По поводу беспорядков, банов и отношения власти и сми-монополий

"…… Все эти компании согласились работать с правительством США, выходя далеко за рамки того, что требовал от них закон, они делают все возможное, чтобы увеличить глубину своих взаимоотношений с правительством. В свою очередь это побуждает правительство не регулировать эти компании в контексте желаемой ими деятельности, которая в конечном итоге заключается в доминировании в информационном пространстве различными способами".

Эдвард Сноуден

Я не политик, не журналист и не общественный деятель. Я инвестор, финансист и, если хотите, экономист-практик. Я оцениваю социально политические процессы с точки зрения экономиста, т.е. я анализирую, как меняется социально-политическая система под воздействием базисных экономических факторов, которые к слову являются одним из основополагающих взаимозависимых компонентов динамической цивилизационной системы наряду с институциональными, технологическими и этико-культурными факторами. Это работает и в инверсном порядке: можно оценивать, как социо-политические процессы определяют экономическую ситуацию. Что первично — вопрос сложный, долгий и очень discussable...

Рассуждая именно с таких позиций, можно сказать, что в экономическом смысле события в США вызвали очевидно незначительный экономический эффект в коротком горизонте, однако могут иметь длинную долгосрочную перспективу. Все, что происходило вокруг Капитолия и в аккаунтах Трампа, не интересно рынкам и не имеет немедленного эффекта в экономике: рынки продолжили умеренный рост, компании FAANG скорректировались, макростатистика в разрезе опережающих индикаторов существенно не колеблется, ожидания агентов сильно не изменились.

Если посмотреть на исключительность ситуации со сравнительно — исторической точки зрения, то на первый взгляд она также не является чем-то особенным. Беспорядки и массовые протесты в США явление нередкое: американцы любят, хотят и умеют пользоваться демократией, делают это с удовольствием и знанием дела. Беспорядки могут охватывать целый город, как это было, например, в Орландо, они могут длиться неделями, как это было в Пенсильвании, они могут привести к аресту огромного числа людей, как это было в Occupy Wall-Street (тогда арестовали более 700 человек). Бывает, когда они волнами проходят по десяткам городов, как это было с организованными демократами протестами после избрания Трампа, и нередко эти беспорядки влекут за собой мародерство, сгоревшие здания, столкновения, увечья и даже смерти. Недавние события — это вовсе не что-то исключительное, а скорее подтверждающее обычный ход вещей. В этот раз, прямо скажем, не очень большое кол-во людей, явно маргинальных и экстремистских, воспользовалось поводом и устроило беспорядки, и единственная отличительная особенность — это проникновение в Капитолий. Однако и здесь нет ничего особенного: места, где власть обитает, не являются чем-то сакральным для протестантской Америки, и охраняются они почти так же, как офисные центры — американцы в целом смотрят на это по-другому.

Ситуация с банами аккаунтов Трампа выявляет более глубокую проблему, чем просто бан Трампа. Америка — это страна равных прав с исторически развитыми демократическими институтами, и Трамп такой же человек, как какой-нибудь Джон Брэдли или Брэдли Джонс. Забанили какого-то Дональда Трампа за пост, не соответствующий правилам соц. сети, завтра забанят другого — сам по себе этот прецедент не имеет никакого значения, в Америке президент — это не в России президент, его можно банить, его можно судить, ему можно объявлять импичмент….Но в целом эта история указывает на актуальность и открывает перспективу важной и глубокой дискуссии о том, что вообще такое права и свободы в современном мире – в меняющейся технологической среде, в меняющейся структуре экономики, в среде, где происходит рост значения блокчейна с одной стороны и государственной централизации и интервенционизма с другой, где с одной стороны возникают десятки тысяч стартапов и где с другой открыто постулируется девальвация свободной конкуренции и частной собственности, где к институциональному фрейму гражданского общества приходят страны третьего мира с одной стороны и где в развитых демократиях происходит масштабный трансфер частных прав и свобод государству с другой, где Илон Маск и Марк Цукерберг становятся богатейшими людьми планеты и где одновременно поощряется осуждение меритократии с другой…Например, что такое свобода слова в мире тотальной информационной пролиферации и моментальной коммуникации на нескольких информационных платформах-монополиях, где эта свобода начинается и где заканчивается, кто теперь определяет эти границы, как они определяются… Может ли частная коммерческая компания, предоставляющая услуги по “свободе слова”, быть монополией, причем не просто странового, а глобального масштаба… И если она монополия (а любая монополия подвержена диффузионным процессам с властью, а значит она не независима, как другие свободные агенты и нарушает основополагающий принцип свободной конкуренции), - может ли она иметь монополию на социальную сеть, где генерируются, высказываются и моментально распространяются свободные мнения миллиардов людей со всех концов планеты?.. Я не вижу здесь однозначных ответов, но для выработки наименее противоречивых и наиболее убедительных концепций и формулировок необходима осознанная и конкурентная дискуссия, без политических замыливаний, замалчиваний, репрессий… Мы не можем находиться в пространстве, где просто “все вcё понимают”, где каждая группа агентов — бизнес, граждане, подобная информационная бизнес-монополия или даже правительство — решают по-своему и ситуативно, что правильно и что не правильно, не имея новых институциональных и смысловых ориентиров в условиях, когда старые уже не актуальны или сбоят. В этом смысле я с большим уважением отношусь как к попыткам Шваба дать целостную этическую и технологическую концепцию нового экономико-институционального мироустройства, так и к попыткам ММТ дать свои ответы на современные социально-экономические вопросы — хотя в целом не согласен с обоими.

