На эти и другие вопросы «РГ» отвечает президент Союза нефтегазопромышленников России, член Совета директоров компании «Транснефть» Генадий Шмаль.
В начале октября, в ходе Российской энергетической недели глава Сбербанка Герман Греф сделал сенсационное заявление, что век нефти закончился, и в ближайшее время ее цена упадет до 8-9 долларов за баррель. Генадий Иосифович, а как вы считаете, долго нефть и газ еще будут доминировать в генерации?
Генадий Шмаль: Думаю, что долго. Кстати, буквально через несколько дней после заявления Грефа на X Евразийском экономическом форуме в Вероне было высказано предположение, которому я склонен верить больше, что минимум до 2040 года углеводородное топливо останется одним из основных источников энергии. Я посмотрел на эту тему прогнозы самых разных организаций, в том числе минэнерго США. И если сейчас нефть, газ и уголь в топливно-энергетическом балансе мира занимают 89 процентов, то в 2040 году, по прогнозам, будет примерно 79.
Поэтому говорить сегодня о том, что эра нефти закончилась, неправомерно. И давайте вспомним знаменитую фразу Дмитрия Ивановича Менделеева: нефть не топливо, топить можно и ассигнациями. Пусть даже доля углеводородов в генерации со временем снизится. Но роль нефти как сырья для производства химической продукции будет только расти, равно как и газа. А в этом отношении Россия, к сожалению, очень серьезно пока отстает. Например, Китай за последние 20 лет создал мощнейший свой химический сектор с объемом производства почти в полтора триллиона долларов. У нас же этот показатель колеблется между 70 и 80 миллиардами долларов. Поэтому, повторюсь, роль углеводородов должна и будет возрастать. И развитие нефтехимической и газохимической отраслей может быть драйвером роста всей нашей экономики.
После недавних событий в Саудовской Аравии стоимость нефти поднялась. Кстати, какую цену за бочку вы считаете оптимальной для России?
ГШ: На мой взгляд, дело не только в Саудовской Аравии. Просто события там лишний раз показывают, что малейшее изменение ситуации в мире сразу же влияет на ценовую характеристику нефти. И, к сожалению, четкую зависимость цены нефти от тех или иных событий проследить невозможно.
В принципе цена в 64-65 долларов для России достаточно комфортная. Она даже выше той, что предусматривал бюджет на будущий год. Хотя справедливой была бы стоимость 80 долларов за бочку. Дело в том, что примерно треть всей нефти сегодня добывается из трудноизвлекаемых запасов и на шельфах, и ее себестоимость в несколько раз выше, чем у сырья из традиционных месторождений. Например, в Канаде извлеченная из нефтеносных песков нефть имеет себестоимость около 50 долларов за баррель. В России тоже есть ряд проблем, связанных с трудноизвлекаемыми запасами, где себестоимость значительно выше среднего (6-7 долларов) значения. Плюс не надо забывать про налоги. Поэтому цена 80 долларов за бочку была бы приемлемой и справедливой как для добывающих стран, так и для потребителей.
На ваш взгляд, долго ли бюджет РФ будет зависеть от нефтяных доходов? И так ли это страшно, как принято считать?
ГШ: Думаю, что лет двадцать точно. Потому что структурной перестройки экономики не произошло. Что взамен углеводородов мы можем поставить на мировой рынок? Сейчас нефть и газ заполняют наш бюджет на 40 процентов. А если взять уголь и электроэнергию, то будет 43-45 процентов. 60-65 процентов валютных поступлений в страну опять-таки дают нефть и газ.
Ресурсы месторождений Восточной Сибири сегодня оцениваются в 80-90 миллиардов тонн нефтяного эквивалента
Кстати, если посмотреть ВВП России, то нефть и газ занимают в нем 20 с небольшим процентов. А в ВВП Норвегии — более 35 процентов. И там никто не говорит про нефтяную иглу. Радоваться надо, что у нас есть такие ресурсы и что минимум до середины века бюджет будет чем наполнить.
Но чтобы наполнить бюджет, сырье надо не только извлечь из недр, но и доставить потребителям, в том числе зарубежным. Какие проблемы у нас есть на пути транспортировки?
ГШ: Основная проблема, на мой взгляд, отсутствие доступа к длинным и сравнительно недорогим деньгам. Банки предлагают кредиты под 15-17 процентов (в лучшем случае) на 4-5 лет. А все объекты в отрасли капиталоемкие с большим сроком и строительства, и окупаемости. Так, трубопроводы окупаются за 15-20 лет. Конечно, трубопроводов в стране хватает, но могло быть и больше. Поэтому мы не увеличиваем радикально добычу газа — его пока некуда девать. Европа много принять не может.
А Китай?
ГШ: Со строительством «Силы Сибири» в Китай сильно опоздали. Китайцы еще в 1991 году впервые обратились к нам с предложением построить такой газопровод. Мы не откликнулись. Зачем? У нас же есть Европа. Потом спохватились.
В свое время так же «похоронили» проект нефтепровода Тюмень-Токио. Победила идея БАМа, по нему планировали перевозить все наливные грузы, хотя понятно, что по трубе это делается и быстрее, и дешевле.
Но нефтяная труба на Дальний Восток все же пришла…
ГШ: И в этом большая заслуга «Транснефти». Вокруг строительства нефтепровода Восточная Сибирь-Тихий океан было много споров. Но руководство компании проявило настойчивость, и главное, убежденность в правоте своих идей, и правительство страны в итоге приняло верное решение: строить!
