многих, пользующихся мировой известностью художников предреволюционного и послереволюционного, — периода не. представлены или почти не представлены в экспозициях, паших музеев? Или — почему абстрактное и так паз. экспериментальное искусство имеет права гражданства в Польше и гонимо в СССР и ряде других соцстран? Почему мы идем гут на известные компромиссы в музыке или балете, но не в других областях культуры?
Есть, конечно, немало вопросов и поострее. Но когда речь касается творческой интеллигенции, журналистики, религии, даже формальные сопоставления сопряжены с массой ненужных, вредных эмоций.
Нравится нам то или нет, идеологический противник старается взять на вооружение опыт КПСС в строительстве мирового коммунистического движения, нашей работы с собственной и зарубежной интеллигенцией сразу после Октября, в период Отечественной войны. Противник использует и то, что наша внутренняя и внешняя пропаганда нередко неадекватна, допускает разное обоснование одних и тех же событий или, еще хуже, замалчивает их. Думается, что в условиях, когда едва ли не каждый взрослый человек в Союзе технически в состоянии слушать весь мир, а вскоре и получит западную картинку на экран своего телевизора, подобное положение не может быть не связано с крупными накладками идеологического свойства. (…)
Капиталистическое общество также не смогло отгородиться от воздействия наших идей. Возрастание роли социал-демократизма и профсоюзов в мире капитала, как и другие факты, свидетельствуют о серьезных деформациях системы, потенциал которой в моменты испытания часто оказывается на пределе. С помощью подмены понятий — не в последнюю очередь в вопросе о человеческих правах и демократии вообще — наш противник хотел бы обеспечить себе передышку в отступлении.
С учетом всего этого и, естественно, в силу наших разнообразных внутренних и внешних интересов представляется необходимым иметь многоплановую и долговременную программу работы на данном направлении, которая вобрала бы в себя весь опыт соцсодружества и опыт нашего противника. Последний заслуживает самого пристального внимания, хотя бы потому, что на идеологическом обеспечении устоев системы в ФРГ и др. западных странах заняты специалисты самой высокой квалификации и в это дело ежегодно вкладываются миллиардные средства.
В частности, требует изучения законодательная и административная практика ФРГ. Западногерманское государство располагает гибкими и надежными средствами предотвращения и пресечения неугодной деятельности, причем упор делается на преследовании инакомыслящих не по мотивам распространения неугодных режиму сведений, а за «антиконституционную активность», нарушение общественного порядка и т. п. Небезынтересна и местная система судопроизводства, которая дает возможность до вынесения приговора по сути изолировать любое лицо на месяцы и годы, фактически преследовать его задолго до окончательного рассмотрения дела судом последней инстанции.
Эта система успешно функционирует, поскольку она сочетается с тщательно продуманной гласностью и дополняется другими квази-демократическими атрибутами, которые позволяют поддерживать давление в котле на приемлемом уровне. По-прежнему значительную часть работы по подавлению оппозиции выполняют под гласным и негласным надзором властей пресса, церковь, школа, буржуазные общественные организации. Для последних борьба с левыми вообще и коммунистами в особенности была и остается главным смыслом существования. (…)
Факты показывают, что нам едва ли приносят пользу попытки обойти в информационной работе трудности и недостатки, которые имеются в социалистических странах. Объяснить их причины с наших позиций, показать, что делается для устранения недостатков. — вот что нужно. Если этого не сделаем мы, то противник сделает сие за нас.
К тому же во многих случаях нет никаких видимых оснований занимать оборонительную позицию. (…) Когда же наша информация принимает форму ответа на критику, она многое теряет в смысле убедительности, весомости.
Другими словами, стратегия и тактика позиционной борьбы, а именно с таковой приходится иметь дело в вопросе о правах человека, нуждается в дополнительной отработке. Наш противник, сбросив колониальный балласт. примкнув к нашей политике мирного сосуществования и разрядки, подлатав социальные надстройки, хотел бы создать видимость самоочищения и обновления системы. (…) И что представляется особенно важным и потенциально опасным, противник быстро реагирует на перемены, на возникающие новые проблемы, дает им свое толкование, нередко сам вызывает эти перемены в расчете малыми уступками упредить угрозы для базиса и прослыть за носителя прогресса, почти за синоним передового.
