Спасет ли экономику антикризисный план, чего не предусмотрело правительство, составляя его, и как скоро появятся первые положительные результаты — в интервью экс-министра экономики РФ Андрея Нечаева
Банки спасать, конечно, нужно, а вот «Автоваз» — необязательно, считает экс-министр экономики Андрей Нечаев. В интервью «Профилю» экономист рассказал, что не так с антикризисным планом правительства, хватит ли у государства денег на индексацию пенсий и должен ли Путин возглавить правительство.
— Антикризисный план предполагает, что у правительства есть представление о масштабах разразившегося в России кризиса и его перспективах. Это так? Как выглядит то «дно», от которого антикризисный план должен нас спасти?
— К сожалению или к счастью, точного ответа на этот вопрос никто дать не может, потому что многое зависит не от нас, а от процессов, которыми российское правительство не управляет. В первую очередь от цены на нефть. Есть самые разнообразные прогнозы, от самых пессимистичных — $30 и даже $25 за баррель — до сравнительно оптимистичных — $50—60. Более распространенной точкой зрения является вторая — что через какое-то время будет небольшой отскок. Цена на нефть, конечно, не вернется в ближайшее время к уровню $100—110 за баррель, но, может быть, в среднем по 2015 году стабилизируется на уровне $50—60. По сравнению с уровнем января это будет небольшим послаблением. Второй момент, который негативно сказывается на российской экономике, — это, конечно, санкции. Недавно Совет ЕС принял решение продлить санкции, поэтому нам надо исходить из того, что весь 2015 год мы будем жить в режиме антироссийских санкций.
— План правительства был составлен исходя из пессимистического или оптимистического сценария? С расчетом, что нефть будет стоить $25—30 или $50—60? Судя по предисловию к плану, правительство рассчитывает на «постепенную стабилизацию мировых сырьевых рынков».
— Интересным образом этот план составлен до того, как был подготовлен новый макроэкономический прогноз, его Министерство экономического развития должно представить через несколько дней (беседа проходила 30 января. — «Профиль»). К моменту публикации интервью мы его, наверно, уже увидим. Тогда мы и поймем меру оптимизма или пессимизма правительства, под которую будет сверстан новый бюджет на 2015 год.
— Первая часть плана называется «Активизация экономического роста». Из нее следует, что не менее 780 млрд рублей правительство собирается влить в финансовую сферу.
— Гораздо больше на самом деле.
— И еще значительная часть денег пойдет в регионы. Областные бюджеты получат 160 млрд рублей при условии, что они возьмутся реализовывать некие планы по «обеспечению устойчивого развития экономики и социальной стабильности». О каких планах идет речь?
— Это игра словами. Ситуация с финансами в регионах, особенно в свете «майских указов» президента, стала катастрофически ухудшаться еще в 2013 году. Региональные бюджеты превратились в кассу по выдаче зарплат бюджетникам. Для того чтобы выполнить указы о повышении зарплаты врачам и учителям, большинство регионов было вынуждено сокращать дорожное строительство, инвестиционные программы, программы инновационного развития. 80—90% бюджета в подавляющем большинстве регионов идет на зарплаты социального сектора. У нас стал катастрофически нарастать долг регионов, сейчас он уже превышает 2 трлн рублей. По многим регионам соотношение текущих доходов и долга уже опасное. Регионы вынуждены были активно занимать у банков, а это высокие проценты. Фактически Минфин дает регионам 160 млрд рублей, чтобы они рассчитались с коммерческими кредитами, которые идут по очень высоким ставкам.
— Кроме уже упомянутых 780 млрд рублей, таких «новых денег» выделен еще 1 трлн. Он пойдет на «докапитализацию системно значимых кредитных организаций». Правда, указано, что этот триллион был выделен «в рамках исполнения бюджета в 2014 году».
— Да, но этого еще не произошло.
— 250 млрд рублей (из тех 780 млрд) банки получат на реализацию инфраструктурных проектов. А есть гарантия, что они не пустят эти деньги на покупку долларов, не займутся валютными спекуляциями?
