Почему они пытаться возложить вину за рабство на капиталистов?

В последние месяцы несколько общественных деятелей и национальных СМИ начали продвигать идею о том, что современный капитализм построен на основе рабства. Берни Сандерс ссылаясь на статью New York Times даже заявил, что «развитие Америки строилось на отношении к чернокожим как к собственности». Статья в журнале Vox обещает объяснить «Как рабство стало строительным материалом американской экономики.»

Нарратив о капитализме, основанном на рабстве очень удобен для того, чтобы одновременно делать две вещи. Во-первых, объявить капитализм моральным наследником рабства. Во-вторых, утверждать, что те, кто ведет относительно комфортную жизнь в условиях капиталистической системы, на самом деле наживается на труде рабов, живших в незапамятные времена. С этой точки зрения, если владелец бизнеса, предприниматель или владелец имущества получает выгоду благодаря капитализму, то этот человек — независимо от того, были ли его предки каким-либо образом связаны с рабовладельческим хозяйством — также получает выгоду от рабства. Если эта стратегия увенчается успехом, то можно будет утверждать, что современные капиталисты в каком-то смысле находятся на том же моральном уровне, что и рабовладельцы прошлого. И, конечно же, капитализм становится морально неприемлемым.

К счастью, факты не подтверждают теорию. Рабовладельческая экономика никогда не была двигателем американского экономического роста, а капиталистическим системам никогда не требовалось рабство для достижения успеха.

Современные антикапиталисты не первые, кто использует эту тактику. Эта версия истории, утверждающая, что любой может разбогатеть на рабовладении, имеет много общего с пропагандой, распространяемой рабовладельцами на американском Юге. Ее целью было опровергнуть мысль, что свободные северяне морально превосходят рабовладельцев южан. Месседж был следующий: «мы все одинаково ответственны за рабство».

Одна из частей этой стратегии состояла в утверждении, что некоторые северные аболиционисты лицемерно участвовали в работорговле как владельцы судоходных фирм, которые обслуживали рабовладельческую экономику.

Мэтью Карп в «Обширной южной империи» , пишет о Генри А. Уайзе, политике, выступающем за рабство, и американском дипломате в Бразилии, который вел хронику лицемерия северных торговцев, которые утверждали, что выступают против рабства, зарабатывая деньги на работорговле в Бразилии:

Американцы, участвующие в торговле, — сообщил Вайз, — «все с севера Балтимора», и северные аболиционисты были глубоко замешаны в рабовладельческом траффике. Одно печально известное судно, которое привезло в Бразилию около шести сотен рабов, «принадлежало квакеру из Делавэра, который даже не ел “рабский сахар” (имеется в виду сахар, произведенный на плантациях с использованием рабского труда, -прим.ред.) Другое американское судно, заявил Вайз, “совершило несколько поездок на побережье под чартерной маркой известных здесь рабовладельцев, которые владели аболиционистской газетой в Бангоре, штат Мэн”.

Хотя эти утверждения, несомненно, ухудшают репутацию некоторых северных торговцев, они, тем не менее, не доказывают, что северные фермеры, владельцы шахт и другие капиталисты в целом обогащались от рабства.

Гораздо более полезным для распространения синдрома вины за рабство является аргумент «Короля Хлопка», который состоит в том, что большая часть промышленно развитого мира зависит от хлопковой экономики. Карп пишет:

Рабовладельцы в 1850-х годах редко упускали возможность прибегнуть к силлогизму “Короля Хлопка”: американский Юг производит почти весь используемый в мире сырой хлопок; этот хлопок способствовал промышленному развитию Северной Атлантики; следовательно, развитые экономики Франции, северной части Соединенных Штатов и Великобритании фактически управлялись южными плантаторами.

Выводы, сделанные южанами из модели “Короля Хлопка”, были не менее грандиозными, чем предпосылки. Энциклопедия Де Боу, например, объявила, что хлопок был «самым полезным продуктом, который когда-либо производила коммерция для удобства человеческой семьи».