Оставим на совести Фалина его интерпретацию политической системы ФРГ; гораздо важнее для нас тот факт, что его «политическое письмо» весьма внимательно изучали и Громыко, и Андропов, и отдел пропаганды ЦК, и та группа «партийных интеллектуалов», которая разрабатывала «альтернативные модели» (уж кто из них сделал вышеотмеченные подчеркивания в тексте — я сказать не берусь). Более того, надо полагать, что изложенные идеи произвели на начальство сильное впечатление, ибо Фалин скоро пошел вверх, а через десять лет, когда его мечты о «создании видимости самоочищения и обновления системы» стали наконец осуществляться, — он уже был главой международного отдела.
Да ведь не один же Фалин был такой умный у советской власти. Идеи эти носились в воздухе, особенно увлекая ту часть партийной элиты, которая по роду своей службы занималась внешней политикой — в КГБ, МИДе, международном отделе ЦК, их «мозговых трестах». И правда, отчего же не попробовать? Обанкротившемуся авангарду пролетариата терять уже было нечего, кроме своих цепей, а приобрести они могли весь мир. В сущности, задача не казалась им такой уж и трудной: по роду своей профессии они без репрессий и цензуры манипулировали огромными массами людей на Западе и в странах Третьего мира, свободной западной прессой и независимыми от них общественными движениями. Так почему же нельзя делать то же самое у себя дома, где степень контроля гораздо больше, где практически все в руках их партии. Техника этой работы доведена до совершенства, а советский человек куда как более зависим от их власти, чем, скажем, западный миролюбец.
И правда, выработанный ими вариант детанта казался беспроигрышным: от старой модели брались ее наиболее успешные атрибуты — использование социал-демократии, левого истеблишмента США, дружественных бизнесменов, а также массированная кампания дезинформации (в том числе и старая разработка о борьбе в советском руководстве «ястребов» и «голубей», переименованных теперь в «консерваторов» и «реформаторов»). Новым был, во-первых, «исполнитель», которому, в отличие от Брежнева, легко было создать образ «либерала-реформатора»; во-вторых, новинкой были внутренние «реформы» (в реальности — попытка спасти социализм минимальными изменениями в экономике); и, наконец, самой главной новинкой была имитация «человеческого лица» при полном сохранении контроля — «тщательно продуманная гласность», по выражению Фалина. Если же и этого окажется недостаточно для возрождения «детанта», на очереди были и другие «квази-демократические атрибуты» типа фиктивной многопартийности, «свободных выборов» в «парламент», вывода войск из Афганистана, «либерализации» режимов Восточной Европы…
Соответственно подбиралась и команда: уже начиная с прихода к власти Андропова, а особенно при Горбачеве выдвигались вперед в основном люди с внешнеполитическим опытом — из КГБ, МИДа, международного отдела, исследовательских институтов и «мозговых трестов» Оно и понятно: их задачей было не только добиться возрождения «детанта» с Западом, но и перевести систему жесткого административно-репрессивного контроля внутри страны на более тонкий, манипулятивный, применявшийся ранее лишь во внешней политике Никто другой и не смог бы справиться с такой задачей, кроме профессионалов-манипуляторов.
Однако всерьез приступили к осуществлению этой «домашней заготовки» только после Рейкьявика, когда стало ясно, что одними обещаниями да с налету своего не добьешься. Ну, а Запад был в экстазе, не желая видеть происходящего у него на глазах гигантского обмана Как правильно пишет Новиков:
«Западные обозреватели считали эту умирающую идеологию, конституционные реформы Горбачева, создание Съезда народных депутатов и реорганизацию Верховного совета свидетельством краха коммунизма. Но при этом в тени оставалось усиление политической власти советской партийной элиты. В большинстве своем средства массовой информации трактовали самокритику КПСС и нападки на теорию марксизма-ленинизма как действительную и плодотворную самокритику партийной элиты, они не сумели понять разницы между партией и партийной элитой. Это и помешало увидеть, что Горбачев намеревался создать новый, урезанный тоталитаризм, демократию отнюдь не западного толка»

Однако кремлевские вожди дулись недолго: поджимал кризис. Деваться некуда — не удалось взять нахрапом, приходилось, идти дальше, кое-чем поступиться. Хочешь не хочешь, а приходилось приступать к следующей фазе разработки под названием «гласность и перестройка»: права человека, Афганистан, «социалистический плюрализм», «социалистический рынок», «общий европейский дом»…
Теперь, после крушения режима, уже ни для кого в России не секрет, что так называемое «новое мышление» разрабатывалось различными «мозговыми трестами» ЦК задолго до Горбачева. Об этом теперь охотно говорят и пишут бывшие «партийные интеллектуалы» — участники этих разработок. Да и сам Горбачев подтвердил этот факт в 1988 году, когда провал «перестройки» стал очевиден и пришлось объясняться, почему же весь план был так плохо продуман.
