Мировая Экономика: Темные Времена

Как написал недавно Джонатан Гарнер, главный стратег Morgan Stanley по развивающимся рынкам, споры о рецессии закончены; очевидно, мы уже там, и нас ждут еще более трудные времена.

Впрочем, я не уверен, что какие-либо существенные споры вообще были. Для любого хорошего студента, изучающего экономику, причины возникновения сегодняшней ситуации и общий перспективный тренд вполне понятны и соответствуют базисам экономической науки. Поэтому можно быть уверенными и в том, что тем более все было понятно и управляющим ФЕДа.

На протяжении последних двух лет г-н Пауэлл уверял нас сначала в том, что инфляции не будет, затем, когда инфляция  наступила, в ее транзитивности, и, наконец, после падения ВВП два квартала подряд — в том, что рецессии нет.

Все это трудно назвать «спором», поскольку ФЕД и другие центральные банки просто пытались давать рынкам «сигналы», в которые если кто-то тогда и верил, то сейчас не верит вовсе. Единственное, чему верят управляющие и экономисты теперь — это твердые данные: макроэкономические показатели и фактическая реакция монетарного регулятора вкупе с решениями правительства. Вот на чем сегодня основывают свои ожидания и предпочтения экономические агенты, фактически игнорируя словесные интервенции регуляторов, и правильно делают! Трудно доверять успокоительным словам того, кто черное называет белым, зная, что это действительно черное, и будучи уверенным, что вы тоже это знаете.

Я не буду в очередной раз подробно останавливаться на причинах возникновения того состояния экономики, которое мы получили сегодня. На протяжении почти трех лет, фактически, с самого начала пандемии Ковид-19, я, как и многие мои коллеги, подробно и разнообразно говорил по сути следующее: огромное увеличение ликвидности и гипертрофированные социальные расходы неизбежно приведут к большой инфляции и рецессии, помимо прочих крайне негативных социально-политических последствий в более далекой перспективе.

Локдауны, производственные и логистические дисбалансы, а также искажение рынка труда привели к нарушению цепочек поставок и проблемам в обеспечении рабочей силы, которые всего лишь усугубили трудности, но вовсе не стали их первопричиной!

Однако правительства и монетарные власти поспешили перевернуть все с ног на голову и назначили нарушенные логистические цепочки главной причиной фактической стагфляции — растущей инфляции и рецессирующей экономики. Прекрасный способ списать неизбежные экстерналии беспрецедентного расширения государственного распределительного мандата и фактического этатизма на форс-мажор!

Геополитическая нестабильность в Восточной Европе также стала еще одним “удобным” фактором, объясняющим инфляционный прессинг. Впрочем, все это — закономерное, ожидаемое и естественное поведение любого популистского правительства с элитами, почувствовавшими сладость неконтролируемого бюджетного перераспределения.

Какова же сегодняшняя реальность и какой она может быть завтра? Реальность мрачна, и завтра просвета не видно.

То, что ФЕД и правительство называют сильным рынком труда, и что фактически является абсолютно губительным неравновесием в сегодняшней экономике, — следствие того самого безумного монетарного расширения и социальных расходов, которое подпитывает сейчас инфляцию, наряду с не до конца восстановленными до сих пор цепочками поставок, а также геополитической турбулентностью на сырьевых рынках.

Соответственно, потребительская уверенность и деловые настроения находятся на крайне низких уровнях, вызывая сокращение производства и примитивизацию потребления, а в целом резко сужая горизонты планирования. И теперь, как уже было очевидно еще два года назад, регуляторы сталкиваются с очевидной гигантской проблемой: как остановить инфляцию и не убить экономику?

Решение этой проблемы неизбежно вынуждает правительства и монетарные власти выбирать из двух зол. И власти выбирают погашение инфляции как главной экзистенциальной политической угрозы.

Это выбор рациональный и верный, однако это заход с другого, неправильного конца. Поддержание стабильности темпа роста цен и его адекватности росту производства и обеспеченного им потребления — вот главная задача финансового регулятора в свободной рыночной экономике. Регулятора, призванного реагировать на изменения баланса спроса и предложения и обеспечивать финансовую систему тем объемом ликвидности, который необходим экономике в конкретной стадии рыночного цикла для эффективного горизонтального обмена благами.

Еще раз: роль регулятора — реагировать в определенной стадии рыночного цикла, а вовсе не превентивно заниматься циклическим сглаживанием или напрямую создавать токсичный экономический инкубатор — то, чем занимались власти в США и других развитых экономиках последние 20 лет.

Сейчас же ФЕД и власти просто вынуждены бороться с собственным Франкенштейном. Два с лишним десятилетия искажая рыночную экономику экономическим экспансионизмом, политические элиты вынуждены гасить пожар бензиновой струей, о чем я не раз говорил.

