Отличная статья КОММЕРСАНТ ДЕНЬГИ

Фото: Валериос Теофанидис / Коммерсантъ Вся галерея  2

Состояние российской экономики заставляет вспоминать предыдущие кризисы не только в связи с датами: 15 лет дефолту 1998-го, 5 лет обвалу 2008-го. Но если первый кризис был главным образом спровоцирован безответственной бюджетной политикой, а второй — чрезмерным оптимизмом крупных компаний, то корни нынешних проблем надо искать в пирамиде роста доходов и задолженности домохозяйств.

АЛЕКСАНДР ЗОТИН

17 августа 1998 года правительство и ЦБ объявили о фактическом дефолте по государственным краткосрочным облигациям (ГКО) и девальвации. Финансовая система страны была практически полностью разрушена. 15 августа 1998 года за доллар по курсу давали 6,3 руб. 1 сентября — 9,33 руб., 1 октября — 15,9 руб. 


Пять лет назад, в августе 2008-го в воздухе витало предчувствие нового краха, на сей раз глобального. Паралич наступил в сентябре, после банкротства Lehman Brothers. Кризис, начавшийся в 2007 году в США, больно ударил по всем экономикам мира. Но в разное время и с разной силой. 


Два кризиса имеют сходства и различия. Оба были результатом комбинации шока — внутреннего и внешнего. Не все уроки усвоены, не все риски ушли, а новые проблемы заставляют опасаться нового кризиса. 


Август 1998-го

Кризис-1998 был во многом внутренней историей. Его причина — в жесткой денежной политике (стабилизация инфляции и удержание курса рубля) на фоне безответственной бюджетной. Госдума, в которой тогда доминировали коммунисты, принимала несбалансированные бюджеты, расходы не обеспечивались доходами. Бюджетную дыру власти пытались заткнуть, наращивая госдолг. Нужный спрос на ГКО поддерживался за счет крайне высоких ставок. В сочетании со стабильным курсом рубля это привлекало спекулятивные иностранные инвестиции (на финансовом жаргоне такие операции называются «кэрри-трейд»). 


Однако финансирование бюджетного дефицита за счет заимствований не может продолжаться бесконечно. Тем более что 15 лет назад фискальная дисциплина была куда хуже нынешней. 


К внутренним проблемам добавились внешние. С весны 1997 года в Юго-Восточной Азии наблюдался кризис. Из перегретых экономик Таиланда, Малайзии, Индонезии, Южной Кореи западные инвесторы выводили деньги, валюты обесценивались в разы, банки рушились. Истории, похожие на российскую: пузыри на рынках, переоцененные валюты, бегство инвесторов. Азиатский кризис 1997-го был не только шаблоном, но и катализатором российского. За год цена на нефть упала на 40%, с $18-22 до $12-13 за баррель. 


Как следствие, к концу 1997 года в России стали быстро расти ставки по ГКО, начал падать фондовый рынок. Если в третьем квартале 1997 года доходность ГКО была 19%, то ко второму кварталу 1998-го — 49%. Совокупный госдолг достиг 44% ВВП (в том числе 26% — внешний). Немного, но при падении доходов от нефти и столь высоких ставках — смертельно. Как замечают в книге «This Time is Different» экономисты Кеннет Рогофф и Кармен Рейнхарт, развивающиеся страны часто объявляют дефолт по долгу, который для развитой страны с невысокой стоимостью обслуживания долга может казаться небольшим. 


Наш случай. В августе 1998 года правительство еженедельно занимало на рынке около 15 млрд руб., из них 8 млрд направлялось на погашение выпущенных ранее ГКО. Власти попытались получить кредиты на Западе, в частности у МВФ. Но масштаб проблем был слишком велик. Когда доходность ГКО дошла до 140%, ресурсы финансирования этой пирамиды исчерпались, государство де-факто обанкротилось. 


Вариантом решения проблемы было включение печатного станка, ведь ГКО номинировались в рублях. Но, как пишут Егор Гайдар и Анатолий Чубайс в книге «Развилки новейшей истории России», «в этом случае прирост потребительских цен в 1998 году достиг бы 45-50%, а в 1999-м — 120-140%». Поэтому выбрали дефолт по ГКО. «Было ясно, что это решение нанесет удар по инвестиционной привлекательности российской экономики, стабильности банковской системы, сохранности вкладов населения. Но оно во многом повторяло опыт Южной Кореи, принявшей сходные решения в декабре 1997 года, оказавшиеся достаточно эффективными»,— написано в «Развилках новейшей истории России». 


Август 2008-го

Кризис-2008 был в большей степени связан с внешними факторами. Россия учла ошибки и проводила взвешенную денежную и бюджетную политику, сохраняя высокие темпы роста. Бюджет был профицитным (профицит по итогам 2008 года — 4% ВВП), рубль поддерживался значительными золотовалютными резервами (ЗВР; пик — $596,6 млрд — был в августе 2008-го), Стабфонд к моменту разделения на ФНБ и Резервный фонд в феврале 2008 года достиг объема $156,8 млрд. Солидная подушка безопасности. Однако корпоративный сектор оказался готов к кризису хуже. 