Доводы противников ВСТО были такие: нефти столько не наберем, чтобы трубу заполнить. Но как только появилась труба, появились и заработали нефтяные месторождения: Талаканское в Якутии, Верхнечонское в Иркутской области, Ванкорское в Красноярском крае. Вокруг трубы выросли рабочие поселки. Появилась работа, появилась жизнь.
Благодаря ВСТО мы сегодня имеем возможность осваивать многие месторождения Восточной Сибири, ресурсы которой оцениваются в 80-90 миллиардов тонн нефтяного эквивалента. И добыча здесь является наиболее привлекательной и экономически целесообразной — в первую очередь потому, что у этой нефти уже есть выход на внутренний и внешний рынки.
Как вы оцениваете действия «Транснефти» по расширению этой трубопроводной системы и почему возникла потребность форсировать события? Изначально же хотели расширять ВСТО к 2030 году.
ГШ: «Транснефть» работает на опережение, и это правильно. Когда появляется труба, появляются уже совершенно другие оценки, другие аппетиты. «Роснефть» и «ЛУКОЙЛ» планируют увеличивать поставки нефти в Китай. В районе ВСТО проявляют активность и другие компании, например, «Газпромнефть» и Иркутская нефтяная компания, которая благодаря близости к трубе нарастила добычу до 9 миллионов тонн в год.
Думаю, что именно нефтяной бум в Восточной Сибири и стал главным рычагом, который заставил резко сократить сроки вывода ВСТО на максимальную проектную мощность. Это решение можно только приветствовать. Тем более что труба не должна работать на пределе возможного. Загрузка на 70-80 процентов на первом этапе — это нормально. А в принципе, оптимальная загрузка трубы не должна превышать 90 процентов.
Другой вопрос: сколько нефти сможет «переварить» в перспективе порт Козьмино? Если из 80 миллионов тонн, которые возможно прокачать по ВСТО, 30 миллионов уйдут по отводу Сковородино-Мохэ в Китай, на перевалку в Козьмино остается 50 миллионов тонн. Так что со временем опять может всплыть вопрос о строительстве нефтепровода в Японию.
Давайте поговорим о других проектах «Транснефти». Оценивая самые значимые события в отрасли в прошлом году, вы поставили строительство нефтепроводов Заполярье-Пурпе и Куюмба-Тайшет на второе место, сразу за подписанием соглашения с ОПЕК…
ГШ: Проведена колоссальная работа, которая даст выход нефти из северных районов Красноярского края и Ямала к перерабатывающими предприятиям на юге Сибири и ВСТО. Пока добывающие компании не могут в полной мере заполнить эти магистрали. Но, думаю, пройдет два-три года, и интерес к добыче в тех регионах возрастет.
Долгие годы транспортировка была узким местом в обеспечении развития нашего нефтяного комплекса. Сейчас «Транснефть» действительно работает на опережение. И завтра в Заполярье и в Восточной Сибири у нас не будет проблем ни с вводом новых месторождений, ни с вывозом нефти с них.
Сегодня система магистральных нефтепроводов — это кровеносная система всей экономики. И, конечно, роль «Транснефти» здесь нельзя недооценивать.
Как вы оцениваете систему нефтепродуктопроводов компании? Тем более что сейчас близится к завершению первая очередь проекта «Юг», которая позволит по трубе доставлять в порт Новороссийск дизтопливо для дальнейшей отправки на экспорт.
ГШ: Считаю, что система продуктопроводов у нас слабая. Но это не вина «Транснефти», компания как раз старается ее развивать.
Приведу цифру: в России продуктопроводов всего 20 с небольшим тысяч километров. В США — 240 тысяч. Мы лишь малую часть нефтепродуктов перекачиваем по трубе, хотя это и безопаснее, и быстрее, и надежнее, да и дешевле, чем автомобильным или железнодорожным транспортом.
Да, проект «Север» завершен, проект «Юг» в работе, они закрывают часть проблем, связанных с поставкой нефтепродуктов на экспорт. Но необходимо решать и внутренние вопросы, связанные с доставкой по трубе моторного топлива в крупные города, авиакеросина — в аэропорты.
О будущем
Если заглянуть вперед лет на десять, каким вы видите будущее нашей нефтяной и нефтеперерабатывающей отрасли?
ГШ: Вижу ее высокотехнологичной, использующей самые современные виды оборудования и технологии. Сегодня много говорится о цифровой экономике. Но в компьютер что положишь, то из него возьмешь. Я отношусь к тем людям, которые считают: цифра скважину бурить не будет. Но она может помочь сделать более оптимальным режим бурения, состав раствора. Поэтому все будет зависеть от того, насколько мы сможем использовать цифровые технологии для оптимизации нефтяной промышленности.
Думаю, нам сейчас необходимо держать планку в добыче: не надо резко ни расти, ни падать пока. И заниматься приростом запасов. Сегодня, к сожалению, мы очень мало бурим разведочных скважин: около одного миллиона метров в год. А в свое время только в одной Тюменской области бурили три миллиона метров.
А строительство нефтепровода Тюмень-Токио будет к тому времени начато?
ГШ: По сути, большая его часть уже готова. Осталось «перешагнуть» через Японское море. Технически и технологически это возможно. А вот экономику еще надо считать.
досье
1937 — Родился в Краснослободске (Мордовия)
1959 — Окончил Уральский политехнический институт по специальности «инженер-металлург»
1983 — Окончил Академию народного хозяйства при Совете Министров СССР по специальности «экономист»
2002 — Избран президентом Союза нефтегазопромышленников России
2015 — Избран членом Комитета по стратегии, инвестициям и инновациям при Совете директоров компании «Транснефть»
2017 — Избран членом Совета директоров компании «Транснефть»
www.benzol.ru/news/?id=363343