Книга на полку. Назаретян А.П. "Антропология насилия и культура самоорганизации". Описание и отзыв.

Официальная аннотация:

В настоящей книге исследованы предыстория и эволюция социального насилия, а также последовательно совершенствовавшиеся механизмы культурно-психологического контроля над агрессивными импульсами. Подробно обсуждена гипотеза техно-гуманитарного баланса, ее эмпирические основания, следствия и выводы. Для верификации гипотезы приведены сравнительно-исторические расчеты, демонстрирующие, что в долгосрочной ретроспективе с ростом технологической мощи и демографической плотности коэффициент кровопролитности общества (отношение среднего числа убийств и единицу времени к численности населения) не возрастал, а наоборот, неустойчиво снижался. Показано, что всякая технология несет с собой угрозу для общества, но лишь до тех пор, пока она психологически не освоена; после этого технология тем менее опасна, чем потенциально более разрушительна. Крупным планом выделены переломные фазы общечеловеческой истории, ставшие творческим ответом культуры на антропогенные кризисы. Проанализированы механизмы обострения и преодоления таких кризисов. Через призму исторического опыта рассмотрены кризисы современной цивилизации и сценарии дальнейшего развития событий.

Отзыв о прочитанном:

В книге сформулирован закон техно-гуманитарного баланса:

«Чем выше мощь производственных и боевых технологий, тем более совершенные средства культурной регуляции необходимы для сохранения общества».

Показано, что на каждый вызов поступавший от появления новых технических возможностей смертоносной агрессии, уровень культурного сдерживания повышался соответственно, что восстанавливало техно-гуманитарный баланс. На основе этой гипотезы в главе §3.5. «Мораль бронзы» и «мораль стали»: загадки осевой революции объясняются причины возникновения осевых религий: конфуцианство, буддизм, иудаизм и др. Объясняется, что широкое распространение стального оружия превратило любую агрессию в потенциальное убийство. В связи с чем были выработаны культурные противовесы в виде осевых религий:

«Бронзовое оружие было дорогим, хрупким и тяжелым. Войны велись небольшими профессиональными армиями, состоявшими из физически очень сильных мужчин; подготовка и вооружение таких армий были делом весьма дорогостоящим. Найти адекватную замену погибшему воину было трудно, поэтому своих берегли, а врагов в бою стремились истребить как можно больше. Пленных убивали, в рабство уводили женщин и детей, а повиновение покоренного населения достигалось методами террора.

Стальное оружие значительно дешевле, прочнее и легче бронзового, что позволило вооружить все мужское население; место профессиональных армий заняли своего рода «народные ополчения». Сочетание же новой технологии с прежними военно-политическими ценностями сделало вооруженные конфликты раннего железного века необычайно кровопролитными [Берзин 1984]. Эта беда коснулась в равной мере всех регионов распространения железа, от Ближнего Востока до Китая. «Войны стали постоянным явлением, они отличались упорством и особой жестокостью. Речь идет уже не о прежних колесничных сражениях знати, своего рода аристократических турнирах, — теперь в бой вступают массы воинов пеших и конных, вооруженных железными мечами, луками и дальнобойными арбалетами» [Вигасин 1994, с. 184].

В таком контексте осевая революция более не выглядит чудом. Подстройка культурно-психологической регуляции к новым инструментальным возможностям стала альтернативой депопуляции и саморазрушению передовых обществ на всей цивилизационной ойкумене — и, даже при сравнительно слабой коммуникации между регионами, почти везде реакция оказалась адекватной».

   Также в этой главе обсужден вопрос: принесли ли ближневосточные религии (христианство, ислам) «прогрессивные» или «регрессивные» изменения в систему культурной регуляции.

Далее для доказательства, что:

«в долгосрочной ретроспективе с ростом технологической мощи и демографической плотности коэффициент кровопролитности общества (отношение среднего числа убийств и единицу времени к численности населения) не возрастал, а наоборот, неустойчиво снижался»

были проведены исторические исследования, сделаны выводы:

«Обсуждая выводы гипотезы техно-гуманитарного баланса, подчеркнем со всей определенностью, что из нее не следует, будто люди со временем становились менее агрессивными. Не требует она и предположения о том, что возрастающие требования к индивидуальному поведению по мере усложнения социальной организации «могут быть связаны с определенными генетическими изменениями» [Боринская 2005, с.74] (а если таковые имели место, это к данной гипотезе не имеет отношения). Между тем в научной, в популярной печати, в радиопередачах и в «Интернете» периодически мелькают одобрительные или критические замечания в том духе, что авторы гипотезы постулируют снижение человеческой агрессивности в ходе исторического прогресса.