Первым внешним шоком во второй половине 2008 года стала «неожиданная остановка» (sudden stop) кредитования экономики РФ со стороны западных банков. Компании лишились доступа к кредитным ресурсам. Пришлось погашать внешние займы за счет собственных средств, используя внутренний кредитный рынок или же прибегая к помощи государства. 


«Неожиданная остановка» неуникальна — есть много примеров из ХIХ и ХХ веков. Но природа «неожиданной остановки»-2008 была другой. Если раньше здоровая западная финансовая система отказывалась кредитовать отдельные перегретые развивающиеся экономики, то в 2008-м она сама оказалась в коме. 


Внешний долг российских компаний достигал на начало октября 2008 года $505 млрд (сопоставимо с ЗВР страны). При этом он был в основном краткосрочным — в 2009 году сумма внешних выплат должна была составить $163,2 млрд. 


Второй внешний шок — резкое падение экспортной выручки из-за обвала цен на российский экспорт. Цена барреля нефти упала с пикового показателя $140 в июле 2008 года до $35 в январе 2009-го. Обвал был обусловлен резким замедлением мировой экономики. 


Антикризисные меры, принятые правительством в 2008 и 2009 годах, обошлись почти в 2,9 трлн руб. (6,7% ВВП). Россия дорого заплатила за кризис. Но благодаря действиям мировых ЦБ цены на сырье быстро восстановились. Восстановился и рост в России. 


Август 2013-го

Прошло пять лет после августа 2008 года, однако нельзя сказать, что мировая экономика выздоровела. Внешний шок характерных для 2008 и 1998 годов типов возможен и ныне. Но если эпицентром кризиса-2008 были США, то теперь им может стать Китай. И это при том, что США, ЕС и Япония все еще балансируют на грани рецессии. Если к этому добавится жесткая посадка в КНР (замедление роста ВВП до 3%), мир ждет новый кризис. Предвестники вроде падения спроса на металлы уже есть. 


Реализуются ли эти риски, никто не знает. Так или иначе, очевидно, что пять лет назад Россия была готова к кризису в большей степени. В августе 2013-го мы имеем совсем не ту подушку безопасности, что раньше. Профицит бюджета сменился дефицитом (в 2013 году ожидается 0,8% ВВП). Ненефтегазовый дефицит очень велик: в Экономической экспертной группе считают, что в текущем году он составит 10,7% ВВП. 


В 2007 году были приняты жесткие бюджетные правила, установлен объем нефтегазовых доходов, которые можно тратить. В 2008 году — 6,1% ВВП, к 2011-му планировалось довести показатель до 3,7% ВВП. Остальные нефтегазовые доходы шли в Резервный фонд и ФНБ. Кризис разрушил эту систему: уже в 2008 году ненефтегазовый дефицит достиг 6,4% ВВП. В 2009-м правительство заливало кризис деньгами — пришлось не только пустить на текущие нужды нефтяные доходы, но и залезть в кубышку Резервного фонда. Ненефтегазовый дефицит дошел до 13,5% ВВП. Кризис 2008-2009 годов миновал, но рекомендации Всемирного банка восстановить ограничения и держать дефицит ненефтегазового бюджета на уровне около 4% ВВП так и не были услышаны. ЗВР тоже меньше, чем в августе 2008-го, сейчас их объем — $512,8 млрд. Зато внешняя задолженность корпоративного сектора выше — $628 млрд. 


Более сильная, чем в 2008 году, потенциальная уязвимость по отношению к внешнему шоку дополняется негативными внутренними факторами. 2013 год продемонстрировал, что показатель $100 за баррель и рецессия вполне совместимы. Экономика стагнирует уже и при высоких ценах на нефть. В финансовой системе тоже созрели риски — не такие масштабные, как пузырь ГКО, но серьезные. Бум потребкредитования, спровоцированный весьма быстрым ростом доходов граждан, ставшим привычным в последнее десятилетие, может принести горькие плоды. Отношение кредитной задолженности физических лиц к ВВП достигло 15%. Это немного, в развитых странах в разы больше. Но и пирамида ГКО в 1998 году была небольшой в процентах ВВП, однако высокая стоимость обслуживания долга сделала свое дело. Плюсы скромного объема долгов физлиц гасятся высокой стоимостью их обслуживания и тем, что долги эти в основном краткосрочные. 


В итоге, по расчетам ведущего эксперта Центра структурных исследований Института Гайдара Михаила Хромова, доля располагаемых доходов россиян, направляемая на погашение кредитов (11%), уже превысила соответствующий показатель в США (10,5%), притом что в США долги физлиц составляют 78% ВВП. 


В случае резкого падения цен на сырье новый кризис неминуем. И выбор будет невелик: либо девальвация рубля, либо сокращение бюджетных расходов. 


14 августа 1998 года президент Борис Ельцин заявил: «Девальвации не будет. Это я заявляю четко и твердо. И я тут не просто фантазирую, это все просчитано...» Спустя три дня объявили дефолт. 


Сейчас российские власти говорят, что «рецессии не будет» (глава Минэкономики Алексей Улюкаев). Зато возможна долгосрочная стагнация. Можно ли ее называть кризисом, нет — это все в большой степени игры с терминами, однако в любом случае следует напомнить: зависимость России от внешнего шока не просто велика, а еще и растет. Растут и внутренние риски: эксперты всерьез обсуждают возможность обрушения пирамиды потребительского кредитования.


© VIA kommersant.ru