Джон Ло — отец «кредитной» экономики

Некоторые люди объединяются в нелегальные предприятия,
создают новые компании, чтобы торговать воздухом,
обманывают людей пустыми обещаниями и вывесками, за которыми ничего нет,
создавая кредитные схемы, которые впоследствии рушатся,
выпускают ничем не обеспеченные акции и завлекают толпу манной небесной.
Даниэль Дефо.



Джон Ло был сыном золотых дел мастера, который в 1683 году купил небольшое имение Лористон и приобрёл дворянский титул. Но эта почтенная родословная почему-то сделала из него мота, игрока и дуэлянта. В семнадцать лет он уже пользовался большим успехом у женщин, которые называли его Щеголь Ло, в то время, как мужчины, презирая за фатовство, дали ему прозвище Жасминный Джон. После смерти отца Джон не пожелал продолжить его дело и отправился из родного Эдинбурга в Лондон — сорить отцовскими деньгами.

Здесь Ло заделался завсегдатаем игорных домов и, следуя некоей загадочной схеме, ухитрялся выигрывать значительные суммы. Его удачливостью пытались пользоваться другие игроки, наблюдавшие за его игрой и делавшие те же ставки, что и он. Но за девять лет беспутной жизни благоразумие покинуло его, превратив в законченного игрока. Долги нарастали, как снежный ком, и наконец настал тот прискорбный день, когда ему пришлось заложить семейное поместье.

Как известно, беда не приходит одна. В 1694 году Ло дрался на дуэли с неким Эдвардом Бо Уилсоном, и уложил своего противника на месте выстрелом из пистолета. У. Боннер и Э. Уиггин на страницах своего «Судного дня американских финансов» (2003) утверждают, что Ло действовал по заказу короля Вильгельма III, который хотел избавить свою любовницу Элизабет Вильерс (впоследствии графиня Оркнейская) от домогательств этого человека. Именно поэтому король не утвердил смертный приговор дуэлянту и дал ему возможность покинуть страну. В судебном постановлении Ло описывается смуглым, худощавым, очень высоким (ростом более шести футов) мужчиной, хорошо сложенным, с крупными оспинами на лице, длинноносым, с громкой речью, в которой присутствует шотландский акцент.

Три года Ло колесил по континенту. Несколько месяцев он прожил в Амстердаме, спекулируя государственными ценными бумагами. Утренние часы он посвящал изучению финансового дела и принципов торговли, вечерние — игорному дому. Принято считать, что он вернулся в Эдинбург в 1700 году. Однако после неудачной попытки добиться помилования, Ло вновь простился с родиной.

В течение последующих 14-ти лет он колесит по всей Европе, присаживаясь за игорные столы в крупных городах Голландии, Германии, Венгрии, Италии и Франции. Ему снова везет, и он приобретает всеевропейскую славу одного из самых удачливых игроков. Венеция и Генуя в судебном порядке изгоняют его из своих стен, считая слишком опасным для молодежи визитером. Такой же приказ издает и глава полиции Парижа, однако Ло успевает завязать знакомство с герцогом Орлеанским, который с интересом прислушивается к финансовым теориям, которые проповедует заезжий шотландец. А Ло было что сказать. Еще в 1705 году он издал книгу «Деньги и торговля, рассмотренные в связи с предложением об обеспечении нации деньгами», на страницах которой высказывал мнение, что ни одной стране не добиться процветания без бумажных денег.

В 1715 году умер Людовик XIV, и герцог Орлеанский был провозглашен регентом при семилетнем наследнике престола, Людовике XV. Финансы страны находились в состоянии хаоса. Расточительный и воинственный монарх поставил Францию на грань катастрофы. Национальный долг составлял 3 миллиарда ливров, годовой доход — 145 миллионов, а затраты на содержание правительства — 142 миллиона в год. В казне оставалось всего три миллиона на выплату процентов по национальному долгу. Первой заботой регента стал поиск средств борьбы с этим злом. Вначале он попытался подтянуть «финансовую дисциплину» и пресечь казнокрадство. Таким путем было изыскано около 180 млн ливров, из них 80 млн пошли на уплату долгов правительства, а остальные попали в карманы придворных.

Посреди этой финансовой неразберихи на сцене появился Ло. Он представил на рассмотрение регента два проекта, в которых утверждал, что монеты без поддержки бумажных денег никоим образом не удовлетворяют потребностей страны, ссылаясь при этом на Великобританию и Голландию, где бумажные деньги доказали свою состоятельность. Для возрождения кредита во Франции Ло просил разрешить ему учредить банк, который выпускал бы банкноты, обеспеченные как казной, так и земельными угодьями. По его замыслу банк должен был управляться от имени короля, но при этом контролироваться комиссией, назначаемой Генеральными штатами. В 1716 году регент издал соответствующий указ.