Как, мол, не продуман? — возмущался он. Очень даже продуман, причем задолго до 1985 года: сто десять исследований и разработок было тогда представлено в ЦК различными мозговыми трестами.
Только на Западе упорно продолжают повторять легенду о смелом реформаторе из Ставропольского края, а книги и статьи российских авторов, раскрывающие реальную историю вопроса, здесь, как правило, не печатают. Исключение составляет книга бывшего работника международного отдела ЦК Евгения Новикова (Gorbachev and Collapse of Soviet Communist Party. By Eugeny Novikov and Patrick Bascio. New York? Peter Lang Publ., 1994), но ее в продаже не найдешь. Я, например, потратил более трех недель, прежде чем нашел ее в… Швейцарии, хотя издана она вроде бы в Нью-Йорке.
Между тем, содержание ее весьма любопытно.
«Процесс нового мышления в действительности начался уже в конце 70-х годов, когда был жив Андропов, в среде интеллигенции, ознаменовавшись появлением публикаций, выходивших ограниченным тиражом и написанных мудреным социологизированным языком», — пишет он.
Помимо самого международного отдела ЦК, его специальных институтов и публикаций, к работе был привлечен целый ряд академических институтов. В поставленную им задачу входила ревизия идеологии, разработка «альтернативных» моделей и путей трансформации существующей модели во что-то более рациональное. Горбачев лишь унаследовал эти проекты, оказавшись наиболее подходящей кандидатурой на их исполнителя.
Однако, как отмечает автор:
«…хотя разнообразные идеологические сценарии, допускаемые или создаваемые идеологическими приспешниками Горбачева, весьма отличались друг от друга, тем не менее все они имели одну и ту же политическую цель: продолжение правления партийной элиты. Это происходило либо благодаря сохранению социалистической системы, либо благодаря преобразованию коллективной собственности класса номенклатуры в частную собственность, сосредоточенную в руках отдельных членов верхушки».
Уже одно то, что руководить разработкой «реформ» советского режима поручалось международному отделу ЦК (да еще под контролем Андропова), достаточно ясно говорит нам об их целевой установке. Характерно и то, что самые смелые идеи этих мыслителей за пределы марксизма все же не выходили: речь лишь шла о некоторой ревизии его «ленинского» варианта, сближавшей его с социал-демократией.
«В основном печать охарактеризовала гласность последнего времени как констатацию конца марксизма, однако в действительности это было возвращение к философской традиции европейского марксизма, от которой в Советском Союзе отказались еще в 1924 году», — пишет Новиков.
Легко понять, чем были вызваны поиски такого сближения. С одной стороны, к концу 70-х грядущий экономический кризис уже вполне просматривался и нужно было срочно искать путей спасения. Прежде всего, конечно, требовалось найти способ возродить «детант», открывавший доступ к западной помощи кредитами и технологией. С другой стороны, феноменальный успех «детанта» начала 70-х (как и его неожиданное крушение в начале 80-х) наталкивали на мысль о необходимости его более обстоятельной подготовки с учетом всех допущенных ошибок. Как мы помним, изначально «детант» был придуман не в Москве, а в Бонне; Москва лишь попыталась его использовать в своих целях, ничего у себя дома не меняя. В сочетании же с внутренними «реформами» социализма и соответствующей фразеологией социал-демократического толка «детант» становился неотразимым хоть для «северных» радикалов, хоть для «романских» умеренных. Минимальные, никак не угрожающие существованию режима изменения позволяли достигнуть, казалось бы, невозможного: они не только спасали от кризиса, но и открывали путь к «конвергенции» с меньшевистским Западом. То есть, попросту говоря, к усилению советского влияния в Европе.
