2022: Программа закрытия экономики "Крепость России". Концепция для Президента. Автаркия. Изоляция

 Расскажу про аналитический доклад: КРЕПОСТЬ РОССИЯ. Концепция для Президента

Исходя из этого документа, можно сделать вывод, что 2022 год — это просто часть плана закрытия экономики по программе “Крепость Россия”.

История этого аналитического доклада — почти детектив. 

говорят, он попался на глаза Владимиру Путину еще в 2004 году. 

Ссылка на статью под видео novayagazeta.ru/articles/2004/03/15/22740-krepost-rossiya-kontseptsiya-dlya-prezidenta

Доклад вызвал страшный скандал в политическом истеблишменте еще до выхода в печать, поскольку сама возможность его размещения на газетных страницах была воспринята неоднозначно. 

Скандал оправдан. 

Хотя бы потому, что слишком многое в этом тексте созвучно новому политическому курсу, которым идет наша страна. 

История последних лет доказывает: подобные доклады случайно не появляются и бесследно не исчезают.

18 лет назад это казалось бредом, а сейчас выглядит реализуемым планом. 

Рекомендую внимательно почитать и сверить попунктно с уже реализованными шагами.

Доклад,  базируется на допущении — что можно выстроить автаркичную экономику с двузначными темпами роста.  

Защищая это тезис, приводят в пример СССР, однако, рассматривают тот период истории в отрыве от общемирового развития.

 темпы роста ВВП в СССР были ниже, чем в странах-лидерах как по абсолютным, так и по относительным показателям. 

И кроме того, с тех пор только укрепилось правило, что рост может обеспечить только крупный рынок, что и привело к объединению и так не маленьких стран Европы в ЕС.

Однако, план «крепости» в части идеолого-гуманитарной, а также институциональной структуры реализуется как часы. 

Похоже озвученные «новые методы управления, приходящие на схему архаично-рыночным принципам» — это реальная попытка построить автаркию?

Что Вы думаете по этому поводу? 

Пишите в комментарии.

Изоляционизм есть такой уклад существования нации и созданного ею государства, при котором контакты с внешним миром относительно невелики и взаимодействие с ним во всех сферах общественной жизни — экономике, политике, культуре, идеологии, религии — малосущественно и несравнимо по значимости с внутренними влияниями. 

При всей краткости этого определения из него следуют. 

Во-первых, в нем ничего не сказано об административных запретах, и не случайно — малочисленность контактов может проистекать как из запретов, так и из объективного существования тех или иных барьеров, делающих запреты ненужными. 

до начала двадцатого века экономика США была вполне изоляционистской — внешняя торговля составляла менее пяти процентов ВВП.

в современной России — до 50%. 

Во-вторых, малочисленность контактов не означает их полного отсутствия. 

Предвидя реакцию большинства людей на «новый изоляционизм», авторы концепции отмечают, что «кроме рыночно-открытых и государственно-закрытых бывают, хотя и реже, и экономики нерыночные, но открытые.

например, экономики почти всех нефтяных стран Ближнего Востока.

и «именно «открывание» и экономики и привело» Россию к «плачевному результату».

не открытость экономики определяет качество, ассортимент и доступность колбасы, а рыночность, благодаря мотивированности собственника, конкуренции и естественному отбору субъектов рынка. 

И если экономика России совершит поворот к изоляционизму, но сохранит имеющийся ныне рыночный принцип организации, то аскетичной она не будет, как не была аскетичной экономика рекордсмена XX века по экономическому росту — Германия 30-ых годов 20 века.

несмотря на провозглашенный приоритет пушек над маслом, в нем производились не только «тигры» и «пантеры», 

но и революционные для своего времени (притом доступные народу по цене) «фольксвагены».

 А какие темпы экономического роста необходимы России, чтобы догнать, например, США по ВВП на душу населения, допустим, за тридцать лет? 

годовой рост экономики России  должен для выполнения поставленной задачи стабильно превосходить рост экономики американской примерно на 9% в течение тридцати лет.

То есть, при принятии средней цифры роста в США в 2% составлять 11%.

Реален ли рост в 11% в год на протяжении тридцати лет? 