Французы, наслышанные о предстоящем финансовом чуде, с нетерпением ожидали великих свершений от месье Жана Ласа (французское написание фамилии Law — Lass). И таковые воспоследовали.


Созданный банк «Ло и Компания» имел уставной капитал в размере 6 млн ливров и был разделен на 12 000 акций по 500 ливров каждая, одна четверть которых могла быть куплена за металлические деньги, а остальные — за так называемые billets d'etat (государственные облигации). В первый же год стоимость банкнот Ло выросла на 15%. Этот быстрый успех, как впоследствии оказалось, подтолкнул регента к роковой ошибке, внушив ему мысль, что бумажные деньги могут полностью заменить металлические. Французское правительство сделало ставку на широкий выпуск необеспеченных ценных бумаг.

Между тем Ло объявил об организации Миссисипской торговой компании. Он не скупился на рекламу, печатая сообщения о необыкновенных богатствах этого района Америки.




Читая эти статьи, трудно было усомниться в блестящих перспективах нового предприятия, тем более, что в правление компании входил регент Франции. И вот с весны 1718 года спрос на акции стал быстро расти. Нацию охватила безумная спекуляция. Люди верили любым обещаниям. Полумиллионный Париж пополнился 300 000 приезжих. Тысячные толпы осаждали приемную Ло. За десять бумажек стоимостью 500 ливров каждая давали полторы тонны серебряных монет! Предание гласит, что один стоявший на этой улице горбун зарабатывал значительные суммы, сдавая в аренду спекулянтам свой горб в качестве письменного стола. Ежедневно происходили уличные грабежи как следствие того, что люди носили с собой огромные суммы наличных денег. Убийства из-за угла также стали обычным делом.

Двое рассудительных, спокойных и философски настроенных литераторов, месье де ла Мотт и аббат Терразон, поздравили друг друга с тем, что хотя бы они остались в стороне от этого странного слепого увлечения. Несколькими днями позже, когда достопочтенный аббат выходил из Отель-де-Суассон, куда он приходил купить акции Миссисипской компании, он увидел ни кого иного, как своего друга ла Мотта, входившего внутрь с той же целью. «Ба! — сказал аббат, улыбаясь, — это вы?» «Да, — сказал ла Мотт, протискиваясь мимо того так быстро, как он только мог, — а неужели это вы?» В последующей беседе эти двое ученых мужей сошлись на том, что никто и никогда не должен от чего бы то ни было зарекаться и что нет такого безрассудства, от которого был бы застрахован даже умный человек.

Чем выше был курс Миссисипских акций, тем больше печатали банкнот ему вдогонку. Только за один 1719 год на французский рынок было вброшено новых банкнот на 1 млрд , благодаря чему общая денежная масса и увеличилась почти в 10 раз.

Посреди охватившей французов лихорадки обогащения один только парламент сохранял благоразумие и трезвость. 12 августа 1718 года депутаты утвердили декрет, который запрещал банку Ло каким-либо образом участвовать в управлении государственными доходами, а всем иностранцам, под угрозой суровых наказаний, — вмешиваться в руководство государственными финансами. Самого шотландца предлагалось повесить у ворот Дворца правосудия. Усмирить законодателей удалось только посредством ареста председателя и двух депутатов.

Январь 1720 года стал триумфальным для Джона Ло. Его утвердили генеральным контролером Франции, то есть министром финансов. Еще бы: он сотворил экономическое чудо. Представители низших сословий, вставшие утром с постели бедняками, ложились спать богатыми людьми. Государственная казна пополнилась сотнями миллионов ливров, оживились промышленность и торговля, поденная заработная плата увеличилась в четыре раза. Казалось, идеи Ло побеждали!


Подпись Джона Ло

Каких только историй о внезапных обогащениях не сохранили мемуары того времени! Один держатель большого пакета акций, заболев, послал своего слугу продать 250 акций за 8000 ливров каждую — по котировке на тот момент. Слуга ушел, а по прибытии в город обнаружил, что за это время цена возросла до 10 000 ливров. Разницу в 500 000 ливров он хладнокровно прикарманил и, вернув остаток своему хозяину, в тот же вечер уехал в другую страну.