В самом деле, что, собственно, помешало полному успеху «детанта» 70-х? Проблема прав человека? Вторжение в Афганистан? Польский кризис? Да неужели при известной гибкости, с помощью европейской социал-демократии и левой элиты США их было никак не обойти? Что касается первых, то еще в 1977 году тогдашний посол в ФРГ Валентин Фалин писал в ЦК о возможном решении. Нужно ли объяснять, что речь шла отнюдь не о введении демократии, а о путях ее успешной имитации. Сообщив, что партнеры по «детанту» — немецкие социал-демократы отнюдь не в восторге от кампании за права человека в соцстранах, он, в частности, пишет:
Социал-демократы уже сейчас на себе ощущают опасности антикоммунистической истерии — лозунг ХДС/ХСС «свобода вместо социализма» показал, что СДПГ оказывается не последней на очереди, когда трубят начало охоты за ведьмами. (…)
Одновременно собеседники отмечают, что Запад раньше Востока принял в расчет, что перемены в международном климате не обойдут стороной внутреннюю погоду в отдельно взятых государствах. Государства НАТО заплатили свою и немалую цену за разрядку, далеко не справились с трудностями, в том числе и идеологического характера. Но на Западе подобные трудности не столь бросаются в глаза, т. к. порог легальности в борьбе идеи там научились в обычной ситуации не особенно поднимать и заострять. По словам социал-демократических собеседников, социалистические страны тоже должны были считаться'с издержками перестройки международных отношений. (…)

ГОРБАЧЕВ. Нам нужно обменяться мнениями о мерах в связи с новой враждебной акцией администрации США. Развитие событии после Рейкьявика показывает, что наши «друзья» в США не имеют никакой конструктивной программы и делают все для того, чтобы еще более накалить атмосферу. При этом действуют они предельно грубо, ведут себя по-бандитски.
СОЛОМЕНЦЕВ. Да, они ведут себя как бандиты с большой дороги.
ГОРБАЧЕВ. Ожидать от администрации США каких-либо конструктивных действии и предложении нельзя. В сложившейся ситуации нам надо набирать пропагандистские очки, продолжать вести наступательную разъяснительную работу, ориентированную на американскую и всю международную общественность. Вашингтонские деятели этого боятся. На таможне в течение грех суюк задерживаются материалы с моими выступлениями на пресс-конференции в Рейкьявике и по советскому телевидению.
ЯКОВЛЕВ. Мне звонил т. Бугаев и сказал, что эти материалы до сих пор американской таможней задерживаются.
ГОРБАЧЕВ. Нам нужно и дальше давить на американскую администрацию, разъясняя общественности наши позиции и показывая ответственность американской стороны за срыв договоренности по вопросам сокращения и ликвидации ядерных вооружении.
В последнее время Рейган и его окружение не нашли ничего лучшего, как предпринять еще одну враждебную акцию — выслать 55 советских дипломатов. Пять наших работников объявлены персоной нон-грата, как объясняют в Вашингтоне, в ответ на выдворение нами 5 американских дипломатов, а 50 высылаются под предлогом установления равного уровня численности американских и советских дипломатических представительств.
Эту враждебную антисоветскую акцию нельзя оставить без ответа. Мы не должны останавливаться перед самыми решительными мерами. Американцы выступают с угрозами и заявляют, что если мы предпримем ответные действия, то они осуществят дальнейшие шаги в отношении нашего дипломатического персонала в США. Ну что ж, думаю, что ввиду ограниченного характера советско-американских связен и в этом случае наше посольство в США справится со своими задачами.
Необходимо выработать серьезные предложения. Что конкретно можно сделать? Следует убрать из американского посольства наших людей, которые работают там в качестве обслуживающего персонала. Далее, нужно ограничить приезд американских представителей в посольство США в Москву в командировку. Ежегодно по этому каналу к нам приезжают до 500 американских граждан. Наконец, следует на основе равенства решать вопрос о разрешении на приезд к американскому послу в Москву гостей, которых в год набирается до 200 человек. Наши люди ездят в командировки и посещают посла в качестве гостей редко. Необходимо, чтобы такие поездки в дальнейшем осуществлялись на равной основе.
В общем, подтверждаются слова, сказанные мною президенту США в Рейкьявике о том, что, очевидно, нормализация советско-американских отношении — дело будущих поколении.