при мобилизации всей нации на решение этой задачи теоретически возможен.

 Но вот что точно нереально — это иметь рост в 11% в стране с открытой экономикой, интегрированной в мировую, когда в остальной части мира имеет место рост 2%-ный. 

Потому что глобальная экономика  — это система сообщающихся сосудов, в которой ни один участник не может сильно выделяться, поскольку перетоки капитала и ресурсов, изменение валютного курса и т.д. быстро это выравняют. 

в общей теории систем есть закон: 

один элемент системы не может быть в состоянии качественно ином, чем вся система. 

Таков, собственно, вывод приведенного анализа: 

при открытой экономике не светит нам сравняться по удельному ВВП с развитыми странами. 

Улучшится вдруг у них экономическая конъюнктура — возможно, улучшится и у нас; но значительно сократить с ними разрыв не получится никак.

А может, и ничего страшного? 

 Дался он нам, этот удельный ВВП! 

Ведь удельный ВВП прямо влияет всего лишь на уровень жизни — военно-политическая мощь страны зависит исключительно от ВВП общего. 

Так вот, по общему ВВП у нас еще хуже, потому что население у нас не меньше: 

по сравнению с Америкой — в два раза,

 а со всем Западом (Америка плюс Европа, даже без Японии и иных) — в пять раз. 

Общий наш ВВП сейчас меньше американского не в десять—двенадцать раз, как удельный, а в двадцать—двадцать пять (формально в 30). 

Вдумайтесь: соверши мы невозможное и догони США по ВВП на душу населения (для этого надо не удвоить ВВП, а «упятнадцатерить»), 

наш общий ВВП, а следовательно, и военно-политическая мощь, будет в пять (!) раз меньше, чем у западного блока. 

И консолидировать в руках власти существенно большую долю этого ВВП, как делал СССР, не получится, что приводит к в недовольству населения и его отказу поддержать власть. 

Так мы и подошли к тому, что: 

открытая экономика, при ее принципиальной невозможности догнать Запад, надежно ведет Россию к исчезновению как государства. 

Ну а при закрытой-то экономике есть ли на что надеяться? 

закрытая экономика, в отличие от открытой, есть сосуд изолированный, а не сообщающийся с другими.

ну а возможно ли накачать уровень воды в изолированном сосуде выше, чем в других, — зависит только от усилий качающего. 

но вся история русского народа разве не свидетельствует о способности к сверхусилиям? 

Но вот стоит только открыть краник, соединяющий с другим сосудом, и вы можете качать хоть со скоростью звука — все будет уходить в другие сосуды, что и происходит с нашей экономикой последние 30 лет.

При этом те, кто призывает сделать у нас условия для капиталов лучше, а не хуже, чем у других, и тогда к нам вернутся не только наши, но и потекут чужие, сами не ведают, о чем говорят. 

В глобальной экономике они должны для этого стать не просто хорошими, а лучшими в мире.

 А собственные уведенные капиталы в массе своей не вернутся ни при каких обстоятельствах, потому что настоящий вор  никогда не поверит, что его реально простят, потому что это противоречит его же здравому смыслу и сам бы он так никогда не сделал.

Так что надеяться на то, что при открытии краника с другим сосудом потечет к нам, а не от нас, не стоит. 

Сверхусилий же не надо пугаться — они не обязательно означают жертвы, а могут быть всего лишь избавлением от некоторых стереотипов. 

Если экономика наша будет надежно изолирована, а в общественной жизни будут четко разделены и разведены сферы власти и капитала, 

то в финансовой сфере можно допустить невиданный либерализм, который сделает русский капитализм самым эффективным в мире, способным таки догнать и перегнать Запад. 

Возможна, например, полная либерализация криптовалют.

И Россия может стать мировым центром крипты.

Итак, нет в стратегическом плане более важной задачи для России в экономической политике, чем провозглашение автаркии как цели и, соответственно, подготовка, поворот и собственно движение к ней. 

Автаркия — это экономический режим самообеспечения страны, в котором минимизируется внешний товарный оборот. 

экономика, ориентированная внутрь, на саму себя, на развитие без связей с другими странами, закрытая экономика, экономика, предполагающая абсолютный суверенитет.