Ло сделался кумиром нации. Ему только что не молились. Толпа, следовавшая за его каретой, была так велика, что регент выделил ему кавалерийский отряд в качестве постоянного эскорта для очистки улиц перед его появлением.

И вдруг все рухнуло в одночасье. Первый сигнал тревоги прозвучал в начале 1720 года, когда принц де Конти, оскорбленный тем, что Ло отказался продать ему новые акции Миссисипской компании по их номинальной стоимости, послал людей в банк с требованием обменять на металлические деньги такое огромное количество банкнот, что для транспортировки потребовалось три телеги. Ло пожаловался регенту, и тот приказал принцу вернуть банку две трети монет, которые он оттуда вывез. Принц был вынужден подчиниться деспотичному приказу. Но скоро нашлись те, кто последовали примеру де Конти. Все больше сообразительных маклеров справедливо полагали, что рост курса акций и количество банкнот в обращении не может быть бесконечным.

Некоторые крупные держатели акций стали продавать их, вывозя полученное золото и серебро за пределы страны — в Англию и Голландию. Это вызвало подозрения у других акционеров. Последовала цепная реакция и массовый сброс ценных бумаг. Их стоимость падала с катастрофической быстротой. И вновь за Ло охотились толпы людей. Но теперь они уже требовали вернуть их сбережения. Не проходило дня, чтобы в толпе, осаждавшей банк Ло, не задавили бы насмерть нескольких человека (один раз погибло сразу пятнадцать человек).


Карикатура на Джона Ло, 1720.

Разумеется, Париж не был бы Парижем, если бы не откликнулся на эти события сатирическими куплетами:

В понедельник я акции купил,
Во вторник миллион по ним получил,
В среду дома в порядок привел антураж,
В четверг заказал себе экипаж,
В пятницу решил поехать на бал,
Ну а в субботу в больницу попал.


Все попытки вернуть доверие к акциям Миссисипской компании оказались тщетными. Было подсчитано, что всего в обращении находится банкнот на сумму в 2,6 млрд ливров, в то время как суммарное достоинство всех монет в стране не составляло и половины этой цифры.

Ло был уволен со всех постов и должностей. Когда он возвращался из дворца регента в свою резиденцию, толпа забросала камнями его карету. На следующий день была атакована карета, в которой сидели его жена и дочь. В отчаянии Ло решил покинуть Францию. По воспоминаниям современников, во время своей последней беседы с регентом он сказал: «Я признаю, что совершил много ошибок, я совершил их, потому что я человек, а людям свойственно ошибаться; но я заявляю вам со всей серьезностью, что ни одна из них не была продиктована безнравственными или бесчестными мотивами и что ничего подобного нельзя обнаружить ни в одном моем деянии».

Регент обеспечил ему безопасный выезд из страны.

Все его бумаги были вложены в земельную собственность во Франции, дворцы и поместья конфискованы решением парламента, поэтому он уезжал нищим. Регент готов был выдать ему любую озвученную сумму — Ло отказался от этой милости. Этот благородный поступок свидетельствует, что он не был бесчестным мошенником, а искренне стремился найти ключ к росту общественного богатства.

С собой из Франции Ло увез только карманные деньги и алмаз стоимостью пять-шесть тысяч ливров. Этот небольшой капитал позволил ему вернуться к игре, в которой Фортуна обычно была к нему благосклонна. В 1723 году, после смерти герцога Орлеанского, Людовик XV назначил Ло пенсию в 12 000 ливров, но вновь привлечь отставного финансиста к делам не решился.

В 1725 году английское министерство юстиции даровало ему прощение за убийство Уилсона, и он смог вернуться в Лондон. Ло прожил в Англии четыре года, а затем перебрался в Венецию, где и умер от пневмонии в 1729 году, в возрасте 58-ми лет


Карикатура на систему Джона Ло

Система Ло

Теория Ло исходила из догадки о том, что денежные знаки (а в то время ими были только золотые, серебряные или медные монеты)
не обладают неизменной стоимостью – их цена колеблется.
Он спорит с Локком, по мнению которого деньги приобрели свою ценность посредством соглашения между людьми.
«Никакое соглашение, – утверждает Ло, – не может придать товару воображаемую ценность и удержать её за ним, менее же всего такому товару, взамен которого отдавались все остальные».

Но по какой причине колеблется цена звонкой монеты?

Ответ Джона Ло: она зависит от состояния экономики государства, а та, в свою очередь, – от твёрдости валюты.