ШЕВАРДНАДЗЕ. Персонал нашего посольства в США составляет 243 человека и консульства в Сан-Франциско — 25 человек. В посольстве США в Москве насчитывается 229 человек и в консульстве в Ленинграде — 25 человек. Кроме того у американцев работает 250 наших граждан в качестве обслуживающего персонала. Предлагается их отозвать. Это ощутимо скажется на деятельности американских представительств. Что касается командировок, то в американское посольство ежегодно приезжают до 500 человек. Мы же такой формой поездок в США почти не пользуемся. Нужно ввести в эгом деле принцип взаимности. Американцы от этого потеряют больше, чем мы. Не пользуемся мы и такой формон, как личные приглашения посла. К американскому же послу приезжают до 180 человек в год.
ДОБРЫНИН. Причем многих из этих «гостей» посол лично даже не знает.
ШЕВАРДНАДЗЕ. В американском посольстве в Москве в качестве обслуживающего персонала работают 14 человек из Финляндии. Нужно потребовать выезда этих лиц, а также 8 американских дипломатов, подозреваемых в незаконной деятельности. Адекватно действиям американцев мы должны поступить в отношении военного атташата. В результате у нас останется одинаковое с американцами количество работников — по 251 человеку в посольствах и по 25 работников в консульствах.
О провокационном характере действий администрации США свидетельствует и то, что ранее американской стороной для наших представительств была установлена квота в 320 человек. Мы эту квоту никогда полностью не заполняли.
ГОРБАЧЕВ. Все это нужно аргументировании изложить и подготовить мощный политический документ.
ШЕВАРДНАДЗЕ. Новая враждебная акция потребовалась администрации США в связи с предстоящими выборами. В нашем документе нужно будет сказать и о том, что если американцами в связи с нашими действиями будут осуществлены ответные меры, то мы поступим так же.
ГОРБАЧЕВ. Нет ли у товарищей сомнений в связи с этими предложениями?
ЧЛЕНЫ ПОЛИТБЮРО. Нет.
ДОБРЫНИН. Было бы целесообразно определиться также с консульствами в Киеве и Нью-Йорке.
ГРОМЫКО. Может быть, в создавшейся обстановке не форсировать их открытие. Смысла сейчас в этом нет.
ГОРБАЧЕВ. Надо решение этого вопроса заморозить. Что касается общей линии нашего поведения, то действовать следует спокойно, но решительно. Это важно не только с точки зрения советско-американских связей, но и международных отношений вообще. Если американцы будут так разговаривать с Советским Союзом, то можно себе представить, что же они будут предпринимать в отношении других стран.
У меня был разговор с Николаем Ивановичем (Рыжковым). От закупки кукурузы у американцев сейчас следует воздержаться.
ГРОМЫКО. В нашем заявлении об этом, может быть, не стоит говорить, но осуществить де-факто.
СОЛОМЕНЦЕВ. В нашем документе нужно привести цифровые данные, о которых говорил т. Шеварднадзе.
ДОБРЫНИН. Действия американцев в отношении нашего военного атташата беспрецедентны.
ГОРБАЧЕВ. И нам нужно всех американских военных выслать.
ЧЕБРИКОВ. В нашем распоряжении есть еще один резервный ход, который при необходимости можно сделать. Как я уже докладывал Политбюро, мы обнаружили в наших представительствах в США много подслушивающих систем. Можно было бы предать этот факт гласности в целях разоблачения американского шпионажа, провести пресс-конференцию с демонстрацией американских шпионских средств подслушивания.
ГРОМЫКО. А сколько они обнаружили в своих представительствах наших подслушивающих устройств? /
ЧЕБРИКОВ. Одно устройство. Тут цифры в нашу пользу — 1:150.
ГОРБАЧЕВ. Это нужно будет иметь в виду.
ШЕВАРДНАДЗЕ. Когда нам нужно обнародовать заявление по данному вопросу?
ГОРБАЧЕВ. Как только документ будет готов. Посмотрим его и тут же передадим по радио и телевидению, а также опубликуем в печати.
ЧЛЕНЫ ПОЛИТБЮРО. Правильно.
ГОРБАЧЕВ. У меня было намерение выступить сегодня на пресс-конференции, показать, куда ведут дело американцы после Рейкьявика. Разоблачить их вранье и жульничество. Но, по-видимому, сейчас, после предпринятой администрацией США враждебной акции, время для этого неподходящее. Наверное, целесообразно выступить не на пресс-конференции, а по телевидению, обратиться к нашему народу.