— Центральный банк будет это отслеживать. Сейчас там принята еще одна мера: банкам будут дополнительно давать деньги при условии, что они будут наращивать кредитование. Кажется, ставится задача не менее 1% роста кредитования в месяц. И если банки не будут этого делать, предусмотрена система штрафов.
— Понятно, ЦБ будет следить. Но насколько хорошо до настоящего момента он справлялся с этой задачей? Если вспомнить ту темную историю с облигациями «Роснефти» и сотнями миллиардов внезапно появившихся рублей, на которые, как подозревают, были куплены доллары.
— История с «Роснефтью» крайне некрасивая. Она привела к тому, что рынок два дня лихорадило, тогда мы имели пиковые значения курса валют. Но история некрасива не по этой причине, а потому, что деньги были даны по довольно мутной схеме. И дело даже не в этом. ЦБ, чтобы сдержать инфляцию, зажимает ликвидность, повышает ключевую ставку, и в это же время другой рукой фактически за счет эмиссии (это ни для кого не секрет) он вливает в экономику 625 млрд рублей.
— Тем не менее ЦБ так и не признался в том, что провел эмиссию, и не дал никаких объяснений. Не повод ли это, по-вашему, сменить его главу? Не является ли это для Эльвиры Набиуллиной должностным преступлением?
— Совершенно очевидно, что председатель ЦБ здесь ни при чем, потому что это не ее решение.
— Что за председатель она в таком случае?
— Можно предъявлять претензии к Набиуллиной, что она не подала при этом в отставку.
— А кто за нее решал?
— У нас есть президент. У президента есть друзья, давайте вещи называть своими именами. Один его друг только что без всякого конкурса получил подряд на строительство моста в Крым (подрядчиком строительства моста через Керченский пролив на полуостров Крым назначена компания российского бизнесмена Аркадия Ротенберга «Стройгазмонтаж». — «Профиль»). Как вы считаете, кто принял это решение? Министр экономики? Министр финансов? У меня большие сомнения. Совершенно очевидно, что и в случае с «Роснефтью» добрейший Игорь Иванович сходил к своему другу Владимиру Владимировичу и сказал: «Выручай». Как выручили, так выручили. По «мутной» схеме, увы.
— На помощь банкам сейчас идет не менее 1 780 млрд рублей, тогда как на «обеспечение социальной стабильности» правительство выделяет не более 300 млрд рублей, из них на индексацию пенсий пойдет 188 млрд. В кризис 2008—2009 годов на индексацию пенсий выделяли 315 млрд рублей, хотя инфляция тогда не зашкаливала, как сейчас.
— Не забывайте, что правительство второй год подряд заморозило перечисление денег в накопительную часть пенсий, это около 250 млрд рублей, они остались в Пенсионном фонде. Понятно, что пенсию проиндексируют в соответствии с индексом номинальной инфляции, который считает Росстат. Большинство людей, особенно малоимущие, считают, что реальная инфляция другая, потому что каждый день сталкиваются с ней в магазине. Пенсионерам проиндексируют какую-то часть реальной инфляции. Снизится ли при этом их жизненный уровень? Снизится. Но без индексации он бы снизился больше.
— Какие меры по активизации экономического роста вы считаете однозначно правильными?
— Я считаю, что докапитализация банковской системы — правильный шаг. Если она рухнет, будет экономический коллапс. У меня другие претензии к этому документу. Это фактически калька с антикризисного плана 2008—2009 годов, но тогда ситуация была совершенно другая. Тогда весь мир находился в условиях экономического кризиса, и нам нужно было «пересидеть», ожидая, когда восстановится внешний спрос. Сейчас ситуация иная.
— Нынешний план — это тоже способ «пересидеть»?