Подготовка должна включать разработку идеологии, обосновывающей необходимость этого, и убеждение в ней значительной части общества.

Сам поворот к автаркии должен включать увязанное по времени дестимулирование экспорта и импорта, с одной стороны,

и вывоза и ввоза капитала — с другой.

Наилучшим инструментом для всего этого является отмена конвертируемости рубля и ужесточение валютного и в целом финансового регулирования, т.е. упор на администрирование движения денег, а не товаров.

Само ужесточение валютного регулирования должно включать обязательную 100%-ную продажу валютной выручки от экспорта и разрешение приобретения валюты исключительно под импорт со строгим контролем этого.

Само это приобретение должно делаться только у государства и по курсу, заниженному по отношению к рублю. 

Лучше, если курс был бы жестким.

Принцип для определения приоритетности дестимулирования импорта должен быть таков: 

производится ли нечто в стране сейчас (имеется в виду сопоставимого качества), а если нет, то может ли такое производство начаться и в какие сроки.

Скажем, кофе у нас не растет следовательно, валюта для его закупки будет продаваться всегда.

 А вот есть некий товар, который у нас не производится, но, если предприниматели начнут инвестиционный цикл в этом году, начнется производиться через два года и в количествах, покрывающих весь спрос, — через четыре; 

тогда объявляется, что валюта под приобретение этого товара продается по низкому курсу еще два года, 

третий год — по существенно более высокому, а с четвертого перестает продаваться вовсе. 

в послевоенной сверхкапиталистической Японии восстановление экономики шло именно так, только еще жестче: 

валюта не продавалась импортерам даже на ввоз антибиотиков в разгар эпидемии стрептококковой ангины, хотя в стране они не производились, а только на сырье и оборудование для производства. 

Механизм дестимулирования экспорта, помимо перевода его на рубли, еще проще — это экспортные пошлины. 

Причем если конечной целью по импорту является полное его искоренение, то по экспорту таковой целью является именно дестимулирование, чтобы он не составлял значимой части ни в общем ВВП, ни в отдельных отраслях.

Могут спросить: 

а экспорт-то чем мешает, особенно если он представляет глубоко переработанную продукцию и идет в страны, заведомо не являющиеся нашими противниками? 

важно, чтобы все хозяйствующие субъекты постепенно привыкли,  что все для них — и обогащение и разорение, и возвышение и падение, и счастье и несчастье — находится только России, и нигде больше;

 и если уж вдруг в границах станет тесно, то не пересекать их надо, а расширять. 

Тогда, и только тогда, опять станет Россия державой, а не территорией, а мы все — нацией, а не населением.

иностранные инвестиции являются безусловным вредом. 

То, что мы все считали их благом, просто основывалось на ложной посылке, 

Вкладывают фирмы в создание своих филиалов, обычно чисто сборочных или упаковочных, что, по сути, просто импорт. 

Заработанные деньги они стараются вывезти из России, а аргумент про создаваемые ими рабочие места рассчитан на дилетантов, 

если на данный товар есть спрос, то не построй иностранцы фабрику по его выпуску, ее построит русский инвестор, и рабочих мест на ней будет ровно столько же. 

Те же принадлежащие иностранному капиталу предприятия, которые уже существуют, не надо национализировать — достаточно объявить, что заработанные ими рубли государство не будет обменивать на иностранную валюту, а покупка ее на рынке невозможна. 

Конечно, весь мир при этом совершенно справедливо скажет, 

что теперь уж точно никогда, ни через сто лет, ни через двести, никто не будет вкладывать деньги в Россию — и это особенно радует и греет душу.

Возникает еще вопрос о том, как обеспечить возможность людям выехать за границу в отпуск — климатом Бог Россию, увы, не побаловал. 

Необходимо предоставить каждому гражданину возможность поменять в течение года, по официальному (высокому для рубля) курсу, определенный процент его налогооблагаемой базы, то есть «белого» заработка, за этот год. 

Для дестимулирования экспорта-импорта крайне эффективны различные нетарифные барьеры: 

другие стандарты в технике, другие санитарные и пищевые нормативы. 

Все это не блокирует импорт, но усложняет его и удорожает.