РЫЖКОВ. Правильно.
ГОРБАЧЕВ. Каких-либо новых предложений в выступлении выдвигаться не будет. Поэтому вряд ли есть необходимость делать специальную рассылку текста выступления. В рамках той позиции, которую мы определили, следует показать, что администрация США несет полную ответственность за срыв договоренностей в Рейкьявике, предпринимает жульнические маневры для того, чтобы извратить факты и ввести в заблуждение общественность. Можно сказать и о том, что развитие событий после Рейкьявика показывает, что Рейган не может справиться со своей оравой.
ГРОМЫКО. Об этом сказать можно, но в такой форме, чтобы не выгораживать самого Рейгана.
ГОРБАЧЕВ. Да, Рейган выступает как лгун. Нужно по этому вопросу найти соответствующую формулировку.
Нет у товарищей других предложений?
ЧЛЕНЫ ПОЛИТБЮРО. Нет.
Кого же в результате винили на Западе? Прежде всего, разумеется, реакционера Рейгана, не пожелавшего «отказаться от ментальности холодной войны» и поступиться всем ненавистной программой «звездных войн». А во-вторых, «консерваторов» и «реакционеров» в политбюро, с которыми «реформатор» Горбачев все еще вынужден считаться.

 «Реформаторы» и «консерваторы»
Надо признать, они были уникальные мастера пудрить мозги. Невнятные слухи, полунамеки, в лучшем случае — туманные обещания нового генсека что-то «перестроить» тотчас превращались в будто бы свершившиеся «радикальные реформы». В реальности ничего не происходило: советские войска продолжали уничтожать афганские кишлаки, отсиживали свои срока политзэки, шпионы продолжали красть западную технологию, но как-то само собой получалось, что виноват теперь в этом Запад: не идет навстречу, не верит в добрые намерения, не уступает.
Даже катастрофа в Чернобыле обернулась почему-то не против Горбачева и его режима, а против всех остальных стран, где были атомные электростанции. Он же оказался ни при чем, хотя именно по его распоряжению информация о катастрофе держалась в секрете, прка не подняли крик шведы и финны. Уже за одно это любой политик был бы проклят общественным мнением, а на Западе — и посажен: ведь в результате радиоактивному заражению подверглось гораздо больше людей. Представим себе, что президент США или британский премьер-министр попытались бы скрыть факт утечки радиации на атомной электростанции, — и вообразить невозможно, какой поднялся бы крик. А тут даже не отменили первомайскую демонстрацию в Киеве — всё надеялись, что никто не узнает о случившемся. И в то же время партийные боссы Украины тайком отправляли свои семьи в Москву, подальше от Чернобыля…
Разумеется, все это было отлично известно западной прессе, но подавалось совсем иначе: бедные русские, как им не повезло с Чернобылем вот к чему приводят атомные электростанции. Роль же Горбачева в этой истории даже не обсуждалась. Особенность раздуваемой на Западе «горбомании» в том и состояла, что она строилась на пустом месте, на «кредите доверия» одному человеку, которого никто даже не знал толком. Она была столь же абсурдна, иррациональна, как и кампания за ядерное разоружение, да и осуществлялась в основном теми же силами. Разница была лишь в том, что на этот раз и все остальные приняли навязанную им игру, заботясь лишь о том, как бы «не помешать перестройке», а не о том, чтобы правдиво информировать публику Сомнение, скептицизм становились почти кощунством, на которое мало кто отваживался
«Поверим ему за недоказанностью», — твердили на Западе, хотя объяснить, на чем основана эта «недоказанность», никто не мог Ведь речь шла о человеке, прошедшем все ступени обычной партийной карьеры, а начиная с 1978 года в качестве секретаря ЦК и позднее члена политбюро принимавшем участие во всех преступлениях режима Оставалось только изобретать какие-то особенности новому генсеку Например, взахлеб сообщалось о том, какая у него «современная», «прозападная» жена, «философ» (преподаватель марксизма-ленинизма!) И не было предела восторгам по поводу того, что, будучи в Париже, она большую часть времени провела в магазинах, покупая драгоценности у «Картье» на кредитную карточку «Америкен экспресс» А в то же самое время, иногда на тех же газетных страницах с возмущением писали о жене филиппинского диктатора Фердинанда Маркоса вы только подумайте, страна голодает, а она скупает наряды, тысячи пар туфель!