— Боюсь, что да. Похоже, он составлен с расчетом, что через какое-то время цена на нефть пойдет наверх, и жизнь наладится. В том, что это произойдет, я не уверен. Но даже если она пойдет вверх, мы все равно будем барахтаться около нуля. Потому что пикирующее падение основных макроэкономических показателей началось в 2012 году, до всяких санкций, при цене нефти 109 долларов за баррель. Все, что появилось в 2014 году, только усугубило ситуацию. Мы ухитрились вползти в кризис одни, во всем мире кризиса нет. Поэтому ожидать зримого роста внешнего спроса в ближайшее время не приходится, он и так не падал. Ситуация кардинально другая, а меры те же самые: этим немножко дадим, тем немножко дадим. В плане нет главного: там нет никаких реформ, ничего того, что способствовало бы улучшению предпринимательского климата. А в прошлом году отток капитала у нас был рекордный: 155,5 млрд долларов.
— Какие это могли бы быть меры?
— Их сложно было бы назвать чисто антикризисными. По-хорошему начинать нужно было 10 лет назад. Но время упустили. Это защита собственности (с чем у нас дело обстоит абсолютно безобразно), это борьба с коррупцией — реальная, а не на словах. Это развитие рыночных институтов, а не ручное управление. А то Игорь Иванович зашел к Владимиру Владимировичу — и вот вам 625 млрд рублей.
— В антикризисном плане это можно было как-то отразить? Что послужило бы добрым сигналом для внешних инвесторов?
— Смешным образом для этого не нужно кардинально менять законодательство или принимать особые постановления. Нужно просто делать. Всему миру известен пример Сингапура, где тоже была ужасающая ситуация с коррупцией. Там фактически правило несколько семей. Пришел к власти Ли Куан Ю и сказал этим самым семьям: «Господа, если мы хотим сохранить страну, мы должны что-то поменять, начать с себя». Все поулыбались и решили, что это некое заклинание. Он предупредил их еще раз. Они еще раз поулыбались. В третий раз он не стал собирать совещание, а посадил нескольких ближайших друзей «семьи» за коррупцию. После этого не прошло и нескольких месяцев, как все закончилось. Когда сажают крупного предпринимателя и друга семьи за коррупцию, то до последнего гаишника это доходит очень быстро. И сейчас Сингапур по всем рейтингам — по уровню экономической свободы, по условиям для ведения бизнеса — занимает одно из первых мест в мире. Это процветающая страна без всякой нефти.
Нужна политическая воля для борьбы с коррупцией. Нужна независимая судебная система, а не «басманное правосудие». Нужно нормальное налоговое администрирование, а не «налоговый рэкет», как его сам же президент и называл в свой прошлый срок. С тех пор мало что изменилось. Более того, в последнее время бизнес получал очень негативные сигналы. Например, был в самой жесткой форме принят закон, позволивший Следственному комитету возбуждать дела по налоговым нарушениям, не считаясь с мнением налоговой инспекции.
— Антикризисный план предполагает создание «агентства по плохим долгам». Нужна ли, по-вашему, эта мера? Не лучше ли дать обанкротиться тем, кто, возможно, просто не умеет работать?
— В принципе создание «банков плохих долгов» — общемировая практика. Есть такое понятие в банковском мире «too big to fail» — слишком велик, для того чтобы обанкротиться. Как правило, крупнейшим финансовым институтам не дают обанкротиться, потому что последствия их банкротства обойдутся многократно дороже, чем их спасение сейчас.
— В плане идет речь о некоторых приоритетных отраслях экономики, а также юридических лицах, отобранных в особом порядке. Им будет оказана помощь, в частности, даны госгарантии по кредитам. Помогут еще неким системообразующим организациям. Ясно ли сейчас, какие именно организации получат помощь от государства в кризис?
— Это станет известно, когда соберется комиссия и составит списки. Но тут будет работать все тот же принцип «too big to fail»: надо спасать крупные компании, прежде всего государственные. Пример с «Роснефтью» из той же серии. Но это как раз то, к чему я отношусь скептически. Это модное в последнее время ручное управление, а я сторонник того, чтобы работали институты и нормальные рыночные механизмы.
— Вы считаете, что спасать нужно далеко не все крупные предприятия?