Так, кстати, защищает себя Америка, где все другое, чем в остальном мире, — не только меры, но даже частота и напряжение в электросетях. 

Принципиально же микроэкономика при изоляционизме не должна отличаться от таковой в нынешней экономике.  

Необходим иной подход к антимонопольной политике. 

 35% рынка как предельно допустимый уровень монополизации недопустимо высок для изолированной экономики и должен быть понижен процентов до 20. 

Захват более 20% рынка группой афиллированных структур должен быть просто запрещен, независимо от добросовестности поведения в ценообразовании и т.п.

Как самая первостепенная микроэкономическая задача государства  должно рассматриваться ограждение бизнеса от любых сдерживающих его рост факторов — а это в первую очередь административное давление. 

чиновник мэрии, пришедшие к владельцу магазина с требованием дани, должны рассматриваться как покушающиеся на жизненные интересы государства, даже на оборонные интересы, с соответствующими выводами.

Губернатор, выстраивающий в области свой бизнес путем удушения любого иного, должен быть, как писали когда-то в царских указах, 

«закован в железы и привезен в Москву для казни» не в меньшей степени, чем если он будет пойман на сговоре с вражеской державой. 

Государственное устройство может быть при автаркии любым: 

и президентской республикой, и парламентской, и диктатурой,  в т.ч. и точно таким, как сейчас. 

Важно лишь при выборе полностью перестать оглядываться на мнение других стран, а их опыт использовать критически.

при определении оптимального для нас государственного устройства не следует учитывать мнение Запада или кого-то еще или бездумно копировать их опыт. 

Во внешней политике перемены должны быть существенно более разительными.

при уже установившейся автаркии, вообще нет нужды в какой-либо внешней политике — она сводится к разведке и выстраиванию на ее основе оборонной политики. 

в промежуточный период перехода к автаркии внешняя политика должна  четко заявить всему миру:

мы не будем поддерживать никакие страны в их противостоянии Западу или кому-то еще и мы не будем поддерживать Запад в противостоянии с ними. 

Мы не будем поддерживать ни международный терроризм, ни борьбу с международным терроризмом. 

Мы не будем поддерживать все это ни материально, ни морально — ни дипломатическими усилиями, ни деньгами или ресурсами, ни военной силой. 

В равной степени мы не будем принимать участия и в обсуждении этих вопросов.

Мы вообще уходим от любых многосторонних отношений. 

Поэтому мы начинаем процесс выхода из всех многосторонних международных организаций: 

и европейских, и мировых, который мы завершим выходом из ООН. 

А разве вам не угрожает международный терроризм?

 Угрожает, ответим мы, но мы сами будем бороться с этими угрозами, потому что не верим в поход против своих врагов совместно с другими своими врагами. 

Мы можем рассчитывать лишь на себя, и поэтому, если у нас есть данные, что,

 например, Саудовская Аравия (или организации, находящиеся на ее территории) финансирует террористов на территории России, мы поговорим с руководством этой страны о том, что если еще один раз мы узнаем такое, то без предупреждения  найдем желающих устроить небо в алмазах над Эр-Риядом (с нашей небольшой помощью).

И если Великобритания или Испания в очередной раз откажут нам в выдаче наших преступников, мы скажем: что же, это ваше право, вы нам ничего не должны. 

Но мы громко заявим: если к нам приедет любой из разыскиваемых в ваших странах, милости просим! 

 И это относится в том числе и к ирландским, и баскским террористам.

Этот же принцип эквивалентности необходимо применять и в других вопросах двусторонних отношений. 

Американцы говорят, что им больше не нравится Договор по ПРО и они не собираются более соблюдать его — что ж, это действительно их право. 

Ну а наше право, точнее даже обязанность перед своей землей, — выйти из Договора по запрету ракет средней дальности. 

Наше право — выйти из Договора по ограничению распространения ракетных технологий, а в перспективе — и из Договора по нераспространению ядерного оружия. 

Время договоров прошло, и в этом американцы правы. 

Но, используя принцип «вы делайте что хотите, а мы ответим так, как сочтем нужным», необходимо избежать ошибки времен «холодной войны» и не дать навязать себе непосильные ответы, подсунутые врагом. 