Суть гипотезы в том, что ограничение насилия не предполагает снижения агрессивности и может даже сопровождаться ростом ее уровня. Мне неизвестно о серьезных кросс-культурных или сравнительно-исторических исследованиях уровня агрессивности (а те, что известны, методологически слабо фундированы). Вероятнее всего, такое исследование выявило бы долгосрочную тенденцию к росту агрессивности людей по мере концентрации населения. Но с увеличением демографической плотности, агрессивности и технологических возможностей смертоносной агрессии умножались и совершенствовались условия ее превращения в социально продуктивные действия.

На наш взгляд, первичные данные в целом согласуются с предположением о том, что процент жертв насилия от численности населения на протяжении тысячелетий не возрастал и, вероятнее всего, неустойчиво сокращался. В некоторые эпохи, соответствовавшие обострению крупномасштабных антропогенных кризисов (XIV-XVII века новой эры, первые века 1 тысячелетия до новой эры — см. §§3.5, 3.6), происходили угрожающие существованию общества всплески кровопролитности. Но в ответ на исторические вызовы культура перестраивалась — и коэффициент вновь снижался до «приемлемого» уровня...»

   Также в книге сделана попытка обосновать «неизбежность социальных конфликтов и периодическое обострение антропогенных кризисов»:

«Прибегнув, как прежде, к синергетическому обобщению, мы видим два фундаментальных фактора, которые делали неизбежными социальные конфликты и периодическое обострение антропогенных кризисов и, в свою очередь, служили неизменным импульсом качественного развития.

Первым является исчерпаемость ресурсов для поддержания устойчиво неравновесных процессов, обусловливающая неизбежную конкуренцию. Вторым — парадоксальное стремление устойчиво неравновесных систем к неустойчивым состояниям. Диалектическое противоречие состоит в том, что такие системы, по сути своей, ориентированы на достижение и сохранение устойчивости, однако длительное состояние устойчивости создает в них внутреннее беспокойство.

В §1.3 приведены остроумные эксперименты, демонстрирующие, что уже крыса — животное с развитой психикой — не выдерживает длительного пребывания в «раю»: переживая страх и мотивационный конфликт, она все же тянется от уютного удовлетворения всех предметных потребностей к опасно неопределенной ситуации. Склонность к провоцированию неустойчивостей тем сильнее выражена, чем выше уровень неравновесия со средой, и человек — самая «синергетичная» (т.е. неравновесная) из известных науке систем — обладает им в наибольшей степени. Геополитические и экологические кризисы, войны и катастрофы порождаются не только и часто не столько «материальными», сколько «духовными» потребностями людей: бескорыстной тягой к социальному самоутверждению, самоподтверждению, самовыражению, самоотвержению, смыслу жизни, приключению и подвигу.

Приходится признать, что войны запрограммированы не только объективными обстоятельствами социального бытия, но и глубинными свойствами человека.»

В целом по материалам книги можно сделать вывод, что наличествует исторический тренд, в котором за каждым усовершенствованием методов насилия следовал ответ в виде культурной регуляции, устраняющий угрозу выживания цивилизации. Более того, насилие постоянно абстрагировалось и уходило в ментальные и виртуальные сферы (политическая демагогия Заратуштры, экономическая конкуренция и т.д.). Продолжая этот тренд, можно предположить, что дальнейшая виртуализация насилия будет и в будущем способствовать снижению «коэффициента кровопролитности общества». Но человеческая психика устроена так, чтобы постоянно самоутверждаться за счет борьбы, и если в какой-то момент: 1) вызовов выживания станет недостаточно или 2) виртуализация насилия не сможет скомпенсировать потребность в борьбе и страдании, или 3) вслед за появлением нового метода технического насилия не последует рост культурной регуляции, то возможен слом тренда на снижения уровня насилия.

П.С. Так как этот отзыв выходит на трейдерском портале, и дабы не подпадать под определение «оффтопа», дам вывод по трейдерскому применению этой концепции.

Еще раз возьму уже выше приводившуюся цитату:

«Прибегнув, как прежде, к синергетическому обобщению, мы видим два фундаментальных фактора, которые делали неизбежными социальные конфликты и периодическое обострение антропогенных (читай рыночных — А.Г.) кризисов и, в свою очередь, служили неизменным импульсом качественного развития.

Первым является исчерпаемость ресурсов для поддержания устойчиво неравновесных процессов, обусловливающая неизбежную конкуренцию. Вторым — парадоксальное стремление устойчиво неравновесных систем (читай рынка — А.Г.) к неустойчивым состояниям (читай трендам — А.Г.). Диалектическое противоречие состоит в том, что такие системы, по сути своей, ориентированы на достижение и сохранение устойчивости, однако длительное состояние устойчивости создает в них внутреннее беспокойство (читай рост волатильности — А.Г.)».

Вывод пессимиста: Short S&P500. Без плечей и стоп-лосов. С постепенным набором позиции. Для знатоков опционов шорт колов или шорт фьючерса с одновременной продажей путов, желательно дальних.

Вывод оптимиста: покупаем акции компаний занимающихся виртуальной реальности. Если цивилизация выживет, то это произойдет благодаря дальнейшей виртуализации насилия.