— Их в 2008 году спасли, не прошло и 6 лет — их опять надо спасть. Автоваз мы спасали 25 лет, он так и не стал конкурентоспособным, так и производит автомобили, которые вызывают чувство сожаления. Когда обанкротится крупный банк, страдают не только его акционеры и его служащие, но и все его клиенты — огромное количество людей, предприятий. Когда мы говорим о банкротстве какой-то компании из реального сектора, там последствия не так драматичны, и в ряде случаев было бы проще потратить деньги на минимизацию негативных социальных последствий, на создание новых рабочих мест, чем бесконечно поддерживать потенциальных банкротов.
— Где сейчас имеет смысл создавать новые рабочие места?
— Мы, конечно, должны стимулировать создание высокотехнологичных отраслей, но жизнь всегда очень конкретна, надо исходить из реалий отдельно взятого города. Мы должны стимулировать перестройку экономики в пользу несырьевых секторов и несырьевого экспорта.
— Что может стать основой несырьевого экспорта? Продукция машиностроения?
— Американская компания Disney, если мне память не изменяет, экспортирует продукции на 28 с лишним миллиардов долларов. Это почти в три раза больше, чем весь наш обороннопромышленный комплекс, с которым мы так носимся. А если мы возьмем Apple и Microsoft, они экспортируют (пусть это не всегда прямой экспорт) больше, чем весь наш экспорт. Apple, как известно, зародился в гараже. Мы должны создать такой бизнес-климат, чтобы у нас появлялись эти «эплы», чтобы молодой человек, который хочет создать какое-нибудь производство, не шел на поклон к чиновнику, а пошел бы в банк или венчурный фонд, где ему дали бы кредит. У нас Apple не может возникнуть.
— План предусматривает 3 млрд рублей на субсидирование процентной ставки ЗАО «Росэксимбанк» по кредитам, выдаваемым для поддержки экспорта высокотехнологичной продукции. Какого рода высокие технологии мы можем производить и экспортировать?
— Я не знаю, какие у Росэксимбанка есть обращения о поддержке. Надеюсь, они есть. Здесь мы можем только фантазировать. Это может быть тот же экспорт оружия. Кроме того, у нас неплохие IT-разработки: «Лаборатория Касперского» стала уже мировой компанией. Я считаю, что мы должны были бы развивать глубокую переработку того сырья, которое мы сейчас тупо гоним по трубе на Запад. Килограмм конструкционных пластмасс (это самые современные инженерно-технические пластмассы) стоит столько же, сколько несколько десятков тонн сырой нефти.
— Как вы оцениваете план в целом?
— Весь план вызывает некоторое сомнение и удивление, потому что это набор абсолютно эклектичных мер. В нем есть что-то, что действительно работает на будущее, например, поддержка высокотехнологичного экспорта, и есть просто латание дыр в виде поддержки крупных компаний. Есть еще довольно странная мера (на нее порядка 109 млрд рублей идет) — это новые правила использования материнского капитала: будет проще потратить его на покупку жилья. Хорошо это? Безусловно, хорошо: это какая-то поддержка молодых семей. Но антикризисной мерой я бы это не назвал.
— В плане есть ряд мер, направленных на помощь малому и среднему бизнесу: налоговые каникулы, отсрочки с введением различных дополнительных издержек, в 2 раза увеличен порог выручки для отнесения предприятия к категориям среднего, малого и микробизнеса, предусмотрены гранты и разные послабления. Достаточны ли, по-вашему, эти меры для помощи предпринимателям в кризис?
— Все это неплохо. Но если вы спросите у малого бизнеса, что им нужно, 90% скажут: чтобы их не трогали. Недавно замечательный Сергей Семенович Собянин (мэр Москвы. — «Профиль») предписал поменять в Москве все киоски. Люди вложили деньги, по их меркам, большие, сделали киоски нового дизайна. И вот у добрейшего Сергея Семеновича новая идея: теперь все эти киоски надо снести, а он сделает государственные киоски, которые будет сдавать в аренду малому бизнесу. У предпринимателей возникает вопрос: а наши затраты кто будет компенсировать? С какой мерой доверия мы теперь должны относиться к власти, если она меняет свои решения раз в три года? Главная причина наших бед состоит в том, что у нас подорвано доверие к экономической политике властей. Лично Владимиру Владимировичу у нас большинство доверяет, а конкретным мерам власти — ни в какой мере. Поэтому чуть что, население бежит от национальной валюты. Когда население не верит национальной валюте, оно не верит власти. А с точки зрения восстановления доверия я в этом плане не вижу ничего.