СССР раз за разом давал втянуть себя в тяжелейшие гонки, чтобы было все «как у них», вместо выбора дешевых и выгодных аcимметричных вариантов. 

Сложнее всего с идеологией. 

в этой сфере не так уж много чего добьешься самыми простыми! запретительными мерами, 

К тому же, нет у нас сейчас объединяющей идеи, причем естественно противостоящей Западу, идеи, какой был коммунизм. 

И еще потому, что низкопоклонство перед Западом с какого-то момента (наверное, с Петра I)  пропитало все наше общество.

Тем не менее для успеха автаркического проекта идеологический компонент необходим. 

 пример, спорт: 

международные (читай: западные) политики от спорта, используя в качестве предлога борьбу с допингом, решили выжить Россию из спорта высших достижений, 

Поэтому, участие в международном спорте надо сворачивать —  с полным отказом от любых, кроме внутренних российских и иногда двусторонних с какой-либо дружественной страной, соревнований.

Но,  при нынешней общедоступности любой информации это непросто, да и реакцию у людей вызовет острую.

Поэтому, необходимо придумать новые виды спорта, сильно отличающиеся от известных в мире, которые будут достаточно зрелищными, и создать на них моду. 

ровно так само собой (или не само собой?) сложилось в Америке: 

в две самые популярные у них игры — американский футбол и бейсбол — не играют больше нигде, 

а в две следующие по популярности — баскетбол и хоккей с шайбой — не играли нигде больше до середины ХХ века; 

в самую же популярную в остальном мире игру — футбол — не играют в Америке.

Не надо думать, что придумать такое искусственно невозможно: 

это вариант стандартной маркетинговой задачи 

«придумать новый продукт с такими-то качествами, который придется по вкусу потребителям». 

При этом, когда корпорации дают задание маркетологам разработать новый продукт, они всегда напоминают: не забывайте о философии нашей корпорации.

Так же при переходе к изоляционизму должна поступать корпорация Россия.

Каковой же может быть эта философия — при том, что здесь идет речь о философии в потребительско-бытовом смысле, как у корпораций, а не в высоком? 

начиная с Хрущева корпорация СССР имела следующую «бытовую» философию: 

у нас беднее, но безопаснее, надежнее и, главное, справедливее.

Конкурирующая корпорация, Запад, имела такую: 

у нас богаче и свободнее, но, главное, у вас — скучно и беспросветно. 

Это последнее и оказалось решающим — в острой конкурентной борьбе идей нас победил имидж Запада не как места, где есть разделение властей, суд присяжных или свобода инвестирования, а как места, где Голливуд, джинсы и рок-музыка.

По правилам межкорпоративной конкурентной борьбы проигравшей стороне следует на этом, как на индикаторе вкусов публики, строить стратегию реванша. 

Учитывая, естественно, те существенные разнородные измерения, которые произошли в западном обществе. 

А они таковы: 

а) торжество политкорректности и единомыслия, усиление контроля в целях безопасности; 

б) усиление пуританизма при обилии внешних элементов порнографии; 

в) уменьшение сексуального и психического здоровья, возрастание «заметности» гомосексуализма; 

г) «виртуализация» жизни в сочетании со снижением готовности к риску в жизни реальной — от дополнительных мер безопасности во всех видах спорта до отказа от потерь в войнах;

 На основе этого легко формируется выигрышная маркетинговая философия корпорации Россия: 

у вас занудное, суррогатное и импотентное, притом грязное, существование;

а у нас хоть пока и победнее, но свободная и — главное — настоящая жизнь.

как будут учитывать вышесказанное?

 путем ограничения порнографии, ограничения гомосексуализма (в смысле не введения наказаний, а демонстрации общественного неприятия), 

большего «возвеличивания» военно-силовых атрибутов, 

жесткого ограничения ненатуральных компонентов в пище. 

 С остальным из вышеизложенного — плюрализмом и отсутствием политкорректности, 

сексуальной свободой,

 презрительным отношением к психоанализу, 

жестокостью общества и готовностью к своим и чужим потерям — у нас все и так обстоит нормально. 