Как же может трансформироваться медийная среда в условиях таких глобальных изменений? Утопии или, вернее, антиутопии фантастов который раз оказываются не очень-то фантастическими… Сращивание монополий с государством — явление исторически регулярное, научно объяснимое с точки зрения как причин, так и последствий… Однако нынешние информационные монополии и их акторство — вещь принципиально новая, как и вся условная «четвёртая промышленная революция»… Фантастический сюжет о “государстве корпораций”, т.е. о полном сращивании системы регулирования с системой зарабатывания, безусловно является художественным вымыслом, однако, как и многие креации писателей-фантастов, становится все менее художественным и все менее вымыслом… Когда интересы монополии и государства не конкуренты друг другу, а идентичны, тогда фактически стирается какая-либо разница между бюрократической элитой и монополией. И это — единая основа для любых последующих интервиционистких конструкций: социалистической диктатуры (КНДР), автократического меркантилизма (Россия), социально-ответственного капитализма (США после 2008-го)… Далее следует вопрос доминирования: монополия обслуживает интересы бюрократической элиты в большей степени, или наоборот. Чем длиннее срок жизни такой системы, тем менее значим этот вопрос и тем больше сращивания и единообразия интересов и целей.

Что мы видим сейчас? Пока мы видим, как информационные социально-сетевые монополии влияют на общественное мнение, принимая одинаковые решения практически одновременно по доступу отдельного инфлюэнсера к сети, что, очевидно, соответствует интересам новой властной элиты и является ключевым пунктом ее общественной повестки. В чем причины таких решений?

Во-первых монополия не хочет становиться немонополией, и будучи рациональным агентом, использует любую возможность продлить свой срок жизни, если такая возможность имеет ограниченные риски. Антимонопольные разбирательства, затеянные преимущественно республиканцами, будут приостановлены демократами — это прямо следует из массы программных пунктов и выступлений лидеров демократической партии. Помимо этого новые монополии являются одним из центральных компонентов в концепции Great Reset, которая активно поддерживается демократами. Таким образом, как рациональные экономические агенты, монополи принимают наиболее выгодные для себя решения, даже если они выглядят как решения политические: в сложившихся условиях это будет лучшее решение для бизнеса. (Социальная ответственность бизнеса, говорите? Как сказал Фридман, единственная социальная ответственность бизнеса — максимизация прибыли). И не вина монополий, что они выбирают такое решение. Это властная элита, используя новую риторику социальной справедливости и ответственности в качестве идеологической смазки, меняет институты, правила и законы свободного рынка в своих интересах, создает такие условия, в которых бизнес вынужден действовать именно так, в интересах этой элиты. Этот процесс укладывается в достаточно элементарные аксиоматические конструкции, знакомые каждому студенту-экономисту или социологу.