Словом, это была хорошо рассчитанная кампания дезинформации А уж кульминацию своего усилия преодолеть сопротивление Запада — встречу в Рейкьявике — советские обставили по всем правилам высокой драмы Мир замер в ожидании казалось, само существование планеты висит на волоске Целые религиозные общины молились за успех встречи, словно перед концом света В сущности, ничего особенного не происходило сами по себе встречи в верхах уже стали к тому времени делом достаточно обычным Да и предполагавшаяся программа переговоров ничего нового не содержала — опять все те же мечты о ядерном разоружении, которое нужно СССР и не нужно Западу Но как-то так получалось, что теперь все вот-вот решится А если не решится, то только по вине Рейгана Удивительно, не правда ли кризис вроде бы в СССР, они обанкротились, им нужно спасаться, а уступать почему-то должны американцы.

Трамп заврался — обычно добавляют «окончательно», но в случае Трампа это никогда не окончательно, там где Трамп открывает рот, нет дна.
— Я, — говорит, — веду активные переговоры с Китаем. Ждите хороших прекрасных замечательных новостей. Только у нас. Только в нашем цирке! Скоро!
— Какие переговоры? Как? Как-как-как-как? — Спрашивают ошалевшие журналисты? — Но как?! Как?! Было же никак!!!
— Очень даже как, я вас спрашиваю! Я веду их каждый день! Иногда два — три — четыре раза в день! Иногда! Гигантский прогресс! Уменьшение тарифов! Светлое будущее! Только у нас! Сегодня по три, завтра по пять! МАГА — МАГА — МАГАГАГА! ГАЛАМАГА! БУГАРАГА!
— Но с кем?
— Со всеми! Со всеми премьерами, президентами, председателями и лидерами — кто там у них вообще есть. Бугагага!
Тут уже отвечает премьер Китая.
— Не веду я никаких переговоров. И мы не ведем. Если мы сказали, то не ведем. Все!
— А с Трампом?
— Кто это?
— Ну этот, рыжий, толстый, из соломы и опилок. Американо. Галстуки у нас скупает. Красные. Кепки. Красные. Туфли, пиджак из заменителя, рубашки (32 штуки), трусы — XXXXL, кофе дешевый поддельный, чай, испитой уже, часы разовые, авторучки, кассетный магнитофон SONY, — ну, он.
— Все, идите! Гуй! Гуй! Фуй-гуй!
— Но?
— Гуй — гуй — гуй! Фуй-гуй!
Все, закрылась дверь, оказалось китайский премьер уже неделю сидит на открытых совещаниях — все ясней ясного видят, что на Трампа у него нет времени. Пролетел Трамп.
Тогда выходит самый большой жирный американский инвестор (который дал Трампу зиллион американских долларов, потому что думал, что так будет лучше, чем бросать их в камилову топку) и говорит:
— Ту, подонок, что творишь? До тебя чурбана не доходит, что Америка — это бренд. Это тебе не квартирками торговать, не фуфло в мозги вплавлять, ты понимаешь, что ты подорвал авторитет нашего бизнеса, который мы веками вышлифовывали?
— Я тоже могу в треть цены купить твой поддельный Гуччи в Кетае. Но я не хочу поддельный Гуччи, сколько бы он ни стоил. Я вообще ничего поддельного не хочу, потому что подделка это себя обманывать и не любить. И, мы, Америка, мы — всемирный бренд. Мы продаем то, что во всем мире ценят и чему верят, что не подведет, что американское — значит лучшее (Тут надо бы объяснить, что самый главный и жирный инвестор имеет в виду не американскую жвачку или Мальборо, а американские доллары. То есть деньги. То есть то, чем Америка больше всего торгует, и на чем держится мировой рынок — доллары. До сих пор все любили доллары и верили, что доллар не подведет).
— Ты, падла, что с нашей Америкой делаешь? Аааааа???
На что умный папаша Трамп отвечает :
— А я не виноват!!! Я вам 12 лет каждый день показываю…

crush, ссылка не работает(( но интересно. остальное — Ваш анализ?

Ilya, www.soviethistorylessons.com/bukovsky-judgement-in-moscow