«Торговля и деньги находятся во взаимной зависимости, – пишет Ло в одной из своих записок.
– Ценность монеты изменяется, когда торговля падает, а когда количество монеты уменьшается, тогда падает торговля».

Сегодня это утверждение представляется аксиомой, но всякая аксиома была кем-то открыта и сформулирована.
Первооткрыватель этой – Джон Ло.
Отсюда – следующий вывод: для успешного развития экономики следует обеспечить её наличными деньгами. «Мы должны были бы обладать одинаковым с другими нациями количеством монеты, чтобы быть могущественными и богатыми в сравнении с ними; потому что без монеты лучшие законы бессильны дать частным лицам способы усовершенствования произведений, развития ремёсел и торговли».
Удивительно, что при таком здравом взгляде на природу денег и их взаимодействие с реальным сектором экономики Джон Ло остаётся приверженцем господствовавшей тогда школы меркантилизма – он сторонник поддержки отечественного производителя и протекционистских мер в международной торговле, противник импорта и вывоза валюты: «Вывоз звонкой монеты или слитков для уравнения баланса составляет истинную потерю этих богатств и причиняет крупный вред торговле.

Правительствам следовало бы предупреждать этот вред запрещением ввоза, высокими таможенными пошлинами, уменьшающими потребление иноземных товаров, поощрением промышленности, в видах замены иноземных произведений туземными, премиями за вывоз…»

Кто же должен снабдить экономику наличностью?
Известно кто – банки.

По мнению Ло, банки «составляют лучшее средство для увеличения количества монеты».
Но ведь банки не увеличивают количество монеты.
А для этой цели, говорит Ло, существует кредит.

Кредит как основная банковская операция был, конечно, известен и до Ло. Но шотландца осенила мысль о том, что кредитные обязательства банка вовсе не обязательно должны полностью обеспечиваться содержимым его сейфов.
Предположим, рассуждает он, золотые резервы банка составляют 15 000 ливров, а общая сумма выпущенных им кредитных билетов – 75 000 ливров. Получается, что масса денег, находящихся в обращении, увеличилась на 60 000 ливров.

Кредит позволяет купцу и ремесленнику расширять свой бизнес, богатство нации растёт, все счастливы: «Чем больше банк раздаёт ссуд, тем больше увеличивает он количество монеты, приносящей доход стране, потому что при этом даётся занятие большему числу рук, торговля расширяется, займы становятся легче и дешевле и, наконец, сам банк наживает барыши».

Возможно, на мысль о бумажных деньгах Джона Ло натолкнул его собственный опыт игрока. Играя по-крупному, он, по свидетельству мемуариста, «брал с собой не менее двух мешков золота приблизительно на сумму 100 000 ливров. Так как нельзя было захватить рукой всего количества золота, которое он клал на ставку, то он велел заготовить марки, ценностью в 18 луидоров каждая» (в 1 ливре было 7,69 грамма чистого серебра, золотая монета луидор – louis d’or – равнялась 24 ливрам).
Перечисляя достоинства бумажных денег, Джон Ло поёт в один голос с Мефистофелем: «Прочие необходимые в монете свойства суть следующие:

1) удобство при платежах;
2) повсеместная ценность;
3) хранение без потерь и издержек;
4) делимость без потери ценности;
5) чеканка.

Билеты обладают всеми этими качествами в гораздо большей степени, чем серебро:
1) ими легче платить: 500 ливров скорее можно сосчитать бумажками, чем серебром;
2) их легче пересылать, а потому их ценность меньше будет отклоняться в различных местностях;
3) их легче хранить, вследствие небольшого объёма;
4) их можно делить без потери, обменивая крупные билеты на мелкие;
5) они допускают своего рода чекан и их труднее подделывать, чем монету».

И наконец самое главное: «Бумажные деньги сохранят постоянную ценность, по истечении пятидесяти лет ими можно будет приобрести то же количество товара, как и в настоящее время, если только ценность этого товара не изменится вследствие колебаний спроса и предложения на этот товар».

Но что произойдёт, если держатели кредитных билетов вдруг разом пожелают обменять их на золото? А почему они должны предъявить билеты к оплате «разом»? Они что, сговорятся?
Вероятно, читатель, наученный горьким опытом обманутых вкладчиков инвест-фондов, павловско-геращенковского обмена денег и дефолта 1998 года, лишь грустно усмехнётся. Но герцог Орлеанский ничего этого в жизни своей не видел, и картина ажиотажа вкладчиков представлялась ему маловероятной.


источники - 
первый
второй
три