Во-вторых, монополии — это бизнес, а бизнес прежде всего ориентирован на продажи, а значит руководствуется помимо вышеуказанного избегания рисков предпочтениями потребителей. Если предпочтения большинства потребителей — это BlueWave, т.е. демократы в Белом Доме, Сенате и Палате представителей, значит потребителям будет продаваться то, что они хотят купить и на что предъявляют спрос: хайп антитрампизма и прочий сюжетный контент, благо Трамп сам эти сюжеты создает…И это был бы нормальный эндогенный рыночный процесс распределения/концентрации спроса и реакции предложения — если бы не экзогенный фактор в виде интервиционисткой политики новой властной элиты, поощрения принципов ESG, ослабления антимонопольных процессов, мягкого монетаризма, потенциального увеличения налогов и усилений распределительных механизмов и пр… Итог: монополии, как и любой экономический агент, стремятся к максимизации полезности при минимизации рисков и затрат, даже если приходится для этого отказываться от продаж тем самым 65 миллионам меньшинства, поддерживающим Трампа. Т.е. новая властная элита путем создания и манипулирования рисками увеличивает их значимость для монополий по сравнению с потенциально упущенной прибылью и создает экзогенный фактор, который определяет решения бизнеса. Круг замыкается, и мы возвращаемся в учебник по макроэкономике для 1 ого курса.

Еще раз: если бы монополия отключила Трампа только из-за того, что начался отток пользователей благодаря его постам, и рекламодатели урезали бы свои бюджеты, это был бы естественный рыночный процесс, где в конечном счете потребители определяют продукт — будь то информация или суп. При этом надо помнить, что одним нравится борщ, а другом мисо. И если вы находитесь в интернациональном мегаполисе, где любителей борща и мисо супа примерно поровну, вы найдете и предложение примерно в той же пропорции. Но если власти мегаполиса определят, что во-первых любителей борща все-таки больше, а во-вторых, что борщ — это единственно вкусный и полезный суп, и надо бы заставить все рестораны подавать только борщ, клеймя повсеместно мисо, то и японские рестораны тоже начнут продавать борщ…Так что без гипертрофии экзогенного влияния таких масштабных редукций свободы доступа к мнению и свободы высказывания мнения просто не могло бы быть по определению принципов свободной конкуренции. Это элементарно противоречило бы рациональному выбору монополий, и они стремились бы к охвату и тех 65 миллионов меньшинства, а не вычеркивали бы его из доходной части и не терпели бы отвесное падение продаж и котировок.

Таким образом, пока мы можем наблюдать доминирование властной бюрократии над информационными монополиями, что можно квалифицировать как экзогенный шок, меняющий выбор и приоритеты информационных монополий, как экономических агентов. Но, как я упоминал выше: чем длиннее срок, тем условнее границы и разницы интересов, и тем более эндогенными и самоорганизующимися становятся негативные экономические процессы, искаженные государственной экспансией.

Я не верю в идеологические мотивы монополий по «затыканию» Трампа, намеренному инкапсулированию антитрампизма и “социально ответственному” ограничению информационных прав условного меньшинства. Не верю в силу вышеприведенных оснований: бизнес — штука практичная, из всех агентов бизнес принимает наиболее рациональные решения, руководствуясь всей доступной ему информацией, включая скрытую от публичного освещения, это один из ключевых моментов в теории рациональных ожиданий и эффективных рынков. (И зачастую именно та самая недоступная общественности часть информации и является основным драйвером решений бизнес агентов). Но вот во что я точно верю, так это в необходимость сохранения состязательной и равновесной институциональной среды, которой и определяется в числе прочего гражданское демократическое общество, где права и свободы всех участников защищены одинаково в условиях свободной конкуренции и где элиты ограничены в возможностях расширения своих интересов, а государственные институты настроены на соблюдение этих принципов через различные сдерживающие и уравновешивающие механизмы. Когда эти принципы нарушаются, то наступает эпоха государственной экспансии, централизации, интервенционизма, активного акторства под соусом социальной справедливости, борьбы с неравенством, социальной ответственности и создания “государства всеобщего благоденствия” — и в итоге того самого банального и неизбежного сращивания власти и бизнеса, а в данном случае — информационно-сетевых монополий, что только усугубляет проблему. И тогда рассчитывать на дискуссию о новых смыслах и новых институтах в эволюционном ключе уже не придется… Ну а в революционном… Недавний штурм Капитолия и погромы BLM вместе взятые могут показаться теплым шоколадом на ночь. Учите матчасть.