Поэтому, кстати, не надо нам бороться с некоторыми вещами, с которыми бороться хочется, — например, с крайними деятелями:

 их надо, наоборот, «охранять», поскольку их сохранение усиливает наш имидж относительно свободной страны по сравнению со все более шагающим в ногу Западом. 

Некоторые вещи, однако, на которые придется пойти, будут достаточно противоречивыми — 

например, легализация наркотиков либо большей их части, 

или радикальная интернет-цензура,

 или легализация полигамного брака, или что-либо иное.

 Но надо все время помнить, что обсуждающаяся здесь задача — идеологическое обеспечение изоляционизма путем создания непреодолимых цивилизационных различий — решается не столько ограничениями, сколько созданием нового, своего, как это излагалось для спорта. 

Так же надо поступать и в музыке, и вообще в культуре и искусстве, и в моде и т. д.

Эти подходы, потребуют совсем другой, чем мы привыкли, специфики идеологической работы. 

При изоляционизме идеологическая работа станет набором политтехнологий, инструментально делающих упор не на цензуру, а на пиар. 

Вот в советское время боролись с западной музыкой. 

Но боролись глупо, кося под одну гребенку и то, с чем можно было и побороться, и отечественный рок, и вообще все выходящее за рамки наших тогдашних ВИА. 

А главное —  с обратным результатом, на пустом месте создавая поклонников Запада. 

А вот в изоляционистском будущем идеологические политтехнологи подойдут к этому вопросу совершенно с другими установками: 

создать и популяризовать новые музыкальные направления, по сравнению с которыми про современную западную музыку можно будет сказать: старье и дешевка! 

Для создания серьезных цивилизационных различий придется еще придумывать и популяризовать новые социальные структуры и институты. 

 Придется вводить общественную моду на те или иные вещи, причем противоположные общемировым тенденциям.

например, на многодетность, распространить которую чисто социально-экономическими методами невозможно. 

 в политической, и экономической  жизни необходимо культивировать и пропагандировать различия, также сводя их к общепонятной «философии». 

Доллар держится на честном слове, потому что отношение денежной массы к ВВП в США чудовищное. 

Огромная часть экономики приходится на рынок акций, весьма значимая часть которых по своей цене потеряла всякую связь с реальностью.

 А у нас истинно публичных (то есть без реального хозяина) акционерных обществ нет и не будет, как и значимого рынка акций. 

Вот вам и философия: 

у нас — настоящие деньги и свобода бизнеса,

 а у вас — олигархия в союзе с плутократией, держащие вас на крючке суррогатных денег и смешных бумажек.

Еще полезнее ввести радикальные нововведения в систему правосудия — например, не просто легализовать, а предписать широко использовать в следствии и суде допрос с психотропными средствами. 

Это (или что-то иное) позволит сказать: у вас — продажные суды, обогащающие только адвокатов, а у нас никто не скроет ничего и никто не может быть осужден невинно.

Очевидными являются ряд изменений, которые при переходе к изоляционизму надо внести в общеобразовательные программы, — в первую очередь это касается полного сворачивания изучения иностранных (читай: западных) языков. 

Упор на их изучение, тем более углубленное, делаемый ныне, есть самый четкий признак колониальной самоидентификации нации и упрощает выпускникам в основном одно — эмиграцию и ассимиляцию в западных странах. 

Не менее важно изменение отношения к отечественной истории, которую надо перестать поносить, в том числе — и особенно — советский период. 

Потому что отношение к своей истории, в особенности как к предмету изучения в школе, в принципе не должно быть критическим — чего бы в ней ни было, — а только героическим. 

Изучая периоды, в которые наша держава добивалась величия особо кровавым путем, не надо ни стыдиться этого и охаивать собственную нацию, ни радостно восклицать: и правильно! 

Вместо этого надо сказать себе: 

проанализировав, мы решили, что так мы больше не будем и в следующий раз будем добиваться того же более христианскими способами; 

но все равно мы гордимся достигнутым величием. 

Американцы не особо стыдятся геноцида индейцев, 

англичане — колонизации и лишения свободы трети мира, 

а французы — наполеоновских завоеваний, хотя, может быть, в другой раз они так не будут.

Что касается науки, то здесь изменения должны быть еще более радикальными. 