Утверждалось, что без южного хлопка северная промышленность — предположительно зависящая от хлопка для текстиля — получит сокрушительный удар. Таким образом, считалось, что северные и европейские капиталисты находятся во власти производителей хлопка и обязаны своим успехом рабовладельческому хозяйству.

Эта вера была настолько распространенной, что политические теоретики Юга считали: Юг должен забыть о диверсификации своей экономики. Джордж Фитцхью, например, настаивал на том, что Юг должен положить все яйца в хлопковую корзину:

Не так важно, кто делает нашу обувь. Юг совершит роковую ошибку, если, спеша стать номинально независимым, он потеряет свои нынешние рычаги влияния и тем самым перестанет быть действительно независимым. Хлопок — король; а рис, сахар, кукуруза, пшеница и табак — его главные министры. … Мы не должны ставить под угрозу этот могучий рычаг влияния, чтобы не стать, как англичане, жалкими владельцами магазинов, сапожниками и обычными жителями вселенной.

Действительно, многие южане были совершенно уверены в том, что они могут использовать хлопковую экономику для контроля над миром; как заключил сенатор Джеймс Хаммонд из Южной Каролины: «Вы не осмелитесь вести войну с хлопком.»

Излишне говорить, что Хаммонд и разработчики теории “Короля Хлопка” были неправы в отношении степени глобальной политической власти, создаваемой хлопком.

Оказалось, что мир может выжить без южного хлопка, и, что более важно, миру не нужен хлопок, произведенный конкретно рабами. Неправда и то, что миру нужна «дешевая рабочая сила» рабства, чтобы экономически выгодно производить товары и услуги. Северные иммигранты опровергли это еще до войны.

Пустота заявлений о «необходимости» рабского хлопка стала более очевидной после войны. Даже после «кампании выжженной земли» Союза против Юга производство хлопка начало восстанавливаться буквально через несколько лет после окончания войны. Производство хлопка, теперь уже не использующее рабский труд, вернулось к пиковым уровням к 1870-м годам. К концу девятнадцатого века производство хлопка выросло вдвое, по сравнению с предшествующими годами.

Более того, даже в эпоху рабского труда северная экономика едва ли была обречена на провал без южного хлопка. Текстиль был не единственным предметом, который нужен людям для удовлетворения своих основных потребностей. И рабы были не единственной силой, которая могла делать деньги, производя товары. Северные штаты производили огромное количество продуктов питания. Северные купцы торговали зерном, строительными материалами и другими ресурсами, никак не связанными с хлопковой экономикой.

Вместо того, чтобы быть двигателем мировой экономики, рабовладение, похоже, сдерживало южную экономику. По словам Карла Смита из Bloomberg :

Незадолго до провозглашения независимости валовой внутренний продукт Юга на душу населения с поправкой на инфляцию составлял 3100 долл. США в год — по сравнению с 1832 долл. США в Новой Англии. В течение следующих 60 лет ВВП Юга на душу населения фактически снизился до 2521 доллара. Британский спрос на хлопок помог ему восстановиться до 4000 долларов на душу в 1860 году, но к тому времени сопоставимая цифра для Новой Англии составляла 5337 долларов.

Рабский труд не годился для строительства каналов, железных дорог, сталелитейных заводов и верфей. Рабство — и местническая культура погони за рентой – не способствовали росту капитализма на Юге.

Тот факт, что многие отрасли промышленности на севере США и в Западной Европе извлекали выгоду из производимого рабами южного хлопка, не доказывает, что этим экономикам, чтобы процветать или выживать был необходим именно рабский хлопок. Индустриальные экономики мира прекрасно обходились без этого.

Тем не менее, некоторые левые идеологи в настоящее время пытаются возродить старую теорию антебелума о том, что капиталистическая экономика стоит на спинах рабов. Безрассудные почитатели прошлого, несомненно, согласятся. Но эта теория сейчас так же ошибочна, как и тогда.