Интенсивная инфляция для современной власти — это не угроза сбалансированного экономического роста, поскольку ни о каком сбалансированном органическом росте в последние два десятилетия речи вообще не было, экономика существовала фактически на государственных деньгах. Сейчас это угроза политическая, это основная причина возможного социального недовольства и, соответственно, угроза стабильности для политических элит.

С одной стороны, инфляция уменьшает покупательную способность избирателей, а интенсивная инфляция ее интенсивно снижает. С другой стороны, инфляция является депрессивным фактором для производства, что ведет к его сокращению, экономической стагнации и снижению объема занятой трудовой силы. И это триггирует социальное недовольство с другой стороны.

Что же наиболее важно для экспансионистского государства, накачивающего потребительским левериджем свою экономику несколько десятилетий и покупающего избирательную лояльность популизмом: поддержать экономику, то есть «предложение», или успокоить население, то есть «спрос»? Первое — это долго, болезненно, а главное — непопулярно прямо сейчас, то есть политически не выгодно. Второе — куда проще, более знакомо и главное — политически выгоднее сегодня и в короткой перспективе условного завтра.

В итоге, осознав угрозы и альтернативы, правительство идет на монетарное ужесточение в попытке сохранить покупательскую способность избирателей, надеясь компенсировать рецессию очередным расширением госрасходов и госзаказа.

Великобритания сейчас пытается пойти по другому, сложному, но верному пути, где консервативная партия, как и Маргарэт Тэтчер в начале 80-х, приняла совершенно непопулярное на сегодняшний день решение — повысить ставки и снизить налоги с одновременным компенсаторным увеличением госдолга. Разумеется, как я уже сказал, это болезненный и сложный процесс, как и любая “ломка” после многих лет острой наркотической или алкогольной зависимости. Как говорил великий Фридрих фон Хайек, «вечеринка когда-нибудь закончится»...

Но если государство и вынуждено заниматься прямым перераспределением или, как это называют, «помощью» экономическим агентам, то это должны быть в первую очередь производители, а не потребители! В противном случае государство раздает рыбу вместо того, чтобы помочь найти удочку.

Помогая стороне “предложения”, государство выправляет экономические процессы и задает им импульс для последующего органического роста, когда потребительские возможности и рост спроса соответствуют производительным возможностям и темпам роста производства. По мере выхода из глубокого кризиса государство сможет уменьшить государственный долг, сокращая бюджетный дефицит .

Такую траекторию уже проходили развитые страны в 80-х — 90-х годах 20-го века. В начале 80-х на фоне последствий острейшего кризиса 70-х болезненные, но верные решения Тэтчер, Рейгана и Коля по снижению социальных расходов и налогов с одновременным ужесточением процентных ставок и ростом госдолга дали возможность развитым экономикам выйти из «ужасных 70-х».

И именно последствия выхода главных мировых экономик на путь здорового роста обеспечили эпоху “золотых 90-х" со стабильной инфляцией, экономическим ростом и резким технологическим развитием, сдержанными госрасходами и бездефицитными бюджетами на фоне снижающихся госдолгов.

Сегодня, однако, ни о чем подобном нигде, кроме Великобритании, речи не идет. Напротив, в США госрасходы администрации президента Байдена выросли до запредельных величин, налоги на «доходы богатых» и прибыль корпораций увеличены и закреплены в Акте о снижении инфляции. И администрации, и правительствам других западных экономик важно сохранить лояльность избирателей без трудных решений — популизм правит балом.

Проблемы со стоимостью активов у пенсионных фондов, страховщиков, банков и фондов будут решаться ситуационными выкупами. Последствия совершенно неизбежного и уже происходящего экономического спада будут компенсироваться госзаказом, частичной национализацией и субсидиями неэффективным агентам, что, собственно, правительства и делают в течение двух с лишним десятков лет.

Госзаказ будет включать, кстати, расширенное производство продукции военного назначения, учитывая геополитические угрозы со стороны агрессивных или просто активных авторитарных режимов, возникших и укрепившихся не без участия соглашательской и «прагматичной» политики глобального сотрудничества развитых стран с ресурсными автократиями, включая, в первую очередь, Россию и Китай.

Я далек от создания вымученных корреляций, однако многие нюансы современного экономического и социо-политического состояния сегодня весьма напоминают экономическое и политическое международное положение в 30-х годах. Это касается и тотального кейнсианства, и государственного экспансионизма в экономической политике ведущих развитых экономик, в первую очередь американской, и роста активности авторитарных режимов и их агрессивных ”вождей", и соглашательского вектора политики западных правительств в сотрудничестве с этими автократиями в модусе сохранения статуса-кво, и качества «лидеров» уже самих развитых стран.

Говорят, что сложные и тяжелые времена рождают сильных лидеров, способных на болезненные, но необходимые решения и умеющих убедить людей в своей правоте. По поводу “времен” сегодня ни у кого сомнений, кажется, нет. С сильными лидерами — проблема. И проблема не только в том, что сегодня их нет в развитых странах.

Главная проблема в том, что «сильные» лидеры есть в тех самых активных автократиях... Но это уже совсем другой разговор.