Раньше самыми важными научными направлениями, со всеми вытекающими последствиями, считались те, которые считаются самыми важными на Западе. 

На смену этому должен прийти прямо противоположный принцип: 

а зачем в век свободных потоков информации у нас вообще заниматься теми направлениями, которые считаются основными за границей? 

Здесь речь идет, естественно, о фундаментальной науке — организация прикладной науки есть часть либо бизнеса, либо оборонной политики.

Ведь фундаментальная наука добывает новые знания — так зачем нам добывать их там, где их вполне успешно добывают и без нас? 

Почему бы нам просто не читать их в открытой печати (или в закрытой — разведку у нас никто не отменял) и не использовать в своей научной работе, которую вести в тех областях, которые не считаются на Западе направлениями главного удара? 

Боязно или вообще кажется неправильным вовсе отказаться от многосторонних международных отношений и выйти из всех международных организаций? 

Давайте выйдем для начала из Совета Европы — организации занимающей совершенно откровенно антироссийские позиции. 

Ну что нам за это будет? 

Германия и Франция перестанут закупать наш газ, который нечем заменить и который к тому же проплачен на несколько лет вперед? 

Да нет, только больше считаться с нами и уважать будут — не любить, конечно, но нас и так не любят, да и зачем нам, если вдуматься, их любовь?

Вероятно, что российское руководство сделает этой программе уже почти 20 лет.

И, еще, подмечено, что главной движущей силой и истинным символом многовековой российской истории является не двуглавый орел, а жареный петух. 

а Россия начинает действовать только в минуту крайней опасности.

И, представьте, лет через десять спрашивает иностранный журналист у нашего какого-нибудь руководителя: 

какой реакции на какое-то действие России он ожидает от госдепартамента США? 

И тот в ответ не начинает юлить,  что мы, дескать, все делаем правильно; и даже не заявляет, что это не их дело.

 А недоуменно спрашивает: госдепартамента чего?

ИТОГОВЫЕ ТЕЗИСЫ

Отставание России в экономике от Запада, а теперь и Китая благодаря политике 90-х годов столь велико, что преодолеть его даже за несколько десятилетий можно, только имея постоянные сверхвысокие темпы роста. 

А поскольку Запад и Китай в своем экономическом развитии в это время тоже не будут стоять на месте, то темпы роста должны быть не просто сверхвысокими, а все время очень сильно опережать их темпы роста.

В открытой экономике это принципиально невозможно.

Если мы не ликвидируем или хотя бы не сократим радикально это отставание, нас неминуемо в обозримом будущем ликвидируют как независимую страну и отдельную цивилизацию.

Следовательно, нам надо переходить к закрытой экономике. 

Это тем более актуально, что в сложившемся мировом порядке воспользоваться самыми сладкими плодами экономики открытой нам никто не даст.

Закрытая экономика может обеспечить потребные темпы роста, если будет еще более либеральной, в частности более остроконкурентной, чем западная. Никакого возврата от рынка к госпланированию при этом не требуется.

Чтобы выстоять в противостоянии с Западом, избежать которого мы не можем, помимо смены экономической политики и для того, чтобы такая смена стала возможной и рабочей, нужна и существенная смена идеологии.

Основным инструментом такой смены является создание существенных отличий от Запада в разных сферах жизни, укладывающихся на определенный вектор и тогда становящихся цивилизационными барьерами. 

Такие барьеры сильно изменят весь менталитет нации.

Внешняя политика, кроме как в отношении небольшого количества дружественных стран, должна базироваться на значительной, хотя и не полной, изоляции от окружающего мира, в том числе на полном отказе от участия в многосторонних международных отношениях.

 Двусторонние отношения должны перейти на жестко прагматическую основу с полным отказом от общечеловеческих ценностей, как и вообще от всего, кроме своих интересов.

Все эти изменения в экономической, идеологической, внешней, а если понадобится, то и внутренней политике взаимно усиливают друг друга. 

В совокупности они образуют концепцию «КРЕПОСТЬ РОССИЯ».

Эта концепция нужна на несколько десятилетий, чтобы выиграть очередную холодную, а если придется, то и горячую войну.