— План составляло действующее правительство. Как вы считаете, если его сменить, новое правительство могло бы написать лучший план?
— Во первых, у нас далеко не все решения принимает правительство. То же самое решение про 625 млрд рублей, которое мы уже обсудили, — для меня совершенно очевидно, что это решение президента, а никакой ни Набиуллиной. У нас два центра власти: администрация президента, которая является фактическим правительством, и правительство, которое «скрепками» занимается, мелким регулированием каким-то. Что же его обвинять, если вы его сковали по рукам и ногам? С другой стороны, правительство имеет смысл менять тогда, когда вы хотите начать решать какие-то новые задачи. Ельцин, честь ему и хвала, в конце 1991 года решился (точнее, жизнь заставила) перейти к достаточно радикальным рыночным реформам. Для этого нужна была новая команда. Он выбрал нашу команду. А если вы политику менять не собираетесь, зачем вам девочек менять?
— Нам сейчас не грозит экономический коллапс похожего масштаба?
— Пока нет, конечно.
— Была бы польза экономике от совмещения поста премьера и президента? Сейчас, как вы говорите, это уже фактически так и есть.
— Я только могу сказать, что в 1991—1992 годах такой эксперимент был проведен, и он себя оправдал. Президент Ельцин тогда лично возглавил правительство. Это сильно повысило оперативность принятия решений. Поэтому как антикризисную меру сейчас это можно было бы рассмотреть. Все равно все ключевые решения принимает президент. Этот же антикризисный план правительство не утверждало до тех пор, пока его не отнесли к президенту и тот не кивнул.
— Может ли экономическое положение страны ухудшиться настолько, что придется пригласить на пост премьера Алексея Кудрина?
— Только для того, чтобы дать какой-то позитивный сигнал Западу и инвесторам…
— Я имею в виду смену экономического курса.
— Если президент принимает такое решение, он расписывается в том, что совершил ошибку, как бы говорит: то, во что я искренне верил, — что гораздо проще управлять 3—4 десятками госкомпаний, во главе которых я посажу своих друзей, и мы все будем в ручном режиме классно делать, — эта модель не работает. Поэтому давайте создавать институты, конкурентную среду, развивать малый и средний бизнес.
— То есть приглашение Кудрина было бы шагом еще более радикальным, чем вступление на путь Сингапура?
— Приглашение Кудрина ничего не решает, если вы при этом не произносите фразу, которую я произнес.
— На других условиях он и не придет.
— Это вы уже его спросите, на каких условиях он придет и какие там могут быть компромиссы. Но еще раз говорю: Кудрина, Нечаева можете позвать — если вы не даете карт-бланш на изменение политики, все пустое. Чуть лучше — чуть хуже. Бизнес получит чуть более позитивный сигнал, чем если придет силовик, условно Шойгу. Тогда всем станет ясно, что будет полный… северный зверек.
— Что нас ждет в ближайшем будущем?
— Я не думаю, что нас ожидает коллапс, но, полагаю, это будут долгие годы барахтанья вокруг нуля, скучного экономического и социального прозябания с оттоком капитала, оттоком мозгов.
www.profile.ru/rossiya/item/92106-dolgie-gody-barakhtanya
Я считаю, что вся мировая экономика втягивается в кризис. Риски и дисбалансы все время растут. Это не значит, что завтра настанет «черная суббота». Прекрасно помню, что разговоры про кризис на рынке ипотеки велись примерно с весны 2006 года. Полыхнуло во второй половине 2007, а до нас донеслось еще спустя год.
Сейчас, имхо, проблемы куда объемнее, возможно, и грянет не очень скоро.
Тайминг в таком деле почти невозможен.